Ночной извозчик - Пьер Сувестр

Что же хотел сказать этот странный слуга?

Двадцатью минутами раньше, когда г-жа де Бремон еще занималась последними деталями своего вечернего туалета, Октав, главный камердинер, обратился к дворецкому:

— Взгляните-ка… там, у входа для слуг, какой-то человек спрашивает госпожу…

Дворецкий, умело раскладывавший в это время фрукты в большой чаше, прервал свое занятие и с величавым достоинством направился к служебному входу. Там стоял долговязый парень, невероятно тощий, державшийся робко и даже боязливо и говоривший отвратительным языком жителя парижского предместья.

— Что вам угодно? — спросил дворецкий.

— Мне вот что надобно, — ответил парень, — с хозяйкой три минутки потолковать…

— Вы хотите повидать мадам? По какому поводу?

— Еще чего! У меня к хозяйке разговор, не к тебе.

Этот краткий и не очень-то вежливый ответ парня величественному дворецкому вызвал у остальных присутствующих тут слуг легкую улыбку. Сейчас этот достойный человек обернется и с возмущением прикажет одному из лакеев вышвырнуть за дверь нахала, который позволяет себе так выражаться.

Но ничего подобного не произошло. Напротив, дворецкий тихим голосом спросил, весьма любезно ул ыбнувшись:

— Ваше имя Фонарь, не так ли?

Эгот короткий вопрос вызвал отчаянное смятение у того, кто и впрямь носил это прозвище.

— А? Чего? — сказал он, отступая на шаг, будто собираясь бежать отсюда. — Во-первых, не ваше дело это… идите, идите… скажите про меня хозяйке… и не лезьте в мою тарелку… каждому свое жаркое дорого…

Дворецкий стал еще любезней:

— Напрасно сердитесь, сударь, — сказал он. — Мне сообщили, что вы придете.

— Сообщили? Кто?

— Госпожа де Бремонваль.

Фонарь, видимо, колебался.

— Да, да, сказать-то все можно. Ну ладно, если хозяйка вам сказала, что я приду, она, верно, велела меня сразу впустить, так что…

Слуги застыли в изумлении. Какого черта дворецкий так вел себя? Что за этим последует?

— Госпожа безусловно все мне сообщила, — все с тем же достоинством продолжал дворецкий, — и к тому же дала мне для вас поручение… Не пойдете ли вы со мной? О, это недалеко, совсем рядом. Мне надо передать вам два письма.

Часы в гостиной пробили восемь, и г-жа де Бремонваль, предельно взволнованная, не пробуя даже бороться с охватившей ее тревогой, силилась догадаться, что именно могло задержать человека, которого она ждала.

«С минуты на минуту, — думала она, — начнут собираться гости, ужин назначен на половину девятого… Боже мой! Боже мой!»

Г-жа де Бремонваль опять поднялась и снова позвонила. И снова, прежде чем лакеи отозвались на звонок, в гостиную направился дворецкий:

— Мадам звонила?

— Меня никто не спрашивал?

Ответом было молчание. Молчание это так удивило г-жу де Бремонваль, что она, недоумевая, почему дворецкий не отвечает, повернулась к двери. И тут ее охватило удивление, даже изумление. Дворецкий перешагнул порог, затворил за собой дверь и вошел в гостиную.

— Итак, что же? — спросила г-жа де Бремонваль, внезапно побледнев.

Ей ответил низкий, насмешливый, иронический голос:

— Итак, леди Бельтам, да, вас спрашивали! Никто иной, как Фонарь, которому я заплатил вместо вас за все преступления, которые вы заставили его совершить, заплатил и выгнал… Теперь у меня нет оснований скрывать это… Поговорим! Поговорим? Леди Бельтам?!

Г-жа де Бремонваль, услышав это обращение, смертельно побледнела, и ее с ног до головы охватила дрожь; она стиснула руки и как в бреду бросилась к дворецкому, сверкая глазами:

— Вы!.. Вы!..

Дворецкий небрежно раскинулся на диване.

— Да, сударыня, я! Фантомас!

Наступило долгое, тягостное молчание: молчали оба героя этой трагедии, те, кто столько лет любили и ненавидели друг друга, — мнимый слуга, он же Фантомас, неуловимый король преступников, палач, чье имя внушало ужас, и Матильда де Бремонваль, его бывшая сообщница и бывшая любовница, леди Бельтам. Он, человек, никогда ни перед чем не отступавший, и она, молодая красавица, пошедшая на все из любви к нему.

Но в то время как леди Бельтам была на грани обморока и прижимала обе руки к лихорадочно бьющемуся сердцу, на лице мнимого дворецкого, Фантомаса, появилась улыбка.

