На Крыльях Надежды: Проза - Прохор Озорнин

Гребок. И еще гребок. И еще несколько десятков. Вуууух! – и внезапно накатившая на судно волна смыла половину разместившегося там инвентаря, не пощадив даже банальной еды.

- Ты что сделал, засранец! – закричала Хозяйка. - Ведь там же наши неприкосновенные запасы, на черный день заготовленные были! Ведь там же последние подарки моей матери были! Не для тебя, для детей все готовила, по крупинкам собирала! Что же ты за неуклюжий то такой!

- А я дак не для детей! – насупился капитан. – И вообще, если это так важно, крепить лучше надо было!

- А я и крепила! Все связывала, все перевязывала! Кто же знал, что ты все в один миг смыть то сумеешь?

- Багаж смыла волна, - успел встрять в очередную перепалку Средний. - Человек не властен над волнами.

- Шторм приближается, - заметил Старший. – Я вижу его на горизонте.

- Да ты посмотри, что натворил! – как будто не слыша продолжала восклицать Хозяйка. Смыл наш багаж, разбудил Младшенького …

- Да, да, - просопел из угла лодки продирающий глаза Младший. – Разбудил, разбудил! Плохой, плохой!

… и даже кошку нашу сумел обмочить!

- Ммммяяяяяяяуууууу! – сказала вылезшая из-под сиденья взъерошенная кошка, изо всех сил начавшая облизывать собственную мокрую шерсть. – Мммяяяяяууу! – повторила она и с укоризной в своих кошачьих глазах уставилась на всех виновников торжества стихии.

- Вы гребете в противоположных направлениях, - саркастически заметил Старший. Планируете продолжать или остановитесь?  Шторм уже близко.

- Шторм, шторм! Мама, мама! Спаси, спаси! – заплакал Младший.

- Сейчас, маленький, сейчас! Все эти остолопы никак не понимают, что нужно грести на юг! Одна мама все знает, все умеет, все предвидит! Она поможет, она спасет!

- Мяяяуу? – вопросительно уставилась на нее подмоченная кошка.

- Шторм, однако, не предвидела, - хмыкнул Старший. – Давай, заменю тебя, - сказал он Хозяйке, - и бесцеремонно взял одно весло. Средний взял второе.

- На север сплаваем завтра, втроем, - отрезал Старший, обращаясь к капитану. – А сейчас гребем все вместе на восток, - добавил Средний. – Ну же, взялись!

Гребок. И еще гребок. И еще несколько сотен.

Они почти доплыли до берега – но шторм их таки настиг.

Он заметал и закружил лодку, окатывая ее волнами. Он смыл еще часть багажа. Он, наконец, уже во второй раз не пощадил несчастную и уже было начавшую обсыхать на ветру кошку. Он несколько раз ударил волнами в лицо капитана. Он дотянулся до кормы со Старшим и Средним. Он окатил водой заверещавшего Младшего.

Словом, он был жесток. Но и не всесилен.

Буря кончилась, и показался берег. Всего-то пара сотен метров. Всего-то протекающая и полуразрушенная лодка. Всего-то мокрая кошка, трущаяся у ног в тщетной попытке согреться.

- Кааазлы! – крикнула пришедшая в себя Хозяйка. Разбили лодку! Смыли багаж! Залили Младшенького! Нету больше моих сил, изверги! – и с этими словами она схватила Младшего и вместе с ним сиганула за борт, усиленно выгребая к берегу в южном направлении.

Оставшиеся втроем (вчетвером, если считать за пассажира мокрую кошку) из последних сил догребли до берега, попутно вычерпывая скапливающуюся в прохудившейся лодке воду.

- Ну, куда теперь то? – вопросительно посмотрел на них экс-капитан.

- На запад, уверенно произнес Старший. Там штормовые предупреждения обычно объявляют заранее.

- Ну а я тогда ради разнообразия, пожалуй, пойду на восток, - решился Средний.

- Ну, раз такое дело и мое руководство уже больше никому особо не нужно, пойду-ка я, пожалуй, на север, - воодушевленно заметил капитан прохудившейся лодки. Всегда мечтал там побывать хоть раз в своей экс-капитанской жизни…

P.S.

Ну, а что же кошка? Жива-с.

Выпрыгнув в самый последний момент из своего недавнего обиталища, с шумом разбившегося о берег, она как ни в чем не бывало выгнула спинку и, прогнувшись, стряхнула с себя все остатки этой никчемной морской влаги, пропитанной солью жизни, ободрительно мяукнула пару раз, да и побежала, куда хвост глядит. Отдалась, так сказать, новой жизни.

10.04.2010

Тридцатый день

Тридцатый день…

Да, тридцатый день прошел с тех пор, как он оказался здесь. В его новом доме. ДОМЕ .

