Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

19 января

Педагоги ходят как в воду опущенные; пропадает всякая охота работать. И только Б-ский чувствует себя именинником. Такой же франтоватый костюм, полужокейского, полувоенного образца; тот же гордый вид и надменное бритое лицо! Он знает, что по нынешним временам можно делать что угодно, надо только зачислить себя в рать черных патриотов. И он, провоцируя учителей и учениц и нарушая на каждом шагу законы, укрепляет под собой почву, с другой стороны. В последние дни он делает визиты видным здешним «союзникам», откровенно говорит им, что разгонит из гимназии по крайней мере 6 человек педагогов, и все это прикрывает «патриотическими» целями. Да, науку «неофициальной субординации» он вполне постиг! Бесцеремонное же попирание законов тоже одно из лучших средств для создания себе карьеры.

20 января

И с другой стороны тоже удар! Ученицы VI класса, которых уже давно настраивает против меня классная дама В-ва, пожаловались Б-му, что я редко их спрашиваю, вследствие чего ученицы, получившие двойки за письменные работы, часто получают 2 и за четверть; говорили также, что я несправедливо отношусь к Б-вой. Б-ский поэтому сделал мне замечание. Но всего больнее то, что инициаторами в данном случае явились сами ученицы.

21 января

Сегодня пришла подавать прошение о выходе из гимназии ученица VII класса П-на. Это малоразвитая и довольно ленивая девица, поражающая своими нелепыми и безграмотными сочинениями, уже второй год сидит в VII классе. В первое полугодие она опять ничего не делала и получила за обе четверти 2 по словесности. Я советовал ей хотя в это полугодие усиленно заняться; но брать репетитора она не хотела, т<ак> к<ак> родители будут ворчать на такую трату, да притом еще и без всякого ручательства. Сестра же ее (учительница народной школы), с которой я тоже советовал ей позаниматься, сказала мне, что П-на сама не хочет работать. На днях у них вышла семейная сцена из-за ее постоянных гуляний. На попреки родителей она заявила, что совсем не будет учиться, и пришла сегодня с заявлением о выходе. Б-ский же, узнав от своей «наперсницы» В-вой, что П-на выходит «из-за русского языка», велел ей взять заявление назад, сделал мне внушение, что я допустил такую малоподготовленную ученицу до VII класса, и заявил, что он сам будет ее репетировать. П-ной самой это неприятно. «Теперь и все подруги станут смотреть на меня как на ученицу директора», — недовольно говорила она мне. Я лично тоже думаю, что это просто одно из средств подсидеть меня как учителя русского языка. Есть, конечно, тут и желание порисоваться своей добротой. А в общем все это опять весьма неприятно.

22 января

Сегодня Б-ский начал «заниматься» с П-ной. Выпытывал у ней, что мы проходили, какие темы им даны и т.п. Поболтал с полчаса насчет некоторых ее ошибок, ничего не задал, не дал никаких указаний для самостоятельной работы. И все дело этим окончилось. Для исправления П-ной такие уроки, конечно, ничего не дадут. Но для целей Б-ского кое-что дать могут. И притом будет, конечно, опять немало столкновений у меня с ним из-за этой девицы. Теперь придется считаться кроме фавориток из учительниц и с фаворитками из учениц. Этого еще не хватало!

А отношения у меня с Б-ским и так весьма натянутые. Вчера вышло опять столкновение из-за пробных уроков. Всегда подчеркивая, что на этих уроках он не обязан бывать, тут, когда я заявил ему, что будет урок завтра, Б-ский вдруг вломился в амбицию, сказал, что это для него неудобный день и потребовал перенесения урока на послезавтра. Между тем послезавтра у меня уроки начинаются с четвертого, а тут пришлось бы ради пробного приходить еще на первый. Притом и материал, назначенный на завтра, должен был давать еще 4 дня назад, и откладывать его дальше не было возможности. Я изложил Б-скому все это, но он упрямо стоял на своем. На этот раз и я решил не сдаваться. Задал категорически вопрос (в присутствии начальницы и председателя попечительского совета): «Все-таки можно сделать завтра?» — «Как хотите», — буркнул Б-ский, и я решил сделать по-своему. Председатель же, уходя из гимназии, даже не простился со мной несмотря на то, что в прихожей были в это время и учительницы. Наверное, сегодня же вечером напишет на меня донос. А может быть, поступит так же, как с законоучителем. Ведь и его «вина» не больше моей!

