Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

Касымбек, стремясь подавить свою злость, чтоб она не выплеснулась, не была распознана глупцами весельчаками, шепнул Бабуру:

— С этим подпившим молодым шахом вы уже не поговорите, повелитель. Да и не волен он, всем Хадича-бегим распоряжается. Пойдемте, встретимся с его матерью.

— Неуважительно уйти до окончания угощенья, разве нет?

— Ваш покорный слуга обо всем договорился, бегим с нетерпеньем ждет вас…

Когда состязание аскиябозов кончилось и смех поутих, Бабур попросил разрешения у Музаффара-мирзы посетить бегим.

На всех трех ярусах огромного беломраморного дворца горели свечи. Бабур, Касымбек, Зуннунбек и сопровождающий их бек Бурундук (из близких Музаффара-мирзы) по мягким красивым коврам поднялись на самый верх. Обдумывая предстоящий непростой разговор, Бабур тем не менее шел и внимательно рассматривал изящные росписи на стенах — их сделали по приказу Шахруха для его сына, Байсункура, не равнодушного к искусству красок и линий.

Хадича-бегим встретила Бабура в самой богатой своей приемной. Не без умысла усадила его поодаль от себя, рядом со столиком, шесть ножек которого были вызолочены (настоящее золото!), а полированный верх разукрашен вставным перламутром. Бегим сидела прямо, выглядела для своих сорока пяти стройной и женственной; за ее спиной, на самом видном месте приемной, сверкал необычный розовый куст — с золотыми стеблями, изумрудными листьями и розами из рубинов. Золотой соловей сидел на веточке розы и держал в клювике ярко сверкавший бриллиант. В шелковых занавесях на дверях и окнах тоже посверкивали маленькие драгоценные камни.

Хадича была в серебристо-черном платье без украшений, лишь голубоватая конусообразная шапка на голове посылала в глаза тому, кто смел бы посмотреть на бегим прямо, свет редких жемчужин. Величественна, богата, но — скромна! Женская свита ослепляет пестротой нарядов, сама же властительница показывает, что придерживается иных вкусов и выше роскоши ставит разум.

Бабур, несколько опешив, не мог начать разговор, да и как говорить о сложных и тайных заботах государственных в присутствии этих… разряженных. Хадича-бегим улыбнулась спокойно-снисходительно.

— Мой мирза, вы наш родственник. А это — снохи мои, собеседницы, глубоко почитающие нас. — И вдруг добавила быстро, игриво: — Так что начинайте-ка беседу, не стесняйтесь.

— Благодарю вас, — только и выдавил из себя Бабур.

Свечи горели неярко: глаза и лица женщин, полускрытые тонкими белыми покрывалами, трудно было различить. Но покрашенные хной нежные руки, высокие груди и тонкие талии в плотно облегающих шелках говорили о том, что женщины молоды. Самая, по слухам, прелестная из жен Музаффара-мирзы и неутомимая в любви — Каракуз-бегим, приблизив губы к ушам свекрови, сказала ей что-то и тихо рассмеялась. Хадича-бегим тоже засмеялась, только громко и озорно, вскинула голову и сказала Бабуру:

— Мой мирза, красавицы Герата из знатных и даже венценосных семей, говорят, заглядываются на вас. Но, оказывается, такой отважный шах, такой красивый удалец, такой даровитый поэт живет без гарема, холостяком. Правда ли это?

Бабур покраснел, отвел взгляд: при чем тут его гарем, его холостяцкая жизнь, ведь все ей известно, а спрашивает.

— Высокородная бегим, это правда. — Добавил, превозмогая неловкость: — Так, очевидно, было предписано мне судьбой.

— Э, мирза, теперь судьба будет благосклонна к вам, я думаю. Останетесь в Герате, станете братом Музаффару-мирзе. И вы, и он — из тимуровского корня. В Герате найдем красавиц умниц, достойных вас. Женим… такой великолепный свадебный той зададим!

В этих игривых шуточках есть серьезное, Бабур, весьма серьезное! Бабур легко понял, в какую западню тащит его вроде бы невинными словами хитрая и осторожная Хадича. Стать братом Музаффара-мирзы — значит стать его, и только его, сторонником. Хадича некогда вдохновила убийц мирзы Мумина, внука султана Хусейна. Теперь она, видно, помышляет освободиться от Бадиуззамана, чтобы ее сын был единственным обладателем гератского престола. Если Бабур станет братом Музаффару, то кто, как не он, Бабур, должен помочь бегим осуществить эту ее цель?

— Благодарю вас за вашу заботу, высокородная повелительница, — сказал Бабур притворно-смиренно. — Но есть у всех у нас одно препятствие…

— Какое же, мой мирза?

— Извините гостя, но разговор о нем не для нежных женских ушей… извините…

Бабур опустил голову. Хадича-бегим вытянулась в кресле еще прямее, повела глазами. Женщины, степенно кланяясь, удалились.

