Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

Другой взгляд был также устремлен на Рене, но с совершенно иным выражением.

Человек, смотревший на механика, был лет пятидесяти пяти или шестидесяти. Длинная седая борода падала ему на грудь. Синие очки скрывали глаза. Его чистое, но простое платье не обращало на себя внимания.

Это был герцог де Латур-Водье.

Узнав от Тефера, что Рене будут судить в этот день, герцог захотел присутствовать.

Объявили, что суд идет.

Все встали, и судьи заняли свои места.

Председатель был человеком, известным своей строгостью и в то же время беспристрастием.

Пять или шесть адвокатов, по большей части молодых, заняли места защитников.

Герцог машинально взглянул на них. Вдруг он вздрогнул и нахмурился, узнав маркиза Анри де Латур-Водье.

«Этот безумец никогда не исправится, — подумал герцог. — Вечный защитник бунтовщиков! Сейчас видно, что не моя кровь течет в его жилах. Кого он будет защищать?»

Вызвали бедняка, обвиняемого в непозволительных выражениях против правительства после обильного ужина.

После громовой речи прокурора и бесцветной — защитника, бедняк был приговорен к 25 франкам штрафа и шести месяцам тюрьмы.

Сенатор с довольным видом потер руки, и злая улыбка скривила его губы.

«Эта строгость предвещает хорошее! — думал он. — Рене Мулен не отделается меньше, как двумя годами».

Берта между тем дрожала от ужаса. Она думала о бумаге, подсунутой незнакомцами в стол Рене и взятой ею.

«Если бы у него нашли ту бумагу, — думала она, — несчастный погиб бы… Боже, спаси его!»

Первое дело было закончено.

Следователь вызвал Рене Мулена. Механик спокойно встал и обменялся улыбкой с защитником.

Берте казалось, что она упадет в обморок. Инстинкт не обманул ее, указав на Рене, друга ее матери, защитника их святого дела.

Нервная дрожь охватила сенатора.

Обвинительный акт, основанный на доносе Тефера, был составлен с ужасающей ловкостью. Доказанное знакомство Рене с Орсини придавало ему убедительность.

Для всех после чтения обвинительного акта виновность Рене была несомненна, и никто не сомневался, что он будет осужден.

Сенатор, сияя от радости, едва мог скрывать ее.

Начался допрос.

Рене отвечал со спокойствием и уверенностью чистой совести. Его ответы были ясны и точны. Никакие вопросы не могли сбить его.

В общественном мнении мало-помалу свершился переворот. Многие начинали думать, что Рене обвинен вследствие обманчивых внешних обстоятельств.

Герцог больше не улыбался.

«Зачем дают говорить этому негодяю? — спрашивал он себя. — Председатель не знает своего дела. Надо было припугнуть его, даже в случае надобности запретить говорить!»

Затем последовала громовая речь прокурора, требовавшего самого строгого применения закона.

Эта речь, в сущности бездоказательная, снова пробудила беспокойство Берты и пролила немного утешения на душу сенатора.

Все взгляды были устремлены на Рене, но, ко всеобщему изумлению, он был совершенно спокоен и слушал речь с легким выражением иронии.

«Сколько слов потеряно даром, — думал он, — сколько они ни болтай, я невиновен…»

Наконец встал Анри де Латур-Водье.

Сенатор вздрогнул и побледнел.

«Он… — прошептал герцог. — Он защищает моего смертельного врага! Какое роковое совпадение!»

Речь защитника была коротка, но полна здравого смысла и таланта. Он доказал, как дважды два — четыре, что все факты, на которых основывается обвинение, родились в пылком воображении полицейских агентов, во что бы то ни стало желающих отличиться. Затем он описал безупречное прошлое подсудимого. Он сделал лучше: он доказал его заявлениями из Портсмута, составленными и засвидетельствованными в законной форме.

Он предъявил письмо полицейского комиссара, которому Рене спас жизнь, подвергая опасности свою собственную, и в заключение потребовал полного оправдания подсудимого.

Одобрительный шепот пробежал по собранию.

Прокурор не возражал.

После короткого совещания суд вынес оправдательный приговор.

Берта вскрикнула от радости и лишилась чувств. Все бросились помогать ей, и она скоро пришла в себя.

Герцог де Латур-Водье вышел из залы в ужасе, полный самых мрачных предчувствий.

Анри де Латур-Водье, не подозревая, что говорил в присутствии отца, принимал поздравления своих собратьев и отправился в пятое отделение, где должен был защищать Жана Жеди.

