Амплуа девственницы - Татьяна Полякова

— Значит, так, сваливаешь сегодня с работы и дуешь в центр «Семья и здоровье» на Бакунина. Да, не забудь записать на календаре адрес, номер кабинета и фамилию врача. Вот прямо сейчас и пиши.

Записала? Так. Оттуда двигаешь в аэропорт. Сегодня один рейс в Москву, в двадцать два ноль-ноль. До этого момента он должен хватиться тебя и пойти по следу.

— Слушай, может, не надо всего этого? Может, я просто скажу…

— Не волнуй меня, деньги заплачены, врач готов, все дело за тобой. И помни: от того, как ты все это обтяпаешь, напрямую зависит наша дальнейшая счастливая жизнь. Отключи сейчас же мобильник, чтоб Марат забеспокоился. Удачи.

Конечно, я уже жалела, что дала свое согласие на эту авантюру, слегка пожаловалась на судьбу, разглядывая угол напротив, но заспешила к врачу, как и было условлено. Коридор был пуст, я устроилась возле окна, ожидая вызова. Ждать пришлось минуты две. Врач оказалась милой дамой лет сорока, мы прошли за ширму, после чего меня поздравили с тем, что я скоро стану мамой. Поздравили так убедительно, что я растерялась, пробормотала в ответ что-то невразумительное и спешно покинула центр, а потом сразу отправилась в аэропорт. Сидеть там несколько часов было скучно, и я позвонила Лерке.

— Твой рыщет по городу, — сообщила она весьма довольная. — Начал проявлять беспокойство часов с двенадцати. Позвонил мне, я, конечно, сказала, что ты на работе. Он поехал туда. Твоя Софья ответила, что знать не знает, где ты. На твоем столе он успел пошарить, потому что сразу поехал к врачу. Сашок за ним приглядывает. Врач говорить с ним отказалась по причине профессиональной этики. Отвалил ей триста баксов, этика перестала играть какое-либо значение, и Марат узнал, что станет папой. Сашок докладывает, парень разом поглупел и вроде как в прострации. Опять звонил сюда, очень ты ему нужна. Я сказала, что тоже не в состоянии найти тебя, вспомнила, что ты с утра искала свой загранпаспорт.

После этого он просто обязан закрыть вокзалы и аэропорт. Сейчас мечется в районе железки. Так что готовься, скоро твоя очередь.

От этих слов мне стало худо, и я бросилась в дамскую комнату. Кремом пользоваться не пришлось, я и так напоминала привидение. Выйдя из туалета, я нос к носу столкнулась с Маратом. Он, кстати, выглядел не лучше. С идиотским видом мы стояли и пялились друг на друга, после чего он взял меня за руку и сказал:

— Поехали домой. Я все знаю.

По дороге я разрыдалась и объяснила свой побег отчаянием. Разумеется, я хотела сохранить ребенка и очень боялась, что у Марата на этот счет свое мнение.

* * *

Не знаю, чего ожидала Лерка от моего дурацкого признания, но, по мне, так стало только хуже. Прежде всего пришлось переехать к Марату. Он вдруг впал в задумчивость, говорил мало, а смотрел настороженно. Возлагал руку на мой живот и замирал.

Иногда в животе урчало, в основном от голода, потому что на нервной почве у меня пропал аппетит и я таяла на глазах.

— Боже, какая я дура, — жаловалась я Лерке. — Как мне в голову пришло согласиться на это. Он меня убьет. Конечно, убьет. Он же псих. И правильно, между прочим, сделает. Я бы себя тоже убила.

— Жениться не предлагал?

— Что? Нет, это уж слишком. Послушай, надо срочно что-то делать. В конце концов, живот просто обязан расти. Ты не находишь? И когда он наконец уедет?

— Это вопрос не ко мне, — вздохнула Лерка. — Я бы его хоть сегодня проводила. Но что-то его здесь держит, причем крепко. Не догадываешься, что?

— Я буду каждый день ему письма писать, только бы он уехал.

— Не вздумай сказать ему такое.

— Я не успокоюсь, пока не услышу от тебя, как мы все это прекратим.

— Драматически, разумеется. Как же еще? Слушай, почему он такой грустный? Может, ты редко говоришь о своей любви?

— Помолчи, пожалуйста, без тебя тошно.

— Он переживает, — подал голос Сашок, хоть его и не спрашивали.

— Вот придурок, — покачала головой Лерка. Я-то думала, это относится к Сашуне, оказалось, к Марату. — Ну конечно, небось считает и так и эдак. И все равно в сомнениях. От ребеночка надо срочно избавляться, он нам теперь не в масть. Значит, так — завтра идешь обедать в «Сударушку», и по дороге тебя собьет машина.

— Ты спятила? — ахнула я.

— За рулем будет Сашок и сделает все в лучшем виде. Угонит тачку, комар носа не подточит.

