Аркан для букмекера - Александр Савельев

— Хороший вопрос. Я мог бы ответить: у вас нет выбора. Но я не кровожаден. Вы получаете негативы. Раз. В течение часа после завершения операции сможете снять с моего банковского счета, он указан в инструкции, причитающуюся вам сумму и перевести в любой банк. Это два. К тому же я доверяю вам подлинники ценных документов. Как видите, я полностью полагаюсь на вашу порядочность. Можно сказать, вверяю вам свой капитал и свою безопасность. Вы удовлетворены?

Михалкин понял, что настаивать дальше бесполезно. Гарантий, конечно, никаких. Да и наивно было бы ждать чего-то иного.

21 час 05 минут.

Смоленская площадь.

Джип «Вранглер» Ольховцевой. Сгущаются сумерки. Она звонит Липатникову.

— Павел Михайлович, пора.

— Записываю адрес. Куда должен выехать ОМОН?

— Необходимо блокировать оба выезда с набережной у Воробьевых гор: со стороны Андреевского монастыря и Мосфильмовской улицы.

— Одновременно блокировать два выезда не удастся: зарезервирован лишь один автобус. О транспорте вы ничего не сказали.

— Тогда в первую очередь пусть блокируют выезд на Мосфильмовскую улицу. К другому выезду пусть едут поверху. Ни в коем случае омоновский автобус не должен появляться на набережной.

— Понял. Будут на месте не позднее двадцати двух ноль-ноль. Раньше никак не смогут добраться. Чисто технически.

— Годится. Где будете вы?

— Естественно, в районе Андреевского спуска, куда омоновцы смогут прибыть позже.

— Очень хорошо. Я полагаю, что основные события развернутся возле будки билетной кассы у пристани «Ленинские горы». Поставьте машину недалеко от спуска, оставьте включенным мотор и ждите. Включайтесь в операцию только по моей команде. Связь со мной, как условились в институте.

Часы на приборной панели тревожно отстукивали секунды.

— Наташа, посмотри. Мне кажется, «Мерседес» сзади справа пасет нас. Не отстает и не пытается обогнать.

— Все может быть. Не упускай его из виду. Пуленепробиваемые стекла в машине твой Володька поставил на совесть? Не подведут?

— Не должны. Если он этим занимался, можешь быть спокойна.

— Я что? Я спокойна. Я за тебя опасаюсь.

— Ой, только не надо меня пугать. Я и без этого трясусь от страха. Ты хоть приблизительно представляешь, что там нас ждет? Сколько их? Что это за люди? Ты все строишь на доверии к этому Липатникову. А вдруг он не тот, за кого себя выдает? Он — хороший знакомый убитого и вполне может быть в числе подозреваемых. У тебя есть записи телефонных разговоров Решетникова с вымогателем и голос Липатникова. Ты пыталась их идентифицировать?

— Ты забыла об особой примете, которую дал мне Михалкин. Серповидный шрам ниже запястья на правой руке. Его у Липатникова нет. Скажу больше, когда я приехала к нему в управление, он вышел меня встречать. Меня это насторожило. Кабинеты у начальников такого ранга в ГУВД прослушиваются. Он объяснил невозможность принять меня у себя в кабинете тем, что там меняют проводку. Мои люди проверили. Он не солгал. И уж совсем обезоружил тем, что действительно зарезервировал подразделение ОМОН, готовое выехать по первому моему требованию. Что же касается идентификации по голосу, то тут все значительно сложнее. Существуют портативные шифраторы, разработанные специально для того, чтобы делать неузнаваемым голос при телефонных переговорах. Несложное устройство незначительно меняет основные модуляции голоса, по которым проводится опознание, и делает его неузнаваемым. Лишь при наличии того же устройства, настроенного именно так, как в момент телефонного разговора, можно получить желаемый результат. Как видишь, все это довольно зыбкая основа для окончательных выводов.

Пискнул зуммер радиотелефона. Ольховцева знаками показала подруге, чтобы она помолчала.

— Да. Так. Так. Очень хорошо. Повтори слово в слово его приказ ОМОНу. Понятно. Схема взаимодействия остается та же. Продолжайте держать Михалкина и Решетникова в пределах радиовидимости на предельном удалении. С этого момента больше ни слова в эфир открытым текстом. И никакой самодеятельности. Когда прибудет на место ОМОН — сообщите. Конец связи.

21 час 27 минут.

Автостоянка у Андреевского монастыря.

Стемнело. Ольховцева паркует машину у спуска на набережную, выключает фары и свет в салоне. Градолюбова зябко кутается в плед и с тревогой всматривается в чернильную темень за окном. Ей жутковато. Того и гляди, оттуда полыхнут вспышки выстрелов.