Замерзший язык отказывался произносить это до боли знакомое и когда-то вызывавшее трепетный восторг и радость в груди, слово. Как по-новому оно теперь звучало в сознании!

Отчаяние. Отчаяние, мутящее разум.

Слезы - о чем? Быть может, о тех давно минувших и невозвратных днях простого человеческого счастья? О звонких людских голосах и счастливых улыбках детей? О крепкой семье, которую когда-то так хотелось иметь…

“Папа”…. А ведь он так никогда и не слышал этого чудного звука - и теперь уже не услышит никогда. НИКОГДА. Разум злорадно подсказывал, что это так - это не может быть иначе. А сердце, сердце, вынесшее такие муки и страдания, - сердце его отказывалось в это верить. Оно всегда отказывалось верить в боль и скорбь. Всегда. Или….или только до событий тридцатидневной давности?

И все же…. все же это теперь его новый дом, как кощунственно теперь бы не звучало это слово.

Улица. Почти всегда закрытые ночью подъезды домов. Городские свалки, где столь редко можно было найти хоть какое-нибудь пропитание…

Нет, нет, НЕТ!! Это не может быть со мной, только не со мной! Почему, почему, почему?!

Молчание. Гробовое молчание. Ночная тишина. Слова вырвались из иссохшего горла в ночную тьму города и затихли в тишине.

Нет ответа. Ответы придется искать самому.

Тогда – обессиленный, исхудавший, со шрамами по всему телу - следами борьбы с собратьями по несчастью и городской шпаной, с покрывшимся гнойными коростами лицом, - он упал. Он даже не заметил, как вдруг стремительно земля приблизилась к нему и тело, ударившись с грузным стуком о землю, осталось лежать неподвижно…

* * *

…Он не помнил и не знал, сколько прошло времени. Да и, наверное, не хотел знать. К чему теперь это ему? Найти пропитание и ночлег на очередную ночь - не этим ли ограничились его потребности?

Тогда он открыл глаза. Попытался пошевелиться - и отчаянно вскрикнул от резкой боли и застелившего глаза кровяного марева - рука, правая рука. Той, что не раз спасала его в драках на темных переулках за кусок хлеба, той, что помогала открывать иногда не слишком качественно сделанные замки дверей городских подъездов - ее больше не чувствовалось. Совсем, полностью. Перелом, вывих? Наверное все же вывих и последовавший за ним болевой шок… хорошо. Могло быть и хуже - намного хуже.

Оклимаемся. Оклимаемся, разум – я говорю тебе!

Больница? В какую эту больницу ты предлагаешь идти, разум? Да и не ты ли был случайным свидетелем, как меня сотни раз за эти тридцать дней выгоняли и выпинывали из общественного транспорта, зло окликали подростки, неприязненно косились взрослые и молодые девушки отворачивались с таким лицом, как будто только что увидели величайшую на свете мерзость?

Мне не место в мире этих людей. Уже не место.

Ааааа…. нет, не надо! Только не картины прошлого, только не их! Память, услужливая тетка память, так верно служившая мне раньше, - что за злую шутку ты хочешь сыграть со мной?! Умоляю, остановись! Я уже смирился со своей судьбой! Смирился - ты слышишь меня? Смирился!

Или… или нет?

Вопросы, вопросы, вопросы… Вопросы, бередящие ум и сердце. Одинокие вопросы без ответов. Слуги боли - душевной боли.

Снова боль - уже руки. Это легче. Пройдет.

Они, это они виноваты! – в который раз захотелось злобно прорычать ему. Да, это все они. Зловредные бизнесмены, лжецы, подлецы. Они обманули его - как и сотен ему подобных.

Теперь он уже не помнил деталей, но твердо помнил одно - они обманом получили квартиру, его квартиру. Дурацкая фирма, подставное агентство! Гады!

Стоп.

Только не злоба. Только не ненависть. Он уже устал от нее, слишком устал. Тридцать дней - это слишком большой срок, чтобы продолжать ненавидеть…

Тридцать дней… Как многому он научился и как много понял за эти тридцать дней!

С каким презрением он раньше смотрел на всех этих “малоимущих” и обездоленных! Сколько высокомерия и самодовольства было в его затуманенных внешним благополучием глазах..сколько простых человеческих просьб отклонил, ссылаясь на недостаток времени… Недостаток… теперь, похоже, времени у него в избыток - вот только какого времени…

Один раз он даже предал - близкого друга и коллегу по работе. Хотел заработать денег… заработал…А друг попал в тюрьму за финансовые махинации - пытался доказать, что его подставили. Если бы он еще и знал, кто….

За все надо платить, вдруг подумал он. За все. Искупать свои ошибки. Жестокий урок. Впрочем, жестоким он был и сам.