— Ни за что, — заявила я.

— Не боись, машина «Скорой помощи» будет дежурить в переулке. Доставят в «Красный Крест», вечером тебе станет хуже, и тебя переведут в гинекологию. Последствие травмы и все такое.

— Это не годится. Он ведь не идиот. А если что-то заподозрит?

— — Он завтра в Москву уедет, на два дня. Вернется, когда дело уже будет сделано.

— Откуда ты знаешь?

— Аня, не волнуй меня и готовься лишиться ребенка.

* * *

Марат в самом деле отправился в Москву, о чем и сообщил, заехав ко мне на работу, а я отправилась обедать в «Сударушку». Я стояла на тротуаре и обливалась слезами, картина одна страшнее другой вставали перед моим мысленным взором. Зазвонил мобильный.

— Ты долго будешь так стоять? — возмутилась Лерка. — На тебя уже внимание обращают.

Я сделала шаг и зажмурилась, оттого все последующее не запечатлелось в памяти, кроме скрипа тормозов и воя сирены «Скорой помощи». Лерка перестаралась, и «Скорая» появилась даже раньше, чем Сашок сбил меня. Но ведь всегда можно сказать, что спешили на другой вызов. Далее все происходило, как и обещала Лерка. Меня увезли в больницу.

Первыми об аварии узнали мои сотрудники, Софья Сергеевна проявила инициативу: среди многочисленных номеров телефонов в моем ежедневнике нашла мобильный Марата и позвонила ему, едва все не испортив. Он бросился ко мне. На счастье, дорога была не близкая, оттого в больнице он появился ближе к десяти вечера. Я уже лежала в гинекологии, где врач, пряча доллары в карман, покачала головой и заявила, что за такие игры нас накажет бог. Это навело меня на мысли о покаянии, тут еще Лерка покинула палату, чтобы перехватить в коридоре Марата и подготовить, а я перепугалась и заревела так горько, точно на самом деле только что лишилась ребенка. И поклялась, что больше никогда, никогда…

Я лежала съежившись, в казенной ночной рубашке, испуганная и совершенно несчастная, так что, когда скрипнула дверь и я, обернувшись, увидела Марата, потянулась к нему навстречу и даже реветь уже не могла. Он обнял меня и сказал:

— Все будет хорошо. — И голос его дрогнул, а я с перепугу так в него вцепилась, что руки заломило. — Я тебя люблю, — сказал он. — Вот увидишь, все будет хорошо.

* * *

Все и было хорошо. Дней пять. Потом я не видела уже ничего хорошего в сложившейся ситуации, потому что он надумал на мне жениться. — — Зачем мне этот ненормальный? — выговаривала я Лерке. — Не о таком муже я мечтала.

— Мечтать тебе никто не мешает. Он любит тебя, ты его, так где повод для отказа? Это вызовет подозрения. А если он начнет подозревать, то есть копать… Слушай, мы уже столько всего натворили, нас утопить мало.

— Тебе легко говорить, а что мне прикажешь делать?

— Жить с любимым долго и счастливо. Знаешь, Аня, хорошая женщина и хорошая машина меняют мужчину и делают из любого придурка вполне приличного человека. Тачку он недавно купил, а из тебя жена — чистое золото. А потом, выбора-то все равно нет.

И я пошла под венец с Маратом, что послужило лишним поводом для моего недовольства.

— Нет бы просто расписались, — жаловалась я Лерке. — И добро бы в бога верил, а то ведь так, один выпендреж.

— Ему хочется, чтобы этот день остался в вашей памяти. И вообще с богом-то надежнее.

Лерка пребывала в отличном расположении духа.

Между делом выяснилось, что белобрысый куда-то исчез. Интересоваться его судьбой мне и в голову не пришло, но подозреваю, что он стал тем самым козлом отпущения.

По случаю нашей свадьбы Лерка поспешила воскреснуть. Оказалось, что она, упав в воду, каким-то чудесным образом смогла удержаться на поверхности, не приходя в сознание, и ее унесло далеко вниз по течению. При этом в результате травмы и долгого нахождения в воде она начисто лишилась памяти. Ее подобрали сердобольные рыбаки и определили в психиатрическую лечебницу, где она и проводила время вплоть до прошлой субботы, когда ее состояние улучшилось, а память неожиданно вернулась.

Надо будет узнать у Лерки, кто все это время отлеживался в психушке и в какую сумму ей это влетело.

В общем, у алтаря брачный венец надо мной держала Лерка. Сашок с огромным букетом под мышкой лыбился в дверях. Священник проникновенно говорил что-то о горе и радости, а Лерка зашептала мне на ухо:

— Аня, если уговоришь Марата работать со мной, десять процентов твои.

— Двадцать, — буркнула я.

— Это грабеж, — ахнула она. — Пятнадцать. Согласна?

— Да, — ответила я громко. Немного невпопад, зато с чувством.