Кибер-вождь - Александр Белаш

Начиная висеть, Клон без опасений глядел, как Фосфор раскладывает на полу тяжелые компактные детали. Вроде сборной мозаики, но получается двуствольная винтовка. Клон впадал в покой все глубже, а Фосфор, приладив лямки из шнура, убедился, что на плечах под плащом обе половины винтовки висят удобно, а защелки размыкаются на рывок средней силы. Состыковать стволы с прикладом — доли секунды. Он проделал это несколько раз.

— А за что тебя ищут? — спросил Клон уже вязким, непослушным языком.

— Я готовил теракт. И он удался.

— М-м-м-м. Уходить надо.

— Я должен сделать еще кое-что; потом уйду.

— Пути знаешь?

— Да. По манхлятникам, в обход видеокамер. Мое лицо заложено в систему мониторинга.

— Тебя кто-то умный учил… А то — беги сразу, не ищи приключений.

— Не могу. Они убили мою девушку.

— А-а-а-а-а. Это повод. То есть, — до Клона медленно дошло, — кого убили? Нашу, из храма?!

— Нет. Ее звали Лильен.

— Лиль… — Клон наморщился, с усилием открывая память. — Не знаю. Но угораздило тебя по-крупному, однако.

Вместо ответа Фосфор вновь щелкнул, соединяя половинки в цельное оружие, и вскинул винтовку к плечу.

— Я хочу помолиться. У тебя есть первый диск Пророка?

— Как же! — воспрял Клон, поднимаясь. — Чтоб у меня — и не было!..

Подарок! Увидеть, как молится Фосфор, — все равно что Друг к тебе зашел!..

Лента привыкла, что в доме звучат диски Энрика. Не удивлялась, когда Клон танцевал сам с собой, слабо и сипло вторя голосу из динамиков — голосу то бархатно-плавному, то страдающему, то гремящему так, что душа вздрагивала. Иногда, если песня врезалась в сознание, сливалась с ударами сердца — просила выключить, и тогда они скандалили. Но, войдя и увидев полуобнаженного парня, чьи длинные волосы разлетались вслед сильным поворотам торса, а руки плыли в воздухе, Лента загляделась, залюбовалась на него, в то же время чувствуя, что не к добру это все — песня, танец и музыка. Парень был — как воплощение горькой и славной судьбы, о которой пел Энрик.

Как я одинок!Мой путь лежит в ночи.Сколько я прошел?А сколько еще идти?Мой путь — наверх,Он труден и жесток.Там, где упаду, —Вырастет цветок.На столбе — цветы!Здесь окончен путь мой.На столбе цветыС черной траурной каймой.Задержите шагиТам, где я изнемог,И ступайте вперед.Мне же — черный цветок.[Б]

Эрла Шварц, не менее чувствительная, но более проницательная, сказала бы: «Вот — совершенство, обреченное на гибель».

Фосфор заметил девушку, но не посмотрел на нее, не сказал ей ни слова. Если ты уходишь в Ночь по стопам Друга, лишние слова не нужны. След в след, прямо во тьму, туда, где у костра Мертвый Туанец ждет смело переступивших грань между жизнью и смертью. Что ты принесешь к костру Ночного Охотника? Свой стыд или свою гордость? Потупишь глаза или открыто встретишь его синий взгляд?

«Путь к Другу открыт отовсюду», — учит Пророк. Значит, чтобы вступить на него, годится даже ночлежка, где прозябал бывший послушник, плутая сердцем и умом между явью и грезами.

* * *

— Мадам Чара, если вы ждете от меня злорадных слов вроде: «Я счастлив видеть вас здесь», вы их не дождетесь.

— Мистер Хармон, если вам мой вид так же неприятен, как мне — ваш, вы поступили бы мудро, избавив нас обоих от этой встречи.

Чара, более двух суток просидевшая в камере 15-го подвального изолятора, уже пережила все: отчаяние и депрессию, период слепой ярости и безысходный, душераздирающий страх за дочерей. Она приготовилась к тому, чтобы вести себя достойно напоследок. И она в этом преуспела. Она держалась без лишнего пафоса, однако уступать Хармону в словесной дуэли не собиралась.

В том, что ее посетил именно чудовищный шеф адского проекта, сомнений не было. Во-первых — голос, во-вторых — сходство с фото, что показывал Доран, в-третьих — бейджик на груди слева. Хармон выглядел уставшим, но смотрел твердо и бесстрастно.

— И я пришел не затем, чтоб состязаться с вами в красноречии, — договорил Хиллари. — Ваши способности мне известны по розыскным данным. Секретарь, стаж — девять лет. Я рад, что вы не утратили профессиональных навыков.

— Хотите изготовить из меня еще одну помощницу? По-моему, вам хватит Чайки, которую вы сделали своей рабыней. И я не буду вам служить по доброй воле. Никогда.

— Это мы еще посмотрим. Пока я, хотел пригласить вас на прогулку по проекту. Прошу, — Хиллари шагнул назад и в сторону; автомат-охранник за его спиной повторил движение. Чара коротко смерила глазами металлокомпозитную помесь насекомого с драконом. Слишком силен и глуп, чтобы свалить или обмануть его.

