Некромантка 2 - Дарья Лакман

небу.

Ей он приготовил отвар от боли, хотя у неё все незначительные раны всегда заживали быстро, а себе не стал, при том, что у него разбитые костяшки кулаков будут заживать не меньше полумесяца.

— Я могу с этим помочь, — предложила Имельда, продолжая смотреть на его руки. Они были жилистыми, с широкими ладонями. Ей они нравились. Мару, конечно, не ответил ничего понятного, лишь махнул рукой, мол, не зацикливайся на этом. — Я не лекарь, но тоже кое-что умею.

Он посмотрел на неё, потом на свой кулаки. Недолго подумал, а потом равнодушно пожал плечами. Скорее всего, ему было не впервой разбивать руки таким образом. Девушка поднялась и присела рядом с мужчиной на его настил из веток. Их лежанки были сложены рядом, вокруг костра.

Мару проворчал себе под нос что-то на тему некоторых неугомонных некромантов. Имельда, конечно, не поняла, да и не пыталась. Она лишь взглядом спросила, можно ли ей коснуться его рук. Мару кивнул, продолжив удерживать ветку и смотреть в костёр.

Девушка самостоятельно вытащила веточку из его хватки, отложила ее и обхватила его руки своими. Ее ладони, в отличие от рук Мару, были сухими и прохладными, когда как у мужчины они были даже горячими. Имельда забеспокоилась, не начался ли у него жар. Положила руку на лоб, отчего Мару вздрогнул, но не отшатнулся.

Прикрыв глаза, Имельда сосредоточилась на ауре мужчины. Обычно для этого ей не нужно было прилагать почти никаких усилий. Даже касаться человека было не обязательно, но так было с обычными людьми. Мару к таким не относился, и, чтобы пробиться к его энергетическим нитям, Имельде пришлось довольно сильно напрячься.

Мару сидел неподвижно, наблюдая как хмурится сосредоточенная девушка. На самом деле ему было плевать на разбитые руки. Сколько раз в жизни он их разбивал? Не сосчитать. Для него это было так же обыденно, как завтрак для людей. Его это нисколько не заботило, ведь все заживет рано или поздно. А жар был вовсе не от начавшейся лихорадки…

Останавливать ее он не стал. Не хотел. Но и пускать себе в душу тоже не торопился… Попросту было боязно. И все же он сидел, не двигаясь, и любовался светлым лицом девушки. Своим разумом она словно через мерзлое желе пыталась дотянуться до его ауры. Нечто такое же она чувствовала, когда пыталась посмотреть на ауру Митриша, только в несколько раз мощнее. И природная защита мальчика чуть не вышибла из нее свой собственный дух. У Мару было нечто такое же, природное, не созданное искусственно каким-то мастером, но значительно слабее, чем у ее брата.

Сейчас она пыталась пересечь эту защитную пелену, пока она мягко сама не поддалась девушке. Имельду это удивило. Было такое чувство, будто ее допустили к самому сокровенному, словно дали разрешение и приоткрыли дверь. С облегчением выдохнув, девушка рассмотрела самую обычну. человеческую ауру, убедилась, что лихорадка не началась и нашла нити, что отвечали за руки. Она добралась сознанием до нужных совсем тоненьких каналов, которые по своей величине не были толще кровеносного капилляра. Они были помяты под неестественными для них углами, как сухие травинки.

Девушка волей направила в эти маленькие каналы энергию из более широких, и они плавно выпрямились, налились силой и стали мерцать чуть ярче, чем до этого. Таким же образом не составило труда избавиться и от синяка.

Вынырнув из глубин чужого организма, Имельда проморгалась и приподняла свои руки от кулаков мужчины. Сбитые костяшки затянулись и от ссадин остались лишь следы бледно розовой кожи. Она улыбнулась.

— При моей работе полезно знать пару хитростей…

— Rezze, — он благодарно кивнул и сделал тот самый странный жест, которым попрощался с Абраханом. Приложив два пальца — средний и безымянный — ко лбу, он отнял их в сторону девушки, а потом вернул обратно к своей груди.

— Это значит «спасибо»? — Мару несколько неопределенно, но уверенно кивнул. — Пожалуйста, — Имельда мягко улыбнулась впервые за долгое время и уже хотела было отойти, как почувствовала что-то. Обычно, когда она прикасалась к Мару, она не чувствовала ничего или видела летние степи. Возможно, это была его родина — она не знала. Но в основном, все было без эмоций, пусто и тихо. Словно кто-то включал саму суть тишины. А тут вдруг она поняла, что чувствует нечто мягкое и тёплое. Как если бы это было чувствами…

Все это пронеслось лишь за пару секунд, они смотрели друг на друга не дольше, чем падает на ночном небе звезда, но вся прелесть молчаливого обмена взглядами быстро развеялась, когда Имельда нахмурилась и почувствовала нечто чужеродное.

Сейчас ее обостренные чувства улавливали мельчайшие эмоции, нити чужих аур и воспоминания. И такая вот чужая энергия вдруг замаячила где-то рядом. Девушка, не отпуская рук Мару, выглянула из-за его спины и всмотрелась в темный лес.

— Там кто-то есть. Мужчина… — глядя, будто не в лес, а словно сквозь него, произнесла девушка. Момент был упущен. Тепло исчезло. Она резко отпустила вылеченные руки и вытянула свою в сторону леса, совсем рядом с Мару.

Ее губы сжались в нитку, брови нахмурились. Вся та легкость и кажущаяся нежность моментально улетучились, сменившись на жёсткую сосредоточенную гримасу. Имельда была рассержена тем, что эту тяжело доставшуюся им обоим идиллию кто-то нарушил. Мару развернулся на своей лежанке и тоже попытался вглядеться в темный провал зимнего леса, но так ничего и не смог разглядеть в кромешной тьме. Что она там могла учуять? Но девушка не только чувствовала, она видела… Здоровой рукой она словно схватила что-то в воздухе и резко рванула к себе. Несколько долгих секунд ничего не происходило, а потом и Мару уловил стремительно приближающийся звук. Кто-то испуганно мычал, ломая собой ветки голого кустарника.

Ещё мгновение и вот, перед ними в воздухе, всего в полуметре над снегом, предстал некто мужского пола. Имельда была из без того не очень румяной, а, удерживая в воздухе взрослого человека, стала постепенно бледнеть. Хотя никто этого не заметил. Внимание Мару было приковано к их гостю, если таковым можно было назвать безвольную фигуру мужчины в воздухе.

Девушка шевельнула пальцем, и мужчина жадно задышал, обретя способность крутить головой и дышать, и говорить.

— Мир именам вашим, путники! Мамой молю, не убивайте,