Русские инородные сказки - 5 - Макс Фрай

— Благодарю, — отвечаю я и собираюсь подниматься наверх, но что-то хватает меня за ногу.

Оборачиваюсь, вижу: какой-то толстый малый с лицом олигофрена тянет мою ногу вниз, а сам смотрит на меня и улыбается идиотской улыбкой.

— Антоша, отпусти господина! — говорит высокий.

Имбицил нехотя повинуется. Я еще раз благодарю высокого.

— Не за что, — отвечает тот. — Кстати, я ваш электрик. А Антоша — ваш газовщик. Мы тут живем. Мы все тут живем.

Мигает тусклый свет слабенькой лампочки под потолком подвала. Из углов шипят змеи. Откуда-то слышится скрипучий старушечий хохот. Профиль косматой ведьмы тенью дрожит на стене. Лестница трясется.

Я поднимаюсь наверх с теннисным шариком в руках. Подумать только, в каком дефиците были качественные теннисные шарики в прежние времена! А сейчас, слава богу, никаких проблем с ними нет. Везде продаются. Сейчас еще поиграем минут двадцать, а к восьми Дэн с Анькой всех к себе в гости приглашают. Удобно, когда все друзья рядом живут! Это большой плюс. Да что говорить, всем нам ужасно повезло, что удалось здесь поселиться! Замечательный вариант подвернулся. Большая удача. Хороший дом.

Царь-зеркало

В большом городе, в старой крепости, есть Царь-колокол, который не звонит, Царь-пушка, которая не стреляет, и Царь-зеркало, которое не отражает. Огромное, круглое, дремлет оно на повороте мостовой. И снится ему, что оно — часы с лягушкой.

В юности это зеркало мечтало стать спутниковой антенной. Но родители сказали, что на поприще космической техники много не заработаешь. А тут как раз, по блату, подвернулось местечко в старой крепости. Так вот оно все и вышло… Целыми днями спит Царь-зеркало и не замечает, как рядом змеями шуршат в траве длинные газетные строчки, как выползают они на свет божий, блестя на солнце своими типографскими чешуйками. Спит зеркало и ночами, когда вокруг поют души мертвых царей. Круглые сутки проносятся мимо черные, вечно голодные машины. Зеркало не отражает их.

А далеко-далеко от старой крепости и от большого города едет по проселочной дороге видавший виды автобус. Где он едет — там всегда вечер. А дорога на горизонте упирается в большой красный шар — заходящее солнце. Усталый и спокойный, водитель смотрит всегда вперед, на этот раскаленный шар. Ему не нужны ни темные очки, ни тонированное лобовое стекло. Его глаза давно привыкли.

Вьется бесконечная дорога среди городков-поселков-деревень. Вот остановка. Пластиковая крыша и бетонные стенки, покрытые зеленой краской. А поверх краски — многочисленные рисунки и надписи. Еще несколько лет назад остановки тут не было. А возникла она, когда поселились в этих краях проливные дожди. Тут же и выросла остановка. Надо же кому-то укрывать путников от непогоды! Водитель автобуса еще помнит эту остановку совсем маленькой, не выше метра над землей, когда вон ту здоровенную надпись на левой боковой стенке: «Маша К. и Дима С. — жених и нивеста» — можно было всю целиком накрыть одной ладонью. Под дождем остановки вырастают быстро… Над дорогой у горизонта постоянно висит солнечный шар, а стало быть, дожди тут грибные. Само собой, в лесах, что по обе стороны дороги, полно грибов. Весной лес так и звенит от их веселых трелей!

На остановке ждет человек. Автобус останавливается и со вздохом открывает дверь. Человек заходит, садится на потертое сиденье. Смотрит в окно. В окне солнце. Автобус движется на закат.

Человек едет с работы. Ему невесело.

Работа у него плохая. На фабрике слов. Когда-то эта фабрика была веселым и милым, почти семейным предприятием. Слова изготавливались вручную, и каждое выпущенное слово дорогого стоило. Покупателей товара было немного, но уж кто покупал, тот платил не скупясь. Так что жили работники фабрики неплохо и в обед всегда могли позволить себе выпить вина. Но время незаметно менялось.

Время вообще все старается делать незаметно. Такое уж это скрытное и темное существо. Оно если ползет, то медленно. Если бежит, то быстро, как и все остальные вокруг, так что поди разгляди его в толпе прочих участников забега. Даже на часах время показывает свое истинное лицо только два раза в сутки. (Речь, разумеется, идет о незаведенных часах. Если часы завести, тогда — да, другое дело! Тогда они хватают время за хвост, держат крепко, правильно показывают и не выпускают его из зубов своих шестеренок, пока завод не кончится. Но заводить-то часы люди научились совсем недавно… А раньше все часы стояли столбом, что твоя колонна адмирала Нельсона на Трафальгарской площади в другом большом городе.)

Так вот, время незаметно изменилось. Основатель фабрики состарился, устал и продал свой бизнес. Новое начальство решило выпускать слова попроще, подешевле, зато покрепче. И числом побольше. Установили конвейер. Теперь уж вина в обед не пили, нельзя этого при работе на конвейере. А слова стали неинтересные производиться, все больше какие-то серенькие, хотя, конечно, и крепкие. Ну а дальше — и того хуже! Сплошь зеленые слова стали сходить с конвейера. Потому что перешла фабрика на военные заказы. И тут же сделалась режимным секретным объектом. А что, расположение позволяет, леса кругом! Теперь на этой фабрике делают военные пароли и отзывы к ним, с резьбой того же диаметра… Вот как нажмут в старой крепости на кнопку, как скомандуют, чтобы война началась, так и полетят эти пароли по небу, поползут по дну океана, заглядывая через перископы в глаза осьминогов, промаршируют по травам и листьям, неся везде разрушения и смерть…

Едет человек в автобусе, и плохо ему от таких мыслей. Уволился бы он с фабрики к черту, да как тогда быть с пылесосом? Ведь не один этот человек живет, есть у него дома пылесос. А пылесосу пыль нужна, причем каждый день! Ну а пыль на дороге не валяется, она денег стоит. Вот и приходится зарабатывать. Кроме изготовления слов, ничего другого человек делать не умеет — как тут уйдешь с фабрики?

Автобус держит курс на солнце. Человек уж проехал свою остановку, не надо ему так далеко на запад, но что-то захотелось на солнце поближе взглянуть… Решил прокатиться еще немного.

Пения лесных грибов уже не слышно, лес остался позади. Автобус теперь скользит по бескрайнему полю. В поле полынь, в поле хлеб. В поле сахар, консервы. Тут работают люди, простые, трудолюбивые, которые выращивают полезные вещи: сахарную свеклу, хрустящий картофель, зубную пасту, велосипеды, пособия для молодой семьи по уходу за рулонами линолеума и старые черно-белые кинокомедии. Вот седой и мудрый сельский агроном разъясняет начинающему шахматисту, как правильно писать слово «ленолиум». Здесь знают, как надо делать дела. А посреди поля на дороге стоит юноша, который не знает, как надо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});