Мстительница - Борис Седов

Бондаренко молчит — в состоянии грогги. Двое телохранителей (один с чемоданчиком) тоже молчат — им всё до лампочки. Зато сразу вступает в бой тот, которого Гепатит безошибочно определил, как старшего в группе встречающих: «А на каком основании… а покажите постановление… а куда будет доставлен задержанный для проведения следственных действий… а что вменяется Бондаренко… а с кем конкретно связаться его адвокату?» И чугуну, без сомнений, понятно, что это профессионал, которому абсолютно чихать и на красные корочки, и на бесстрастные, словно бы вытесанные из булыжников, рожи, к тому же прикрытые солнцезащитными очками, и на профессионально расплывчатые полуответы спецслужбовцев на каждый вопрос. Всё это для него не ново — сам был когда-то таким же деревянным солдатиком Урфина Джюса. «Из какого управления… из какого отдела… кто сейчас там начальником… сегодня же утром свяжусь по мобильному с Ерошенко… еще раз все трое продемонстрируйте мне служебные удостоверения… я начальник оперативной службы агентства „Богданов и Пинкертон“ и требовать это имею полное право!» — Этот начальник оперативной службы агентства, в отличие от своего шефа, подавленного и притихшего, ничуть не пытается гнуться перед «Рой Бонами», стремится общаться с ними чуть ли ни свысока, все фразы чеканит достаточно громко, чтобы привлечь к происходящему внимание окружающих. «Рой Банам» на это глухо насрать, а в результате весь хипеж заканчивается на том, что «пинкертоновец» заносит в электронную книжку данные всех трех агентов и не может отказать себе в удовольствии громко отдать приказание: «Теперь отправляйтесь.», которое оба Сергея и Виктор с бесстрастными рожами и исполняют, уводя с собой Бондаренко. Тот напоследок всё-таки умудряется выйти из оцепенения и квакнуть:

— Это всё происки этой шалавы. Семен, забери ее в офис и держите там, пока я не освобожусь.

— Будет так разговаривать дальше, освободится не скоро, — негромко говорю я, обращаясь только к Семену. — Извините, как ваше отчество?

— Леонидович, — охотно представляется он. — Крупцов Семен Леонидович. А вы, полагаю, лже-Виктория Карловна Энглер? — Насколько презрительно и высокомерно начальник агентства минуту назад общался с «Рой Банами», настолько любезен сейчас, обращаясь ко мне. К тому же, сразу на «Вы».

«Добрый признак, — прихожу к выводу я. — Хотя, у хитрожопых оперативников все признаки и понятия вечно встают вверх тормашками».

— Почему же «лже», Семен Леонидович? — одариваю я собеседника очаровательной улыбкой. — Это интриги Андрея. Выражаясь конкретнее, это всё враки. Я самая что ни на есть настоящая дочка Василия Богданова. Могу показать вам свой паспорт. А если этого вам недостаточно, готова прямо сейчас, как недавно в одной адвокатской конторе в Гибралтаре, задрать повыше подол и продемонстрировать фирменное Энглеровское тату внизу живота.

В ответ на мое столь заманчивое предложение Семен Леонидович отрицательно качает башкой.

— Мы вас проверим иначе. На детекторе лжи. Прямо сейчас отправимся в офис…

— Я же сказала, что завтра приеду сама.

— Нет, сейчас! — резко меняет тон с любезного на командный Крупцов. — Володя, — переводит он взгляд с меня на того стояка, который без чемодана, — проводи девушку до машины.

Я снова (наверное, от нервов) слегка передергиваю плечом. И без улыбочек или ужимок, без малейшего признака интонации, которую принято именовать умоляющей, не прошу, а советую:

— Не стоит, Володя.

Но когда дело касается приказов начальника, добрым советам этот дылда не внемлет. И уже тянет ко мне свои грабки.

— Не стоит, Володя!

На этот раз это не я. Это голос из-за спины, который заставляет Андрюшиного телохранителя замереть в нерешительности, а мне предоставляет возможность сделать шаг в сторону, освобождая оперативный простор для Кирюхи Подставы.

— Не стоит, приятель, — еще раз советует он и немного отодвигает в сторону полу плаща — ровно настолько, чтобы продемонстрировать нацепленный, как телефонная трубка, на брючный ремень компактный «Калико».[127] — Оглянитесь назад — Стоя метрах в трех за спиной Крупцова, Руслан тоже на доли секунды распахивает свой длинный плащ. — Мы с вами равны только в том, что и вы, и мы профессионалы. Но у вас простые волыны, у нас скорострельные автоматы. Вас только трое, а нас куда больше. Ко всему прочему, ни вам, ни нам нет никакого резона устраивать перестрелку в международном аэропорту. И без того, на все эти затянувшиеся разборки давно уже пялятся люди. Не дай Бог, привлечем внимание местных секьюрити или легавых. Так что, давайте-ка закругляйтесь скорее. Вика, ты еще долго?

