Белоснежка и медведь-убийца - Дмитрий Валентинович Агалаков

мне? Не пойду, сказал! Плевать я хотел на такую работу! Я с призраками воевать не нанимался… Расчет я беру. Прямо сейчас. Увольняюсь!..

И тут они услышали три выстрела. И вопль! А потом все стихло. Были еще какие-то звуки. Отдаленный грохот и звон разбитого стекла. А потом едва уловимый крик: «Сюда! На помощь! Костя! Подыхаю ведь!..» Сомнений не было – это кричал Соколовский. И еще не было сомнений в том, что призрак исчез.

– Я это, – пробормотал Саша, – погорячился. Насчет работы.

– Со всеми бывает, – согласился Кирилл. – Пистолет есть?

– Разумеется.

– Пошли? – спросил Следопыт.

– Пошли, – кивнул водитель.

– Юля, Феофан Феофанович, оставайтесь тут, – приказал Кирилл.

– Сейчас, – бросила Юля.

– Я останусь, – успокоил ученика Позолотов. – Машину постерегу.

Кирилл, Саша и Юля вошли в дом. Саша по дороге вызывал полицию, Юля – «Скорую». В коридоре на полу лежал человек. Его голова была рассечена.

– Это Костя – охранник, – тихонько сказал Саша. – Убит?

Следопыт склонился над ним, приложил два пальца к сонной артерии.

– Живой. Его оглушили. Разбили голову.

Охранник Константин застонал. Они втроем прошли мимо, оглядели гостиную с камином, где сидели недавно, и пошли на стоны наверху. Лестница, второй этаж, коридор.

– Это я, Лев Семенович! Саша!

– Сюда, сюда! – хрипло, едва собрав силы, простонал хозяин.

Вот и спальня. Они вошли. Повсюду была кровь. На пороге ванной комнаты, ногами в спальню, лежал Соколовский. Все втроем, не сговариваясь, на какое-то мгновение замерли на месте. Правый бок Соколовского был вскрыт, разорван, часть кишок вывалилась из утробы, возможно, была повреждена печень. Он перебирал ногами в кровавой жиже, хватался за рану.

– Боже, – прошептала Юля. – Кирилл, мне сейчас плохо будет…

– Кто это был, Лев Семенович?! – бросился к тому Саша.

– Медведь, – едва слышно прошептал Соколовский.

Юля решала что-то важное.

– Бегите за аптечкой! – крикнула она Саше. – Быстрее! Я умею оказывать первую помощь! И обезболивающее нужно, у него болевой шок!

Саша немедленно убежал.

– Пить, – прошептал Соколовский.

– Принеси воды, – бросила девушка Кириллу.

– А где вода?

– Не знаю, ищи!

Кирилл тоже убежал выполнять ее поручение. Юля села на корточки перед Соколовским и подняла его голову:

– Лев Семенович, это был точно медведь?

– Да… Или тот, кто хотел походить на него…

– Мы слышали выстрелы. Вы ранили его?

– Да, – тихо ответил Соколовский, – поэтому он и сбежал.

Юля смотрела на истекающего кровью мощного старика и понимала, что времени у нее немного.

– Вам жить осталось недолго, считаные минуты, – твердо проговорила она. – А теперь скажите мне, и это навсегда уйдет со мной. В девяносто пятом году, в августе, кто из вас троих убил Дуняшу? Евдокию Панину – продавщицу из челябинского универмага?

– Откуда вы?! – Он осекся. – Откуда знаете?!

– Мы же экстрасенсы. Высокого класса, – печально улыбнулась она. – Но и нам не все дано. Это вы убили ее? Или Калявин? Или Чепалов? Влюбились все втроем? Не поделили? Я унесу эту тайну с собой. Клянусь вам. Расскажу только друзьям. Жизнью клянусь. Облегчите душу, Лев Семенович…

– Нет, мы не делили ее…

– Как все было?