Тут он собирался пустить в ход весь свой талант, но его второй клиент был далеко не в таких условиях, как первый, и его полного оправдания вряд ли можно было добиться.

Однако Жана приговорили всего к семи дням тюремного заключения.

Что касается Клода Ландри, то он получил два года тюрьмы и пять лет полицейского надзора.

Сенатор между тем оставил суд. Он не подозревал, что в пятом отделении сын защищал его другого врага, может, более опасного, чем Рене.

Он не подозревал, что может быть близок день, когда Рене Мулен и Жан Жеди соединятся, чтобы отомстить ему.

ГЛАВА 5

Берта быстро пришла в себя и, хотя была еще слаба, могла уже отправиться домой.

В первый раз со смерти матери в ее сердце мелькнула если не радость, то, по крайней мере, надежда. Она увидела возможность оправдания памяти отца, а с этим оправданием для нее был связан громадный интерес. Конечно, она думала о прошлом, но еще больше — о будущем. Она не могла запретить своему сердцу любить, и Этьен Лорио был ей дороже, чем когда-либо, и она начинала понимать, что бессильна против этого чувства.

Если невиновность Поля Леруа докажут, его дочь не будет иметь повода скрывать причину своего посещения дома на Королевской площади, и ничто не помешает ей стать женой любимого человека. Все это становилось возможным и, может быть, даже близким.

Вечером или на другой день Рене должен прийти. Тогда, наконец, Берта узнает, что заключалось в сожженном письме.

Рене, конечно, был рад своему оправданию, но не спешил воспользоваться свободой. К тому же еще надо было выполнить некоторые формальности.

«Я пойду на улицу Нотр-Дам вечером, теперь я должен увидеться с Жаном Жеди и вырвать у него его тайну», — подумал он.

В ожидании Жана Рене стал думать о Берте, которую видел и которая, по его мнению, должна была спешить к матери рассказать об исходе процесса.

Вероятно, Анжела очень больна, но как могла она послать девушку, ничего не знавшую о прошлом? Это очень интересовало Рене.

Прошло полчаса. Жан Жеди явился в сопровождении двух солдат. У него был очень печальный вид. Механик поспешно подошел к нему.

— Отчего у вас такой погребальный вид? — спросил он. — Вас обвинили?

— Да, старина… Они имели глупость приговорить…

— К чему?

— К семи дням тюрьмы.

Рене улыбнулся.

— А! — прошептал Жан. — Это тебя забавляет!

— Конечно, нет. Но семь дней скоро пройдут.

— Но это досадно, когда человек невиновен. Ну, а ты?

— Оправдан.

— Поздравляю… Тебе посчастливилось. Я очень рад потому, что ты добрый малый. Но я так надеялся выйти вместе с тобой!

— Мы увидимся через неделю!

— Конечно!… Но неделя… Это так долго…

— Это даст вам время подумать о вашем наследстве, — с нажимом сказал Рене.

Жан Жеди вздохнул.

— Я уже двадцать лет думаю о нем, — прошептал он, — и терпеть не могу, когда дела затягиваются…

Он замолчал.

— Послушай, — продолжал он немного погодя, — перед заседанием ты хотел угостить меня, тогда я был не голоден и отказался… но теперь я не отказался бы от куска чего-нибудь и от пары стаканов жидкости, чтобы промочить горло.

— Я только что хотел предложить вам это, — возразил механик. — Обвинительный акт, речи, все это заставило меня проголодаться, и я с удовольствием составлю вам компанию.

Рене постучался у решетки и потребовал вино и закуску.

Пять минут спустя приятели уже сидели за столом перед блюдом сосисок с кислой капустой и двумя бутылками вина.

Жан Жеди был так возбужден, что немного было надо, чтобы заставить его болтать, поэтому Рене усердно подливал ему, сам почти не прикасаясь к вину.

В конце первой бутылки старый мошенник стал весел и разговорчив.

— Ты был прав, — говорил он, — неделя — пустяки. Она скоро пройдет, особенно если ты будешь иметь щедрость немножко пополнить мой тощий кошелек.

Рене дал ему золотой.

— Вот двадцать франков, — сказал он, — но я вам их не дарю, а даю в долг. Вы мне их отдадите после дела.

Жан Жеди глупо поглядел на своего собеседника.

— Дело… — повторил он. — Это глупость!… Но ведь ты сам примешь в нем участие. Ведь я тебе говорил, что мне нужен такой молодец, как ты. Дайте делу выгореть! Мы поделимся по-братски. Когда я найду барыню и ее друга, нам стоит сказать: дай!… и нам дадут… Это будет курица с золотыми яйцами.