После этого Бабур, медленно загораясь, заговорил совсем об иных, не брачных делах — о том, что нападение Шейбани-хана на Герат неотвратимо, что сейчас надо думать не о тоях, не о празднествах и свадьбах, а готовиться к борьбе не на жизнь, а на смерть.

— Шейбани захватил огромные пространства от Андижана до Хорезма, от Мерва до Туркестана, он собрал неисчислимое войско. Я знаю, как упорно готовится он к каждой войне. И когда потом стремительно бросает свои полчища в битвы, даже наиболее храбрые и умелые не могут устоять… Я это видел сам, своими глазами!

Бабур приводил все новые доводы, доказывающие военную силу и жестокость Шейбани-хана. Хадича-бегим наконец потеряла терпение:

— Как отвратить от нас эту напасть, вот о чем скажите, мой мирза?

— Есть лишь одно средство — объединить тех, кто происходит из Тимурова корня, крепко объединить всех! Повсюду, где еще властвуем мы, надо собирать войска, обучать их, чтоб получить единое войско в пятьдесят — шестьдесят тысяч. Обучать их всю зиму и под единым началом вести на бой!

— А кто должен стать этим «единым началом»? — насторожилась Хадича.

Касымбек бросил быстрый взгляд на Бабура. Для него-то было ясно, что лучшим вождем этого войска мог быть только Бабур. И сам Бабур знал это и хотел этого. Но исстари известно: у кого войско, у того и власть. Объединенного войска ему не дадут, а к власти Хадича-бегим не допустит никого, кроме сына.

Бабур, чтобы смягчить ее, мог бы сказать: «Пусть главнокомандующим будет Музаффар-мирза!» (а он сам при нем главным советником), но здесь, в покоях Хадичи, находился Зуннунбек — визирь второго шаха, Бадиуззамана. Распря между братьями и так уж зашла очень далеко!

— Кто осуществит «единое начало», о котором я говорю, — должны решить венценосные братья. Надо кончать пировать, бегим, сосредоточить все внимание на обороне государства. Дорог каждый день, высокородная.

Хадича-бегим обратилась к гератским бекам — каким будет их мнение?

Зуннунбек нахмурил кустистые брови, отчего они стали торчком, пристально посмотрел на Бабура:

— То, что наш гость, высокородный мирза, предупредил нас о кознях Шейбани-хана и его силе, хорошо. Но я уверен: сабля Шейбани-хана, оказавшаяся победоносной в Мавераннахре, несомненно, будет сломана в Хорасане, коли он сунется сюда. Я, повторяю, в этом уверен, повелительница, а потому полагаю, нет повода для излишних тревог и опасений!

Было заметно, что эти слова Зуннунбека пришлись по душе Хадиче-бегим.

— Да сбудется ваше предсказание о сломанной сабле Шейбани, уважаемый бек! Но есть ли основания для такого суждения? — спросил Бабур, все еще удивляясь беспредельной наивности и самомненью людскому.

— Это ведь сужу не я, мирза, так судят самые почитаемые провидцы Герата и святые шейхи.

И Зуннунбек перевел взгляд, просительно и робко, на Хадичу-бегим. Женщина, снисходительно улыбаясь, разъяснила:

— У Герата, мои дорогие гости, есть знаменитый провидец по имени Кутб. До сих пор все, что предсказывал Кутб, сбывалось. После того как уважаемый Зуннунбек стал визирем, Кутбу приснилось, что саблю Шейбани-хана сломает именно он, эмир Зуннунбек. Наши достопочтенные звездочеты по распоряжению светил подтвердили это предсказание… — Хадича совсем уже широко разулыбалась, Бабуру почудилось даже, что она подсмеивается в открытую над «мудрым» визирем, — После всего этого наши шейхи повесили на плечо Зуннунбека ленту, освященную молитвами, и все теперь стали прибавлять к его имени слово «хизабрулла».

«Хизабрулла» — по-арабски «тигр аллаха», «лев аллаха», стало быть, «непобедимый», «всегда побеждающий». Бабур хорошо знал игру многих смыслов в арабских словах. Ах, как обманчиво звучат арабские прозвища — добавления к титулам! Бабур не сдержал язвительной усмешки.

— О, кто посмеет усомниться в том, что высокочтимый Зуннунбек истинный хизабрулла! И высокородная бегим к месту помянула светлых мулл и мудрых предсказателей. Мне вспомнились те дни, когда в Сарипуле я пошел один и в открытую на Шейбани. Вот уважаемый Касымбек тоже был там, может подтвердить, — святые и звездочеты, знатоки небесных знамений, говорили нам тогда: «Над вашим плечом счастливое в сей миг сочетание восьми звезд, если завтра пойдете в бой, то победа будет несомненно ваша!» Увы, они не дали нам с Касымбеком прозвища хизабрулла, мы же без этого поверили им и, не дожидаясь подкреплений, вышли в поле… И проиграли битву, потому что были одни, — уже без иронии сказал Бабур. — И до сих пор пожинаем плоды этой нашей ошибки.