Холмов трагических убийство - Давид Игоревич Верлицкий

к моему прозвищу, что насовсем позабыли мое настоящее имя?

Джон с ужасом еще раз оглядел заключенного. Он стал вспоминать, в чертогах разума начали проясняться образы из прошлого, среди которых он нашел и своего давнего врага.

– Не напомнишь, как вы дали мне эту кличку? Я был лучше вас всех, всех гребаных офицеров, но вы все, абсолютно все, унижали меня, не давали протиснуться в равную борьбу. Не пускали меня в свой круг, чтобы не иметь достойных соперников! Вы наслаждались тем, что все уже в ваших руках, и вам казалось, что все, чего вы могли достичь, вы достигли. То задание, которое стало для многих последним… его подстроил ты, верно? Миссия, в которой погибли все до единого! Именно, что до “единого”, ведь ты убил их! Ты знал, что никто не станет проверять между железнодорожными путями, по-настоящему заброшенными путями. Их тела, наверное, до сих пор валяются там, под землей. А я знал все, все это время, ведь это было подстроено с твоей женой, и тут пазл сложился воедино! Но знаешь, сначала я даже был благодарен тебе за это, потому что смог, наконец, стать тебе равным. А теперь давай-ка вспомним, что ты сделал, чтобы меня исключили из борьбы за звание шерифа. Ты убил свою жену, убил ее! Ты знал, что она все время навещала меня, и никто не подумает на “преданного” мужа. Ты прекрасно понимал, что она не любит тебя, потому что ты ничего не мог сделать. Во что превратилось это захолустье, разве в этом главным образом виноват не ты? За мной на протяжении нескольких лет вели слежку, пока я таинственным образом не пропал. Тогда-то я и вступил в Семерку, от всей безвыходности чертовой жизни. Ты никогда никого не любил и не ценил ничего, как следовало бы. Ты вечно ускользал от препятствий, тебе нужна была лишь награда. Правда не так сладка, чувствуешь? Вся твоя жизнь строилась на самообмане, чем разрушила жизни окружающих тебя людей. Но тебя никто не посадит, ведь ты, черт побери, шериф. К тому же, нет никаких доказательств всех твоих злоключений! Мне, скорее всего, никто не поверит, но мы то с тобой знаем всю правду. – он широко улыбнулся и оголил свои желтые зубы. -Иногда жизнь предоставляет сюжеты гораздо более запутаннее, чем те, которые разворачиваются в драмах, не так ли? Почему ты ничего не говоришь, я хочу, чтобы ты сказал что-нибудь!

– Ты не знаешь ничего и не можешь говорить так обо мне и моей семье. – уже принимая то, что его честь запятнана, сказал Джон.

– Семье? Ты назвал то, что у тебя было, семьей? Даже самый близкий друг, и тот оказался предателем! Все, чьи жизни ты испортил, видишь, что с ними стало? Назови хоть одного живого человека, с которым ты мог пообщаться еще десять лет назад? Я убил Уэбли вовсе не из-за того, что я сумасшедший, а из-за того, что хотел послать тебя к черту, Донлон! Хотел показать, к чему ведут твои решения!

Из всех пятерых стоящих по другую сторону решетки еще мог говорить только, пожалуй, сам Джон. Он настойчиво спросил:

– Энн Уилтерс, где она сейчас?

– Мне не хочется заканчивать этот разговор, Джон, я подержу интригу еще пару минут, если ты не возражаешь.

Шериф ударил кулаком решетку. Говард чуть вспрыгнул от неожиданности и откатился на стуле ближе к стене. Щелкнув пальцами, он, как ни в чем не бывало, продолжил говорить:

– Семерка, скажу честно, тоже была не благословенна. Вечные несогласия, перепалки… ну… все то же самое, что было у вас, думаю ты знаешь, о чем я говорю.

– Хватит с нас разговоров. – отрезал путь к отступлению Вилли Бенсон. -Где находится Энн Уилтерс?

– Неужели ты и вправду хочешь знать это? – с неким удивлением спросил Говард.

– Да, я хочу знать это. – Мик приложил руку к револьверу.

– Как скажешь. -облизнувшись, сказал тот. -Но пообещайте мне, что не затащите меня еще глубже в тюрьму, я вам все-таки как-никак помогаю.

– Обещаем, обещаем. – с оттенком приветливости дал слово Планк.

– Хорошо… Тебе я верю. Что ж, она, должно быть, сейчас едет на каком-нибудь шоссе вроде тридцать второго к себе домой… По крайне мере до того, как вы утащили меня к себе, она говорила, что именно так и сделает – сначала пересечет границу, затем остановится в отеле “Грацьяс” или что-то в этом роде, затем продолжит свой путь.

– Если ты нам что-то недоговариваешь, тебе же хуже. – предостерег того Бенсон.

– Ну что вы? Разве психопат с поехавшей крышей может что-то утаить от профессиональных детективов? Возможно, это наш последний разговор перед тем, как вы закроете дело, или, может даже, вообще последний… Во всяком случае знайте, что все, с кем вы знакомы, могут оказаться совсем не теми, за кого себя выдают. Легко оказаться обманутым, когда все вокруг честные. Напомните, скольких из Семерки вы уже определили?

Джон начал считать:

– Ты, Уэбли, и все.

– Странно, что ты так уверен, что Уэбли из Семерки. Если он помог мне, это вовсе не значит…

– Хорошо, тогда назови другую причину, по которой он помог тебе сбежать? – резко спросил Донлон.

– Ладно. – улыбка с лица Вилли ушла. -С вами такое не провернешь… Да, вы правы! – он захохотал. -Как же мне нравится быть тем, от которого зависит самое грандиозное расследование последних лет. Я, своего рода, психиатр, дающий наставления своим пациентам. Когда представляешь это таким образом, на душе внезапно становится легче. Знаете, почему я сразу вам все не говорю? Да, это риторический вопрос, и ответ на него предельно прост – все это игра, затеянная не мной, но в которую я тоже хочу поиграть. Я человек-загадка, которую никто не может разгадать. Я умнее вас всех вместе взятых, и наслаждаюсь этим. С одной стороны я псих, а с другой – гений, понимаете?

– Не-а. – повертел головой шериф. -Ты точно ненормальный, и просто не можешь принять это, живешь, питая надежду на то, что с тобой еще не все покончено.

– Может и так, но одно я знаю точно – ты никогда не был далек от меня, Донлон, мы всегда были и будем похожи, и любая наша затея будет либо идиотской, либо необъяснимой! Вот только я творю, а ты уничтожаешь.

– Ты пытался творить, и в этом твоя слабость. – отвернувшись и собираясь уходить, поставил точку Джон.

– Слабость? Хе-хе-хе-хе-хе! Это мой приговор, который обеспечило мне общество. Эти мерзавцы, которые сделают все, чтобы получить желанное, которые душу продадут ради всего этого.

– А может, они не мерзавцы, какими ты их представляешь? Подумай о них как о людях, таких же, как и ты.

– Они никогда не были такими же,