25 января

Хорошо еще, что в нынешнем году у меня ладятся отношения с ученицами. Педагогическая практика, наконец, дает о себе знать. Появилась выдержка и известный такт, чего часто не хватало раньше. Теперь даже и замечания делаешь обыкновенно спокойным тоном, не сердишься и при плохих ответах, а это ведет к тому, что и ученицы, получившие плохие баллы, тоже не сердятся на меня. Даже и отношения с VI классом, который жаловался на меня, вполне корректные и с той и с другой стороны. Рассказываю урок я теперь тоже довольно свободно. Неприятно только, что под угрозой нелепых придирок Б-ского и грядущей ревизии приходится обходить при преподавании всякие щекотливые вопросы, хотя от этого страдает научность курса. В VII классе, например, не только пришлось оставить в стороне вопрос о реакционных взглядах Гоголя, отразившихся в его «Переписке с друзьями», и об ответе на эту книгу Белинского (с письмом которого я раньше знакомил учениц), но даже при рассказе о людях 40-х гг. пришлось умолчать о влиянии на них Николаевской реакции. В VIII классе придется умолчать о взглядах Л. Толстого, сложившихся после кризиса 70-х гг., нельзя будет отметить эти взгляды даже по его беллетристическим произведениям (хотя бы по «Воскресению» и «Сказке об Иване Дураке»), от чего само понятие о Толстом будет у моих словесниц, конечно, весьма неполное.

26 января

Наконец-то председатель представил нам для подписи протоколы педагогических советов: у него потребовали их из округа. Протоколы эти копились за целый год начиная с ноября, а теперь он потребовал (через сторожа) немедленно подписать и возвратить их ему, надеясь, очевидно, что мы подпишем не читая. Но когда мы стали просматривать их, то оказалось, что самозванный секретарь Ч-ва, инспирированная своим покровителем, так тенденциозно составила протоколы, что к каждому из них пришлось прилагать «особые мнения». В первом протоколе писали возражения на неправильные выборы секретаря. Потом шел протокол заседания о поднятии грамотности; здесь было уменьшено число даваемых мною письменных работ и не сказано о принимаемых мной для поднятия грамотности мерах. В протоколе о выписке журналов были упомянуты только журналы, одобренные Б-ским; о решении же совета выписать целый ряд других журналов (в том числе педагогические, и даже такие, как «Педагогический сборник» и «Церковные ведомости»), принятом единогласно, даже и не упомянуто. Протокол, излагавший вопрос о репетициях, тоже делал передержки, чтобы показать, что я возражал председателю. Следующий протокол (об исключении А.) начинался с курьезного изложения всех непорядков, замеченных председателем в гостинице: беспатентной продажи вина, посещения гостиницы женщинами, неправильного составления счетов и даже того, что гостиница ближе чем на 40 сажен от церкви. При изложении же самого дела А. Б-ский благоразумно умолчал о том, что видел ее в гостинице еще в первый день своего приезда туда, но никаких предупредительных педагогических мер не принял, не сказал об этом даже начальнице, а занялся слежкой с целью «накрыть» (выражение протокола), как настоящий провокатор. В заключение же приводится не только постановление об увольнении А., но еще и другое, которого вовсе не было, будто бы мы постановили ходатайствовать перед губернатором о закрытии гостиницы. Но мы опять написали возражение, указав, что такие вопросы в компетенции педагогического совета не входят. Но всего тенденциознее оказался протокол. Сначала здесь излагался вопрос о праздновании юбилея, причем отмечалось, что законоучитель возражал против речи кого-либо из учащих, говоря, что по циркуляру должны читать учащиеся; подчеркивалось далее, что историчка отказалась читать юбилейную речь (ссылаясь на нездоровье), что отказался и я (хотя я вовсе не историк); но умалчивалось опять о том, что отказался и сам председатель (бывший раньше учителем истории), ссылаясь на то, что он будто бы «косноязычен». Потом шло изложение инцидента с расписанием уроков, освещенного тоже тенденциозно (будто бы законоучитель сказал, что при таких условиях «не может» посещать молитву). На все это нам пришлось возражать и прилагать «особые мнения», где вскрывалась (хотя и весьма осторожно) истинная подоплека дела. Не писала «особых мнений», конечно, только составлявшая протоколы Ч-ва; из остальных же, как и следовало ожидать, оказалась во всем согласной с ними и не имеющей никаких особых мнений классная дама В-ва. Прочие же коллеги выступили против этого триумвирата с замечательным единодушием. Общий гнет сблизил всех нас, и эти добрые товарищеские отношения, которые теперь воцарились среди нашего персонала, весьма скрашивают наше неприглядное житье.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});