«Гласность» и свобода - Сергей Иванович Григорьянц

Россией, перестал бы торговать внутренними органами расстрелянных политзаключенных и во внешней политике был бы осторожнее, Ирану бы никто не помогал создавать ядерное оружие, и Ближний Восток, по-видимому, развивался бы иначе. Да и террористы почувствовали бы себя брошенными, а не тренировались бы как члены «Аум Сенрике» на российских полигонах.

Впрочем, мы перешли к истории в сослагательном наклонении. Бесспорно одно – демократия в России не получила никакой мало-мальски серьезной поддержки (не могу забыть, как измученная Галина Васильевна Старовойтова была предана атлантическим содружеством, так много когда-то о ней говорившим. Русский народ, так любивший Соединенные Штаты, американскую музыку, американскую литературу, каждого американца как носителя справедливости и демократии, тоже был предан. И нынешний антиамериканизм в России – следствие не только массированной государственной пропаганды, но и прямой результат этого предательства. И эта политика, конечно, не только ухудшила положение во всем мире, привела к многочисленным жертвам, но вернула мир к противостоянию сильно ослабленной демократии и авторитарно-террористического сообщества в формах, характерных для семидесятых годов, с бесконечными локальными войнами и безуспешными санкциями вроде «списка Магнитского» или украинских санкций в тех случаях, когда уже нельзя воевать.

«Победители»: конференция в Амстердаме.

Переворот 1993 года и разгром демократического движения

В России кроме моральной дискредитации демократии как идеологии и политического курса насущной задачей Гайдара, Ельцина и, конечно, КГБ было уничтожение всех демократических организаций, что в целом успешно было проведено в правление Гайдара в 1991–1993 годах. Они в своих сегодняшних откровениях и не скрывают, что демократия была враждебна «курсу Гайдара», и он это отчетливо понимал.

Разгром демократических организаций КГБ и в новый период своей истории начал с привычного врага – фонда «Гласность». Но, конечно, под широковещательные разговоры о победе демократии. Торжество наивных моих коллег, казалось, просто не имело предела.

В начале лета девяносто второго года в Амстердаме была созвана большая международная конференция «Россия, гласность и перестройка». Конечно, наиболее заметными ее участниками были гости из Москвы. Русских делегатов было человек двадцать: Галина Старовойтова, отец Глеб Якунин, Кронид Любарский, Виктория Чаликова, Олег Калугин, Василий Селюнин – остальных не упомню. Главную роль играл Сергей Адамович Ковалев, ставший крупным политическим деятелем и российского и мирового масштаба, поскольку добился того, что основополагающего положение о невозможности рассмотрения фактов нарушения прав человека лишь в рамках национальной юрисдикции было включено как один из важнейших принципов международного сотрудничества.

На конференции в Амстердаме я был сопредседателем. Пока выступали люди, бесспорно, очень хорошие, но наивные – Виктория Чаликова, отец Глеб, безоговорочно верившие в Ельцина и наперебой говорившие не просто о победе демократии, но прямо: «Мы победили», – я еще как-то терпел. Но когда Галина Васильевна в продуманном, хорошо построенном выступлении стала говорить (а было в зале около тысячи человек со всего мира), что в России блистательно победила бескровная демократическая революция и что наконец-то русские люди влились в семью свободных европейских народов (свою трагическую судьбу она, конечно, предвидеть не могла), я, воспользовавшись правом председателя, выступил и попытался убедить собравшихся, что никакой победы демократии в России не видно, что у власти в стране совсем не они, да и не бывает победы никем не подготовленной, а я ни в тюрьмах, ни на воле не встречал диссидентов и демократов, которые бы готовились к свержению советского режима и захвату власти.

Из русских меня не поддержал никто. Все были обижены и даже оскорблены тем, что я сказал, и продолжали повторять, что они победили и что уже завтра Россия ничем не будет отличаться от Франции. Я пытался воззвать к здравому смыслу, чтобы они не вводили в заблуждение сотни иностранных политических и общественных деятелей, собравшихся на эту триумфальную конференцию, – но тщетно.

Все русские прямо или косвенно «опровергали» меня и даже Кронид Любарский, чье выступление, кажется, завершало конференцию и на здравый смысл которого я очень рассчитывал, веско сказал: «Как говорят англичане, если птица похожа на утку и крякает, как утка, значит это утка. В России произошла революция и победила демократия».

Крякала она, действительно, как утка, но надо было все же иметь глаза. В перерывах ко мне никто не хотел подходить, только добрейший отец Глеб подвел ко мне, чтобы познакомить, бывшего генерала КГБ Олега Калугина. Он, кажется, не выступал, хотя явно понимал много больше других, и с пристальным профессиональным интересом смотрел на меня холодными серыми глазами.

По завершении конференции был ужин и прогулка не пароходике по каналам Амстердама. Я опять сидел один с бокалом вина, «демократы-победители» разговаривать со мной не хотели. Потом подошел сильно подвыпивший Вася Селюнин, сел рядом, обнял за плечи и почти со слезами сказал: «Неужели, Сергей, ты не веришь в нашу победу?»

Что можно было ответить…

На первый взгляд они были правы. Даже если оставить в стороне сомнительную демократическую риторику и личные качества Ельцина, имевшие мало общего с его рекламной компанией, несколько диссидентов и демократов были и впрямь близки, конечно, не к власти, но к власть имущим. Старовойтова в тот год была помощником Ельцина; диссиденты Ковалев и Бахмин (руководили управлениями по правам человека (вполне номинальными) при президенте и в Министерстве иностранных дел; в государственной Думе было человек десять депутатов из числа бывших диссидентов или близких к ним, говоривших о демократии, и им никто не возражал. Члены ГКЧП сидели в тюрьме, готовился суд над КПСС. Была официально запрещена цензура в средствах массовой информации (на практике становившаяся все более жесткой по серьезным вопросам), существовало множество партий, в том числе и весьма экзотических.

Генерал-лейтенант Стаськов в бытность заместителем командующего ВДВ рассказывал мне, как происходили выборы в дивизии, которой он командовал:

– Получили сверху приказ – всем голосовать за Жириновского. Я собрал офицеров, поручил провести разъяснительную работу в подразделениях. Вероятно, они мою команду выполнили, но когда начали подсчитывать бюллетени, оказалось, что семьдесят процентов состава проголосовало за «Партию любителей пива», а тридцать – за «Партию женщин». Ну, мы все равно сообщили в избирком, что девяносто пять процентов проголосовало за Жириновского.

Вскоре этих партий не стало, в том числе партии пенсионеров, зеленых, социал-демократов. Были уволены Вадим Бакатин, попытавшийся ограничить влияние КГБ, искренно полагавший, что к власти в России пришли демократы во главе с Ельциным, а не те самые спецслужбы, власть которых он по наивности вознамерился урезать; Борис Панкин – единственный советский посол, выступивший против ГКЧП, ненадолго назначенный министром иностранных дел, попытавшийся ограничить число сотрудников КГБ в МИД’е и тут же замененный «ветераном внешней