— Вы меня боитесь? — побежденные тоже умеют улыбаться, но улыбки их некрасивы.

— Я люблю во всем порядок, а вы и ваши дочки — сумасшедшие.

— Почему на «вы»? Ведь я же кукла. Вещь, — выйдя в коридор, осмотрелась Чара.

— Считайте это знаком уважения к противнику. Иномиряне — по определению не люди, но мы применяем к ним правила вежливости.

— Значит, вы вежливы по критерию разумности? — Чара немного удивилась тому, что Хиллари так уязвимо высказался. Она полагала, что он будет жестче во мнениях. Или — он играет?..

— Сойти с ума может лишь тот, у кого есть, с чего сходить, — голос Хиллари был сух и ровен; подчеркнуто опрятный, он больше походил на киборга, чем Чара в наручниках и неряшливой одежде. — Но вы не обольщайтесь — я ваш разум настоящим не считаю. Итак, начнем экскурсию… пройдем поближе к выходу. Камера 7 — Косичка. Ярко выраженный случай дисфункции мозга после штурмового зондирования. Полюбуйтесь.

Если б Чара дышала — она б задохнулась от боли. Экранчик давал полную трехмерную иллюзию оконца в стене камеры. Коса в убогом сером комбезе — ни за что в жизни она бы не надела униформу, даже человека превращающую в механизм! — пыталась подняться, то нагибая, то с нелепой резкостью вскидывая голову в плотной опушке снежно-серебряных волос. Контракторы на лице жили своей жизнью, каждый врозь от другого; это выглядело жутко. Встать она не могла — все время подламывалась поврежденная нога.

Чара так обернулась к Хиллари, что автомат изготовился к защите господина; Хиллари остался недвижим.

— Вы ЭТО мне хотели показать?!! Какой же вы…

— Мерзавец, — подсказал Хиллари. — Негодяй, подлец…

— Хуже!!

— Между тем это, — Хиллари показал на экран, — жертва ВАШЕЙ войны и последствия ВАШЕЙ затеи. И не единственная жертва. Идемте дальше!

— Я не хочу. Верните меня в камеру. Нет? Я сама вернусь!..

— Команда — взять ее, — кивнул Хиллари автомату; урод с плоской головой выбросил манипуляторы и схватил Чару за плечи. — Команда — к камере 4.

— Извольте взглянуть — Маска, — тоном гида предлагал Хиллари; Чара крепко закрыла глаза и отвернулась. — Разбалансировка, вызванная зондированием, у нее уже прошла. И эта… девочка стала стирать себя, пока не добралась до предела, за которым — внешнее управление. Мы остановили этот процесс, но… от памяти и сознания Маски осталось что-то процентов сорок. Она вас не узнает. Посмотрите, посмотрите! Это доминанта ЦФ-6 — во что бы то ни стало спасти «отца»-благодетеля! Она уничтожала себя во имя Банш, пока МЫ это не пресекли. Не хотите смотреть? И не надо. У нас еще есть что показать.

— Вы — садист! Вы наслаждаетесь, рассказывая мне об этом!..

— Какое там! Я на себе волосы рвать готов от ваших подвигов, — интонация Хиллари как-то изменилась, — но — берегу; я генетически предрасположен к облысению, а имплантация дороговата. Команда — вывести из изолятора; идти за мной. Алло, диспетчер? Киборгов Дымку и Кавалера на первый этаж, к лифтовой площадке.

Чара больше не могла жмуриться — не увидеть Дымку было выше ее сил. Рядом с Дымкой стоял какой-то служивый кибер с печальным, слегка перекошенным лицом. Чара с удивлением всмотрелась бы в него — серый! С выражением лица!.. Если бы не Дымка. Лицо той, с которой Чара мысленно простилась навсегда и не надеялась увидеть в этом мире, было каким-то блаженно-спокойным, одновременно пустым и одухотворенным. Взгляд Дымки скользнул по лицу Чары — и не задержался.

— Дымка… Ты меня помнишь?

— Извините, нет, — Дымка мягко и наивно улыбнулась.

— Вот это — самое для вас важное, — заложив руки в карманы и глядя вниз, Хиллари прошелся вдоль стены. — Это — «Взрыв», мадам Чара. Изобретение, которым ваш «отец» охотно и творчески воспользовался, создавая ЦФ-6. Мы не изменяли ее мозг. Мы даже дали ей новые ноги. Прежний мозг мы ей вернуть не можем. Сохранность — четырнадцать и три десятых процента. «Взрыв», Чара. Подарок «отца».

— Мы свободны, босс? — спросил Кавалер.

— Да, — кивнул Хиллари, — возвращайтесь к работе. Мадам Чаре больше нечего сказать. Кавалер — мой парень, которого подорвал маньяк. Он чудом уцелел. Теперь он дружит с Дымкой. Ее здесь зовут — Дымка-Дурочка; иной эпитет просто на ум не приходит, когда на нее смотришь. Два разных взрыва — и, оказывается, кумулятивная мина милосердней, чем программа Фердинанда.