— Пять минут.

Их мне хватает на то, чтобы взять у Крупцова визитку и еще раз заверить его в том, что завтра в районе обеда обязательно приеду к ним в офис. Уже без охраны. Зато, возможно, с Андреем, целым и невредимым.

— При условии, что сейчас вы дадите мне слово, что ни с какими детекторами лжи и уколами, заставляющими выбалтывать правду, ко мне лезть не будете. Я и без них докажу, что я законная правопреемница папы. Итак?

— Даю слово, — уверенно произносит Крупцов.

— Ко мне не применят никакого насилия, не причинят никакого вреда и не предпримут попыток установить за мной наружное наблюдение или нацепить мне на одежду какой-нибудь хитроумный жучок. Ведь папа мне часто рассказывал, на чем специализируется ваша контора.

— Даю слово, всё будет по-честному.

Полагаться на слово легавого, пусть даже и бывшего, может только турист из Европы или законченный идиот. Но Крупцов почему-то вызывает у меня доверие. И я чинно раскланиваюсь с начальником оперативной службы агентства, на прощание выслушав от него комплимент насчет того, какая я предусмотрительная, как хорошо подготовилась к встрече в аэропорту и какими надежными связями обладаю и в ФСБ (так вот, значит, откуда эти Сережи и Виктор), и в криминальных кругах Петербурга.

«И вовсе не я, а Олег, — улыбаюсь я, выходя из здания аэропорта и направляясь к дожидающемуся меня „Навигатору“. — Как это здорово, что рядом со мной такой супермен.

Как хорошо, что сегодня мы не успели окончательно разосраться.

Как вовремя у него зазвонил сотовый телефон».

На Московском проспекте я, Олег, Константин и Подстава с напарником объявляемся первыми, потому что Андрюшу, залепив ему скотчем буркалы, «Рой Баны», наверное, не менее часа катают по городу прежде, чем, прихватив под локоток, чтобы не споткнулся, наконец препроводить ко мне на квартиру. Нечего этому дракону знать даже приблизительно, где ему предстоит кантоваться сегодняшней ночью. Скотч ему с рожи сдирают лишь в тот момент, когда он, как я и планировала, уже сидит в детской, прикованный браслетами к шведской стенке. И первый человек, в которого после прозрения упирается его перепуганный взгляд, — сияющая от счастья Тамара.

— Здорово, юродивый. Как долетел? Почему не разбился? — Она ставит рядом с Андрюшей старенькую эмалированную кастрюльку. — Захочешь посссать, делай сюда. Это твоя Прасковья Ивановна. — И задумчиво добавляет: — Зря не разбился. Так для тебя было бы проще. Пять минут страха, и ты в преисподней. А сейчас у тебя еще всё впереди. Чего молчишь? Спроси что-нибудь. Глядишь, и отвечу.

Андрюша сидит на полу и не способен не то, чтобы спрашивать, а даже банально мычать. Единственное, что он сейчас может, — это разве что только от страха сходить под себя, намочить и нарядные брючки, и ковролин. И не нужна ему при этом никакая Прасковья Ивановна.

— Кранты тебе, паря! — злорадствует Томка. Похоже на то, что она, дай ей волю, не отвянет от беспомощного Андрея всю ночь. — Замочат! Как пить дать, замочат!

«Поразвлекалась немного, и будя, — решаю я и поднимаюсь с маленькой детской кроватки. — Доведет ведь уродца до такого маразма, что, и правда, от страха нассыт под себя. О каких тогда деловых переговорах может быть речь, а ведь мне до завтра надо успеть решить с этим ЧМО несколько очень важных вопросов. Точнее, всего один важный вопрос: я должна склонить Бондаренко на свою сторону, убедить его в том, что сейчас пахать на меня и при этом не пороть косяков, а быть честным и преданным — самый выгодный вариант для него, альтернативы которому все, как одна, очень расплывчаты и очень рискованны. Рядом со мной — надежно. Рядом с другими — подстава.

Убедить… склонить… Ничего нет сейчас проще, чем получить от этого кролика всё, чего только ни пожелаю. Любых показаний, любых обещаний. От которых он отречется сразу, как только выйдет из этой квартиры. И всё потому, что я добьюсь от него всего этого «методом кнута». Поэтому мне надо добиться желаемого, действуя «методом пряника». В этом и заключается весь геморрой, вся сложность того, что сегодняшней ночью предстоит совершить.

Увы, никто никогда не обучал меня искусству вербовки. Придется импровизировать.