– Это вышло случайно, на охоте… По глупости… Она попала под пулю… Я выстрелил в те кусты. Думал, медведь или кабан… А потом мы нашли ее всю в крови… Она умирала… Ее было не спасти… Понимаете?! А нам светили долгие тюремные сроки… Вся жизнь летела к черту… Наша и наших близких… Она просила отвезти ее в больницу… Но мы-то видели: ей не жить…

– И что дальше, Лев Семенович?!

Страдания от боли физической и душевной исказили его лицо.

– И тогда я приказал своим друзьям спустить курки, пока она еще была жива…

– Бог мой…

– Да! – резко, насколько ему хватало сил, проговорил он. – Мы все делали вместе – и это сделали вместе, и поклялись забыть…

– Но как же тело?

– Мы утопили тело в тех угодьях, там были болота; обвязали ее камнями; так утопили, что никто во веки не найдет… И с тех пор никто из нас больше не сделал ни одного выстрела. Никогда…

– Я так и думала.

– И не было ни одного дня, чтобы я не вспоминал о ней. По ночам я разговариваю с Дуней, моей Дуняшей… Часто… Всегда… И прошу у нее прощения…

– И что же она?

– Не отвечает… На этот вопрос… Только смотрит… Из каждого темного угла…

Напряжение в его шее ослабло. Кирилл и Саша прибежали одновременно. Один с бутылкой минеральной воды, другой с аптечкой. Юля опустила седую окровавленную голову Соколовского на пол.

– Он умер, – произнесла девушка. – Только что.

– Ты вся в крови, – сказал Кирилл. – Иди в ванную. Только на первый этаж.

– Хорошо.

Когда Юля смыла кровь, то ушла в гостиную, взяла телефон и набрала номер. Долго шли гудки, человек, несомненно, уже спал. Ничего, проснется…

– Алло? – наконец-то хрипло спросил старческий голос.

– Геннадий Егорович?

– Он самый. А кому не спится?

– Юлия Николаевна Шмелева.

– Кто?

– Специальный агент. Мы с вами говорили недавно.

– А-а, вы… Что ж вы в такое время звоните?

– Так надо. Убит еще один человек.

– Кто убит?!

– Догадайтесь.

– Лев?! Лев Семенович?

– Видите, гражданин Панкратов, все вы и сами знаете. А теперь признавайтесь, что вы мне не договорили? О чем умолчали?

– Да что же вы меня мучаете…

– Говорите быстро! – Она повысила тон. – Сейчас самое время рассказать! Или мне вновь приехать к вам? Но теперь это будет уже не дружественный приезд, Геннадий Егорович.

– Я скажу, скажу, – пробормотали далеко отсюда.

– Ну же, время не ждет. Дуняша, Евдокия Панина, фамилию который вы забыли, пропала в августе девяносто пятого года. Что дальше?

Панкратов заговорил, но не сразу.

– Лет через пятнадцать ко мне заявился молодой человек, лет двадцати пяти, он спрашивал, не знаю ли я что-нибудь об одной женщине. Показал ее фото…

– Ну, и кто это был?

– Она это была, она!

– Дуняша?

– А кто же еще? Она, Дуняша. Узнал я ее. Стало быть, пропала она тогда, в ту охоту. Не вернулась домой. Пятнадцать лет назад пропала. А теперь уж все двадцать пять. Вот откуда и те деньги, что перевел мне Соколовский. За эту пропажу.

– И кто он был, этот молодой человек? Он назвался?

– Конечно. Назвался ее сыном, только имени уже не вспомню…

– Плохая у вас память на имена. Илья Панин? Ну, говорите?

– Может быть. Старый я уже, Юлия Николаевна. А иные события и сам готов забыть, с радостью! Вот как это. – Его голос ожил, зазвучал по-иному. – Но вы мне обещали, что все это останется сокрыто…

– Я помню свои обещания, Геннадий Егорович. И он больше никогда не выходил