Лезвием по уязвимости - Дина Серпентинская

с нами, забулдыгами… Для него что мать, что дочери – все под одну гребенку, – мрачно усмехнулась Ольга.

– А-а-а, вон оно как, – задумчиво протянула Люда, – тогда забудь его. Считай, что нет у тебя дядьки. Богатый, мог помочь… Но согласись, он не обязан. Дядька – не отец. У меня нет богатой родни, а по своей семье могу сказать, что нищие родственники тоже не всегда в ладах. Мои вон грызутся из-за наследства, и даже яростнее, чем богачи. Вот они скупы и мелочны, готовы перегрызть друг другу глотку из-за мелкой суммы, трясутся за каждую копейку, лишь бы не перепала брату, сестре. Редкий богач станет судиться из-за какого-то сарая в деревне – для нищего же имеет ценность все, вплоть до каждой лопаты и ведра в этом сарае. Вот она, цена родственных отношений.

– Да, так и есть. Рассчитывать нужно только на себя.

Ольга опустилась на стул и согнулась в позе вопросительного знака. Волосы накрыли ее красное, распухшее от слез лицо. Дверь открылась, и в проеме показался Димка. Он только что проснулся и, услышав на кухне голоса, обрадовался было, что к ним зашла Алла с очередным пакетом вкусностей. Но его постигло разочарование: на кухне сидела Люда, которая приходила с пустыми руками, и о чем-то болтала с матерью. Набравшись смелости, мальчуган все же спросил:

– Теть Люд, а вы не принесли чего-нибудь вкусненького?

– Дима, ну что такое? Перестань попрошайничать! – тут же среагировала мать, на что Люда решительно сказала:

– Значит так, я потушила грибы с лучком, нажарила куриных отбивных. Хвастаться не буду, но мои домашние сказали, что пальчики оближешь! Пойдемте ужинать ко мне. Как раз перед уходом я замесила тесто, начну готовить пирожки с капустой и с повидлом.

– Мам, ну пойдем, – захныкал Димка.

– Хорошо. Вы идите, а я подойду, – ответила Ольга.

Она зашла в ванную и умылась холодной водой. Мельком взглянув на свое отражение в зеркале, в какой-то миг даже испугалась себя. На нее смотрело худое, будто восковое лицо с кожей болезненно-желтого цвета, тусклыми глазами и темными впалыми кругами.

***

Алла набрала код домофона и поднялась на двенадцатый этаж элитной новостройки, где ее ожидал клиент. Он держал приоткрытую дверь и курил сигарету, выпуская дым на площадку; при виде Аллы его губы сложились в довольную улыбку.

– Проходи, – сказал он, пропуская внутрь.

Алла разулась и последовала за ним в гостиную с высоким потолком, обставленную дорого, но, на удивление, просто. Пара кресел, кожаный диван, столик с бутылкой французского коньяка и плазменный телевизор в углу – мужская сдержанность говорила за себя. Киселев держал эту квартиру для приватности, когда хотел побыть один; его супруга о ней не знала, поэтому не приложила руку к созданию уюта. Помимо гостиной и столовой имелось еще несколько комнат, таких же просторных, и общая площадь составляла порядка ста пятидесяти квадратных метров. Из окна открывался шикарный вид на бухту Золотой Рог, от которого захватывало дух, особенно по вечерам, когда Золотой мост сверкал всеми огнями. По меркам Владивостока такая квартира стоила не меньше пятнадцати миллионов рублей, и то за голые стены, без внутренней отделки и меблировки.

Запах денег вскружил Алле голову; она села в кресло и посмотрела на клиента блестящими, влажными глазами. Киселев опустился на диван.

– Пить будешь? Вино, коньяк? – предложил он.

– Можно коньячку, – кивнула та.

– Закусываешь?

– Да.

Киселев принес второй бокал, плитку дорогого шоколада, нарезку сыров и мясных копченостей. Он был галантен, вел себя как джентльмен, ухаживал за девушкой и подливал ей алкоголь, интересовался, чего она еще желает. И пусть в скором времени они поменяются ролями и угождать будет уже она, Алла получала удовольствие именно от этих минут, от осознания женской власти над этим важным человеком.

– Как ты вышла на Ирину? – в какой-то момент спросил Киселев, проницательно посмотрев в ее глаза.

Что означало: «Как ты стала проституткой? Как докатилась до этой жизни?» Ее всегда раздражал этот вопрос: в нем слышался упрек, клиенты будто бы подчеркивали этим превосходство, и всякий раз она держалась дерзко, когда им отвечала. Но сегодня был особенный случай, и, сохраняя улыбочку, Алла пожала плечиками и сказала:

– А никак, Ирина сама на меня вышла. Мы познакомились на отдыхе в Корее, и она мне предложила это дело.

– И ты сразу согласилась?

– Нет, я отказалась, – ответила она, – а потом обстоятельства сложились так, что мне пришлось пересмотреть свое решение. Но знаете, я не жалею.

– Обстоятельства? Какие? – стал допытываться он.

– Не думаю, что вам будет интересно.

– Отчего же? Наоборот!

Алла пораскинула мозгами и решила, что если хочет сделать депутата своим постоянным клиентом, то врать про тяжелобольную мать, кучу долгов и беготню от злобных кредиторов не стоит: ложь он быстро раскусит. Поэтому сказала как есть:

– Я потеряла работу и рассталась с парнем, у которого жила. Поиски новой работы ничего не дали: везде предлагали низкую зарплату, а мне еще квартиру снимать, я же не местная… В общем, пришлось мне перезвонить Ирине, и она мне не отказала.

Алла осушила бокал и, разломив плитку шоколада, подсластила горечь коньяка. Сквозь сощуренные веки посмотрела на Киселева – ответа не последовало. Он поднялся, взял сигарету и отошел к открытому окну. Утолил любопытство, как и всякий, кто спрашивал об этом. И не более того.

«А чего ты, собственно, ждала? Что пожалеет, приласкает? Поплачется с тобой о нелегкой доле? Еще чего захотела, дура пьяная! Стоит выпить, как становишься дурная! В прошлый раз с подругой поругалась, в этот… Эх, черт бы тебя побрал!» – выругалась она про себя, разозлившись на свою наивность, излишнюю откровенность; зареклась же впредь не потакать чужому любопытству, не открываться людям.

Киселев докурил сигарету и кинул тлеющий окурок в темноту. Черная ночь тут же поглотила его.

– Зачем ты этим занялась? Только из-за нужды? – спросил он, вернувшись к столу. Он вел этот бессмысленный диалог в сотый раз, пытаясь вытянуть из каждой новой женщины хоть какие-то эмоции.

– Представьте, что да! – ответила Алла дерзко, но не заметила сама, как следом принялась оправдываться. – А что мне оставалось делать? Работать за три копейки и всю зарплату отдавать за хату? Копить на новые трусы и ходить в магазин как в музей, смотреть на «экспонаты»? Состариться раньше времени? Подохнуть, так и не пожив, не насладившись жизнью? – на глазах выступили пьяные слезы. – Нет уж, одной моралью сыт не будешь, а я хочу пожить как человек, иметь свое жилье, автомобиль, увидеть мир, красиво, стильно одеваться! И пусть такой ценой, мне пофиг! Я не жалею ни о чем. А если и жалею, то лишь о том, что не пересеклась с Ириной раньше. Все то, о чем мечтаю, я уже имела бы.

Алла с трудом контролировала себя. Она изливала