Минуты три спустя, мягко покачиваясь на рессорах, подкатывает триста двадцатый «Мерседес» и останавливается на противоположном краю стоянки. Двигатель приглушенно работает. За тонированными стеклами не видно, кто сидит за рулем и сколько человек в салоне.

Градолюбова вопросительно смотрит на Ольховцеву. Та в недоумении пожимает плечами.

— Кажется, тот же самый.

— Скорей всего. Стрелять из пистолета умеешь?

— Ну и шуточки у тебя, Наталья. А как насчет приемов каратэ? Знание их тебе не понадобится? Так вот учти, забивать кулаком гвозди я также не способна.

— Ладно, помолчи пока.

О преступнике Ольховцева знает гораздо больше, чем рассказала подруге. Замысел его ясен, и как он будет пытаться осуществить его — тоже. Конечная цель у него — вытрясти из Решетникова деньги. Вытрясти и исчезнуть. Что для этого требуется? Решетников и бумаги, компрометирующие его. Причем без него бумаги ничего не стоят. Убийца упорно навязывает Ольховцевой игру в открытую. Едва ли лишь для того, чтобы усыпить ее бдительность. Она это прекрасно понимает.

Наверняка за всем этим кроется подвох, который тщательно скрыт и станет решающим в этой опасной гонке. Он загоняет меня в ловушку, навязывая свои условия игры. Пожалуй, снова без кроссинга не обойтись. Необходимо сбить его с ритма.

Ольховцевой очень хочется хоть одним глазом взглянуть на бумаги из папки, переданной Михалкину убийцей. Но нельзя. Надо соблюдать условия игры по навязанным ей правилам.

— Наталья, взгляни. Кто-то едет.

— Решетников. Главный наш фигурант.

Ольховцева включает фары и выезжает на проезжую часть, перегораживая дорогу. Попытка спутать противнику карты.

— Петр Егорович, рассчитайтесь с таксистом и пересаживайтесь ко мне в машину. Сейчас я вам все объясню.

Решетников пересаживается. Такси разворачивается и уезжает.

Ольховцева включает в салоне свет и направляется к набережной. Машина плавно катит вниз по узкой пустынной дороге между густых зарослей, выезжает на набережную и останавливается метрах в пятидесяти от будки билетной кассы. Слева над дорогой нависает крутой склон, заросший деревьями и кустарником. Справа монотонно плещется Москва-река, похожая из окна машины на зеркало застывшего гудрона. На противоположном берегу — море огней лужниковского стадиона, отчего мрак у подножия Воробьевых гор кажется еще гуще.

Недалеко от кассовой будки ждет Михалкин. Справа вдоль склона припаркованы несколько автомашин с погашенными фарами. Это могут быть машины и любителей секса на пленэре, и сообщников преступника.

— Неплохое местечко выбрано для сделки. Мороз по коже. — Градолюбову даже передернуло от озноба.

Сзади бесшумно появляется «Мерседес» и останавливается сразу под спуском на расстоянии выстрела.

Ольховцева набирает номер мобильного телефона Михалкина и приглашает к себе в машину.

— Решетников ждет вас здесь. Захватите с собой кейс и все остальное, что посчитаете нужным.

Кроссинг. Ольховцева резко подрезает. Теперь его ход. Чем убийца на это ответит?

Михалкин идет. Он между двух огней. По инструкции он не должен идти, но не может ослушаться и Ольховцеву.

Решетников с тревогой всматривается в темноту. Неизвестность его пугает. Слово, данное следователем, конечно, имеет значение. Но слово есть слово. Гарантия ненадежная.

Михалкину страшно, ему мучительно хочется выпить.

Папка с бумагами. Вот она. Ноутбук. Телефон. Все, похоже, на месте. Решетников берет в руки папку и смотрит на нее так, словно в руках у него динамит. Боязливо открывает и бегло, с угла на угол, торопливо читает документы, нервно перелистывая их. Один, другой, третий… С недоумением поднимает глаза и вопросительно смотрит то на Ольховцеву, то на Михалкина.

— И ради этих фальшивок вы заставили меня натерпеться столько страха? Я полагал, вы — серьезный человек. Следователь по особо важным делам. Как вы могли?.. Использовали меня как наживку.

— Вы сказали «фальшивки»? Я не ослышалась?

Ольховцева заглядывает в бумаги через плечо начальника главка.

Лицо Решетникова побелело от негодования. Очень хочется язвительно уколоть самонадеянную дамочку из милиции, но благоразумие берет верх. Он со злостью захлопывает папку и выходит из машины. Впереди, в полсотне шагов, «Жигули» Михалкина. В салоне горит свет. Решетников механически идет на него.