Под личиной - Виталий Гладкий

Следующее окно тоже оказалось пустышкой. От разочарования юноша едва не сорвался с крохотного уступчика, но вовремя уцепился за водоотливную трубу.

Через третье окно Андрей наконец увидел палату, но там лежал мужчина. Присмотревшись, юноша ощутил жар, полыхнувший в груди, – это был Шаман. Он узнал его по наколке на правой руке. Дрозд оказался прав в своих предположениях.

Действительно, бандиту и впрямь повезло, что до реанимации было всего несколько метров. Его лицо скрывалось под бинтами, он дышал тяжело и прерывисто. Возле Шамана, не отходя от койки ни на шаг, дежурила миловидная медсестра.

Мстительно оскалившись, Андрей некоторое время наблюдал за Шаманом, а затем начал продвигаться дальше.

В четвертой и пятой палате тоже лежали люди, но матери в них не было. Где же она!?

Оставалась последняя, шестая палата. К ней склонило верхушку молодое дерево, едва не касаясь оконного стекла тонкими ветвями. Тая дыхание, Андрей сделал несколько мелких шажков по опоясывающему здание фигурному уступу, и прильнул к окну.

Мама!!! Юноша едва не вскричал от безумной радости, увидев знакомое лицо. Ему показалось, что она спит.

В палате больше никого не было, только на экранах каких-то приборов, установленных возле стены у кровати матери, вычерчивались светящиеся ломаные кривые.

Форточка была приоткрыта, и Андрей, подтянувшись на руках, ужом проскользнул через нее внутрь палаты.

Он хотел сразу броситься к матери, но предусмотрительность, эта сестра осторожности, заставила его открыть окно, что оказалось нелегкой задачей, так как оно было на зиму оклеено бумагой.

Справившись с непослушными шпингалетами, Андрей подошел к матери. Она дышала ровно, но, присмотревшись, юноша почувствовал, как его сердце облилось кровью – ее лицо было сплошь в синяках и ссадинах.

Убью, всех убью! Дикая ненависть на Самурая и его бандитов на мгновение помутила разум Андрея. Он даже заскрипел зубами.

И тут мать открыла глаза. Она глядела в потолок ничего не выражающим взглядом, не замечая склонившегося над нею сына. Наверное, мать все еще была под действием лекарств.

– Мама, мама! – позвал ее Андрей. – Мама, это я. Ты меня не узнаешь? Мама…

Какая-то искра промелькнула в пустых глазах матери; она шевельнулась, наморщила лоб, словно что-то припоминая, а затем перевела взгляд на Андрея. Он в это время заплакал.

– Сынок… – Ее губы были непослушными, но бледное лицо вдруг порозовело, ожило. – Ты…

– Мама, я пришел, я здесь. Я… я тебя люблю.

– Слава… тебе… Господи, он жив… – Мать говорила медленно, запинаясь.

– Конечно, жив. Что со мною станется?

– Они спрашивали… где ты, били меня…

– Мама, это им не сойдет с рук. Клянусь!

Слезы на щеках юноши высохли в один миг, и в потемневших глазах вспыхнула безумная ярость. Они умрут, все умрут!

Мать сделала движение, словно пытаясь встать.

– Не нужно, сынок… Не трогай их. Это бандиты. – Ее голос зазвучал тверже. – Если с тобой… что-нибудь случится, я этого не переживу…

– Мама, они от нас не отстанут. Ты их не знаешь.

– Как ты мог с ними связаться? Я ведь просила тебя…

– Я ни в чем перед ними не виноват. И с ними я даже не думал связываться. Поверь мне. Честное слово! Так вышло…

– Я тебе верю. Но лучше отойди в сторону. Подожди, пока я выздоровею… а потом мы уедем из этого города.

– Мама!..

– Прошу тебя, не спорь. Так будет лучше. Я знаю. Потерпи.

– Хорошо, ма, будет, как ты скажешь, – покорно ответил Андрей. – Только быстрей выздоравливай. Завтра я принесу тебе чего-нибудь поесть. Но… – Он запнулся.

– Что значит твое "но"?

– Врачи не пускают меня в палату, – соврал Андрей. – Я влез через окно. Поэтому, некоторое время мы не сможем видеться. – И тут же он поспешил добавить: – До тех пор, пока ты будешь в реанимации.

– Пиши мне записки. Каждый день. Ладно?

– Обязательно, – с некоторым сомнением ответил Андрей.

Мать помолчала, пристально вглядываясь в лицо сына.

– Как ты похож на отца…

Ее глаза наполнились слезами.

Юноша нахмурился. Эта тема в их семье была запретной. Когда Андрей подрос и стал кое-что соображать, он однажды спросил у матери, где его отец. Она ответила коротко – погиб.

И больше никаких объяснений. Словно все, что касалось отца, было тайной за семью печатями. Скорее всего, так оно и было.

