Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Бэнович Аксенов

похождения не приносили. В действительности она была дочерью крестьянина, владельца мелочной лавки в Петрограде Федора Романова. Позднее отец рассказал, что его дочь в детстве сильно ушиблась головой, в результате чего росла болезненной, страдала головокружениями и нервно-психическими расстройствами. Когда началась война, Елена порывалась бежать на фронт и даже раздобыла форму сестры милосердия. Несколько раз убегала из дома, но сумела добраться лишь до Варшавы. В форме сестры милосердия Романова работала на вокзальных перевязочных пунктах, там же и ночуя, но, не имея денег, в конце концов связалась с мошенницами, промышлявшими кражами. Тем не менее Романова оставила своих сомнительных знакомых и вернулась в Петроград, поселившись в гостинице, где предъявила документ на имя медсестры Варшавского госпиталя А. Д. Смирновой.

25 февраля на железнодорожную станцию Александровская на извозчике прибыла молодая девушка и прямиком направилась в кабинет начальника вокзала Дятлова. Его на месте не было, и она расположилась ожидать в его кабинете. Когда Дятлов вернулся, весьма самоуверенная молодая особа высказала возмущение, что ее не узнали, и, назвавшись великой княжной, в приказной форме потребовала обеспечить ее проезд в Гатчину. Дятлов выразил удивление, что великая княжна путешествует одна, однако Романова заявила, что времена изменились, теперь им с мамой можно ездить одним – в отличие от папы, которого всегда должна сопровождать свита. Позже Дятлов признался, что нашел это объяснение правдоподобным, так как ему «часто приходилось слышать, что великие княжны носят форму сестер милосердия и запросто посещают местные лазареты». Тем не менее Дятлов все еще сомневался, когда, выйдя из вокзала, столкнулся с извозчиком, который утверждал, что привез сюда великую княжну. Это почему-то рассеяло сомнения начальника станции. Вместе с агентом дворцовой охраны и жандармским офицером Дятлов посадил Романову в поезд, и только после этого агент охраны выразил сомнение в том, что это была настоящая княжна, поскольку Татьяна Николаевна выше ростом. Дятлов по телефону связался с Александровским дворцом и выяснил у дежурного чиновника, что великая княжна Татьяна Николаевна находится во дворце вместе со всей царской семьей. Дятлов сообщил в Гатчину о самозванке, но местным жандармам удалось задержать ее уже в госпитале, куда она отправились в сопровождении генерала, с которым она познакомилась в поезде. Установив ее личность, девушку отдали на поруки отцу, однако уже через несколько дней она отправилась на Финляндский вокзал приветствовать раненых:

Как раз в этот день была привезена первая партия раненых, и на вокзал прибыло все петроградское начальство. Появление молодой сестрицы с георгиевской лентой на груди произвело сенсацию. Молодую девушку обступили, начали подробно расспрашивать, где и в каких боях она участвовала… Лишь на другой день, когда в сыскную полицию поступило заявление о побеге из дому Романовой, многие из лиц столичной администрации поняли, с какой «сестрицей» они вели беседу, —

сообщало «Вечернее время».

История Елены Романовой показательна в том отношении, что оказалась на пересечении трех актуальных для ее времени дискурсов: криминального (печать представила ее воровкой-авантюристкой в духе историй о том, как форма медсестры помогала мошенницам под видом благотворительности обирать наивное население), психиатрического (в ее душевном здоровье усомнились врачи, чины полиции, а отец частично подтвердил их опасения), патриотического (Елена делала упор на том, что стремилась ухаживать за ранеными и предполагала поехать на фронт), каждый из которых был характерным явлением эпохи Первой мировой войны и свидетельствовал о дискредитации народного образа сестры милосердия.

Глава 5. Гражданский патриотизм и революционизация общества

Благотворительность

Патриотизм, как любое социальное явление, имеет свои нормы и аномалии, которые могут меняться местами в зависимости от времени. Наличие патриотических девиаций, конечно, не отрицает существование здорового, искреннего желания в трудные годы помочь своему народу. В 1914–1916 годах значительная часть россиян откликнулась на благотворительные инициативы, которые исходили от частных лиц и общественных организаций. Начало войны способствовало консолидации общества под знаменами неофициозного гражданского патриотизма. Однако «война патриотизмов» захватила и сферу благотворительности.

Уже в первые недели войны сословные организации (дворянские, купеческие, мещанские), учреждения местного самоуправления (земские и городские управы), профессиональные союзы (сельские и городские кооператоры, частные фирмы и т. д.), религиозные организации (православные, баптистские, менонитские, мусульманские, иудейские и др.), учебные заведения (духовные и светские училища, гимназии), а также частные лица начали благотворительную работу. Основными направлениями стали сбор пожертвований (денег, вещей для фронта, табака, чая и пр.), самостоятельный пошив одежды, организация лазаретов для раненых. Кроме того, проводились благотворительные аукционы, лотереи, концерты, выставки и т. д.

Наиболее популярные формы пожертвований частных граждан – кружечные сборы и подписные листы. Во время кружечных сборов продавались сувениры (например, флажки союзных держав), и покупатели клали деньги в опечатанную металлическую кружку. 21–22 августа 1914 года в Москве и Петрограде одновременно проходил кружечный сбор, который в Первопрестольной дал 325 000 рублей, а в столице – 172 000. В Петрограде в ноябре 1914 года прошла Неделя белья, за время которой было собрано 28 234 предмета одежды. Многие современники отмечали, что в деле общественной благотворительности Москва обходила Петроград, но и другие губернские города выглядели достойно. За годы войны появлялись губернские комитеты по снабжению армии, комитеты по закупке хлеба для армии, комитеты помощи беженцам и пр. В некоторых провинциальных городах жители брали шефство над каким-нибудь полком, участвующим в боевых действиях. По религиозным праздникам солдатам полка доставлялись подарки, связь с полком, как правило, была двусторонняя, и офицеры сами сообщали в город, какие подарки для солдат наиболее востребованы.

Рост гражданского патриотизма был отмечен правительством утверждением нового национального флага. Он представлял собой бело-сине-красный триколор, совмещенный с императорским штандартом (черный орел на желтом фоне в прямоугольнике). Эта композиция должна была подчеркивать единение царя и народа, но вместе с тем флаг не получил официального статуса государственного символа. Тем не менее подобные флажки охотно раскупались обывателями, так как казалось, что они символизируют начало новой эпохи.

«Петербургский листок», воспевая общественный патриотизм и пропагандируя помощь фронту, освещал участие в благотворительности городских слоев: «Почти нет ни одной богатой семьи, где бы молодежь не занялась широкой деятельностью на пользу воинам… В одном месте великосветские барышни усердно шьют на машинках белье для солдатиков, в других семьях готовят бинты и весь перевязочный материал, который потом передается в склады Красного Креста». Русское женское взаимно-благотворительное общество организовывало желающих поработать на нужды армии. Характерной особенностью провинциальной благотворительности стала помощь крестьянским семьям, лишившимся мужчин. В некоторых местностях земства организовывали трудовые дружины для помощи в сборе урожая, часто на эту работу откликались воспитанники различных училищ и сами педагоги.