— Сударыня, — заговорил он через несколько минут, — я приношу вам глубочайшие извинения за то, что я так неожиданно явился к вам и в особенности за то, что я только что посмел вести себя у вас, как хозяин, как в те времена, когда мы с вами были любовниками, и выгнал отсюда этого Фонаря, этого апаша, эту гадину! Что делать, придется вам простить меня, ведь прошли только сутки с тех пор, как я узнал, что госпожа де Бремонваль — это леди Бельтам!

Фантомас умолк на несколько минут и, так как любовница его все еще молчала, продолжал:

— Впрочем, чрезвычайно жаль, мадам, что я не узнал значительно раньше, кто вы такая. Вот уже полгода, как я вернулся из Наталя, и все это время искал вас… Вы исчезли, вас невозможно было найти. Не знаю, какое чувству управляло вами, но вы скрылись, вы, леди Бельтам, которую я так любил!

Но на этот раз Фантомас зашел слишком далеко. Он довел иронию до такого предела, которого уже не могла стерпеть его любовница, как ни владела она собой.

Она вышла из себя:

— Негодяй! — вскричала она. В гневе она была поразительно хороша. — Негодяй! Вы смеете говорить, что любите меня? Нет! Нет! Довольно лжи! Довольно обманов! Я слишком долго прощала вас, теперь я вас ненавижу! Теперь я вам не верю! Да, теперь я вас ненавижу!

Очень спокойно Фантомас прервал ее:

— Нет, леди Бельтам! Нет! Не клевещите на любовь… на… нашу любовь!

Фантомас встал и говорил так властно, что г-жа де Бремонваль… леди Бельтам… не решалась перебить его. Вся дрожа, она в изумлении слушала его.

— Сударыня, — продолжал Фантомас, — если бы я по возвращении из Африки нашел вас там, где я велел вам ждать, не случилось бы того, что вам известно.

— Но ваши злодеяния! Ваши преступные злодеяния!

— Вы тому причиной!

Услышав это чудовищное обвинение, громко произнесенное бандитом, которого она все еще любила несмотря ни на что, леди Бельтам сказала, дрожа, готовая, казалось, наброситься на это чудовище:

— Как! Вы смеете! Когда вы и Раймонда…

Казалось, Фантомас только и ждал, когда она произнесла это имя. Резким голосом он крикнул ей:

— Молчите, сударыня! Позже, через несколько часов после этого ужина, за которым вы будете принимать, а я обслуживать ваших высокопоставленных друзей, мы с вами окончательно объяснимся. Сейчас это было бы неуместно.

У леди Бельтам вырвалось глухое рыданье, а Фантомас добавил:

— Довольно! Без истерики! Вам известно, что я этого не терплю… Я вам сказал, что мы с вами объяснимся… Вы ведь решили, что у меня с Раймондой… то, чего нет и в помине.

— Ложь!

— Нет, правда! Я и не подозревал — это я-то, сознаюсь! — что во всем случившемся с Раймондой виноваты вы. Я винил Шаплара, винил Жюва, винил Фандора. А мне следовало проклинать вас!

— Меня? Меня проклинать?

— Да, вас.

Фантомас снова развалился в кресле и шутливым тоном продолжал:

— Но разве можно проклинать женщину? Да что вы! Вчера еще я ничего не понимал в этой неразберихе. Теперь я знаю все — и улыбаюсь!

— Негодяй!

— Вовсе нет. Я смеюсь потому, что вас подвела ревность… и прощаю вам эту ошибку, оттого что я сам также ошибался!

— Но наконец… эта Раймонда?..

Загадочная улыбка мелькнула на губах Фантомаса.

— Эта Раймонда, мадам, к которой вы так меня приревновали, никогда не была моей любовницей, как вам это пришло в голову в тот день, когда вы узнали меня, игравшего в течение часа роль Шаплара! Эта Раймонда, которую я считал жертвой Шаплара, тогда как она была вашей жертвой, — она не должна вас тревожить…

— Меня? И вы думаете, я не отомщу вашей любовнице?

Когда леди Бельтам произнесла эти слова, дверь гостиной медленно раскрылась, лакей просунул голову. Фантомас только-только успел принять почтительную позу слуги, выслушивающего распоряжение, как лакей спросил:

— Разрешит ли госпожа привести к ней молодую цветочницу, которая настоятельно просит о свидании с мадам?

Фантомас тихо подсказал:

— Скажите — да.

Машинально леди Бельтам ответила лакею:

— Да, впустите ее.

Когда дверь закрылась, она спросила:

— Кто она такая?

Неожиданный ответ Фантомаса ошеломил светскую красавицу, эту трагическую героиню, леди Бельтам, которой вот уже год поклонялся весь Париж, называя ее Матильдой де Бремонваль.

— Эта цветочница, мадам, — Раймонда, и вы непременно должны ее принять! Нет, не возражайте, время не терпит… Примите ее, леди Бельтам, побеседуйте с ней полчасика… и не бойтесь ничего. Думайте обо мне, Фантомасе, вашем любовнике, и знайте, что меня никогда нельзя застать врасплох, а я могу подчинить своей воле любое событие!