Иногда мать открывала старенькую шкатулку, где находились разные безделушки, и надолго застывала в полной неподвижности, перебирая недорогие вещицы, как бусинки четок. Похоже, это были подарки отца.

В такие моменты Андрей старался оставить ее одну, потому что мать, обычно, твердая, несгибаемая женщина, с которой в любых ситуациях трудно было выжать даже слезинку, начинала беззвучно плакать.

Видимо, ее одолевали печальные воспоминания.

И еще одно обстоятельство удивляло и поражало Андрея – у них не было фотографии отца.

– Мама, прости, если я что-то не то говорю… но кто мой отец?

– Это долгий разговор… – устало ответила мать. – Мы еще поговорим об этом. После…

– Он… нас бросил?

– Нет! Я любила его. И он меня тоже… – Она судорожно сглотнула слюну. – Я расскажу тебе, ты должен все знать. Потом…

Андрей молча кивнул. Он ругал себя последними словами. Зачем было спрашивать об отце? Мать и так слаба, ей лишние волнения вредны.

– Мама, я пойду, – сказал он и поцеловал ее в сухие, обветренные губы. – Нельзя, чтобы меня здесь увидели.

– Иди…

Мать глядела на него с такой любовью, что глаза Андрея вновь увлажнились. Прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, он направился к окну.

И в этот миг дверь палаты отворилась, и на пороге встал кряжистый мужчина в слишком маленьком для него халате, наброшенном на массивные плечи.

Андрей узнал его сразу. Это был участковый Хвостов.

Волкодав

Марье я позвонил уже из дому.

– Ну как там дела? – спросил я небрежным тоном.

Таким нехитрым способом я хотел замаскировать возбужденное состояние, которое не покидало меня с того момента, когда я увидел "джип" бандитов возле крематория.

Марья всегда чувствовала все нюансы моего настроения, а потому я не хотел, чтобы она встревожилась.

Интересно, у всех женщин такое тонкое чутье или этим отличалась только моя секретарша?

Конечно же, провести Марью мне не удалось.

– У нас все в порядке, – ответила она после небольшой паузы. – А вот у вас, мне кажется, что-то стряслось.

– Угадала… – буркнул я недовольно. – Колесо пробил. А запаску забыл отдать в вулканизацию. Пришлось вызывать эвакуатор.

Врал я безбожно, однако, без вдохновения. Естественно, Марья мне не поверила. Но сделала вид, что проглотила мои измышления как маринованный гриб – без особых усилий.

– Вам звонил какой-то мужчина… около часа назад, – сказала Марья ровным тоном.

– Кто?

Вопрос был – глупее не придумаешь. Но надо же что-то говорить, хотя, если честно, мне не хотелось не только шевелить языком, но и думать. Мысли в голове напоминали тесто, выползающее из квашни, – такие же бесформенные и аморфные.

– Он не представился, – сухо ответила Марья.

– Жаль…

– Но я думаю, – безжалостно продолжила Марья, – это один из тех, кто пытается принудить вас продать магазин на Левобережной улице.

– Настырные… – сказал я в трубку, вспомнив утренний звонок.

И добавил – уже в сторону, чтобы не слышала Марья:

– Сучары…

– Что вы сказали? – спросила она.

Ну и слух, удивился я. Не уши, а локаторы.

Нет, все-таки с женщинами трудно работать, вспомнил я своих коллег противоположного пола, с которыми мне приходилось сотрудничать "на холоде". Они и слышат то, что им не положено, и часто делают не то, что нужно.

– Сказал, что посылай их подальше. От моего имени. Можешь в выражениях не стесняться.

– Простите, но я так не умею…

– А если не умеешь по-простому, объясни им интеллигентно, с реверансами. Но чтобы это было доходчиво.

Понятно?

– В общих чертах…

Мне показалось, что на другом конце провода кто-то хихикнул. Неужто Марья? На нее это не похоже. С какой стати она развеселилась? По-моему, для веселья нет никаких причин.

– И не забывай то, о чем мы с тобой говорили утром.

– Думаю об этом постоянно, – с подтекстом сказала Марья.

Блин! Или она и впрямь такая бесстрашная, или считает что я рохля, ни на что не способный лось в калошах.

– Тогда всех благ, до завтра и спокойной ночи.

– До свидания, – вежливо ответила Марья и положила трубку.

Все, отбой. На сегодня приключений достаточно, даже с лихвой. Хряпну стаканчик, лягу на диван, включу телевизор – и хоть трава не расти. Имею я право на отдых? А как же.

Но едва я достал из холодильника бутылку водки, как зазвонил телефон. Неужели опять Марья? На нее это похоже – прерывать меня на самом интересном месте, будь то недосмотренный сон или приятный разговор с какой-нибудь дамой, нечаянно посетившей мою холостяцкую обитель.