Сестрички - Фэй Уэлдон

— Да?! А мой палец? Как ты объяснишь это?

— Палец тебе прищемило дверью лифта. Пришлось ампутировать. Предложение я действительно сделал; тебе в больнице, когда ты очнулась от шока. Ты любила меня, потому и согласилась. Наша любовь изначально была взаимной. Настоящее, Джемма, и так скверно, чтобы ты еще чернила наше прошлое.

— А ноги? Паралич?

— Паралич хватил тебя позже, в день нашего бракосочетания. Ты упала после свадебной церемонии, прямо на пороге муниципалитета. С тех пор не можешь ходить. Медицина утверждает, что органического поражения нервной системы нет, это явление психофизиологического происхождения, лечение которого крайне затруднительно.

Джемма плачет, спрятав лицо за девятипалой решеткой рук. Как она вдруг постарела! Иллюзии покинули ее, высушив душу, исказив тело.

— Историю жизни можно рассказать по-разному, Хэмиш, — глухо говорит она. — Это не имеет значения. Все равно путь от неведения к просветлению пройден, дорога от невинности к прозрению преодолена. Мы все проходим это испытание, иного не дано. Но только любовь, грезы, иллюзии и надежды так крепко повязаны в человеческом сердце, что они никогда не уходят бесследно. Они остаются с нами, попранные, оскверненные, изуродованные, чтобы мучить нас — а вдруг все могло быть иначе? Вдруг у тебя, у меня, у нее могла быть иная жизнь? Все мы падшие души, нам не видать милости и прощения, нам не избавиться от боли нашего падения.

— Я ничего не печатала тебе, Джемма, — разрывает тишину голос Эльзы. — Это делал Хэмиш.

Джемма устремляет на мужа свои тусклые, злобные глаза.

— Как я устала от твоего раболепия и жажды услужить! — говорит она. — Более всего я презираю в тебе это.

Хэмиш не отвечает.

Как перекошено лицо Джеммы, какой злобы полон взгляд! Да это ведьма!

— Правильно Виктор бросил тебя! — шипит она, поворачиваясь к Эльзе. — Ты заслужила это, ты, лживая потаскушка.

— Я знаю, — смиренно отзывается Эльза.

— Прежде всего, ты не имела права вторгаться в его жизнь. Тебе уготована лишь эпизодическая роль в драме человеческого бытия. На большее ты не способна. Ты понимаешь это?

— Да, — смиренно отзывается Эльза.

— Я потеряла Фокса и лишилась будущего. Каким бы ни был этот человек, какой бы ни была я, все равно. Я живой труп, я обречена на это инвалидное кресло. Но другие не лучше меня.

Эх, Джемма, умереть бы тебе вслед за матерью. Эх, старая Мэй, зачем ты выпестовала это дитя, зачем отогрела его в тот студеный, дождливый день! Ничего хорошего ты не увидела, ты даже умерла в одиночестве, ты даже в могилу ушла в одиночестве.

Вот оно, возмездие, старая Мэй! Ты заслужила его, ты не дала жизни своему ребенку, ты лишь схватила под крыло племянницыно отродье. Через все поколения проходят грехи и добродетели, вселяясь в душу каждого живущего, размножаясь, подобно роду человеческому.

— Но, ничего, — смягчаясь, произносит Джемма. — Сядь, Эльза, рядом, полистаем каталог. Надо выбрать приданое потомку Хэмиша, чтобы вовремя сделать заказ. Мебель для новорожденного, думаю, лучше всего выбрать стилизованную. Восемнадцатый век устроит тебя, Хэмиш?

— Как скажешь, Джемма, — молвит Хэмиш отрешенно. Он тих, печален и торжествен, как усопший.

— Но, Джемма, пока не известно, состоялось ли зачатие, — несмело говорит Эльза.

— Значит, ты будешь совокупляться с ним, пока это не свершится. Твое дитя станет живым доказательством того, что мы с ним прощены.

— Да, но как же я?

— Ты? Ты можешь возвращаться в свой мир, в свое машбюро, к своим грехам и радостям — через шесть недель после родов.

Джемма замолкает. Как тряпичная кукла сидит рядом обмякшая Эльза.

Джемма вдруг хмурится. Похоже, она недовольна собой.

«Что же ты говоришь, а? — раздается голос — старый, скрипучий голос, под стать ее старчески-уродливому лицу и потухшему взгляду. — Мерзкая ты девчонка, Джемма, ах, мерзкая».

Это слова старухи Мэй. Это голос старухи Мэй. Может, это сама бабка Мэй? Хэмиш поднимается в полном смятении. Но он идет не к Джемме, он тянется к Эльзе, будто боится, что чары рухнут и она улизнет. Он хватает ее за руку, да так что синяки остаются. Но Эльза только позже это заметит. А сейчас она сбрасывает его руку, высвобождается от него легко и быстро. В глазах ее брезгливость. Действительно, что она видит? Цепкие стариковские пальцы, похотливый взгляд, слабые члены. А рядом в коляске — старая женщина.

— Беги, Эльза. Беги. Двери открыты. Беги. Умоляю, — превозмогая себя, говорит Джемма своим новым надтреснутым голосом.

Эльза встает, пятится к распахнутым французским окнам, ощупью находит порожек, затем ступеньки, ведущие в сад, над которым полыхает бархатно-алый закат.

— Да беги же, Эльза! — внезапно звонко и сильно кричит Джемма. Это тот самый голос, который дан ей природой и над которым надругалась жизнь. — Беги, Эльза! Беги что есть сил! Только не упади, только не споткнись, как споткнулась я. Ты сможешь, ты сможешь. Беги быстро, беги как можно дальше. Я знаю, ты сможешь. Должна! Ради себя, ради меня и всех нас.

И Эльза пустилась бегом. Бежит ли она ради себя, ради Джеммы, или ради всего человечества — неведомо. Но она бежит во весь дух, она бежит к изуродованным вратам, она сбрасывает на ходу туфли, у нее свистит в ушах, колет в боку, но она бежит.

— Остановить ее! — вопит с веранды Хэмиш. — Энни! Джонни! Держите воровку.

Энни и Джонни воинственно стоят на пути Эльзы, но она бежит… и вдруг спотыкается и падает прямо к их ногам. Крик отчаяния и боли срывается с ее губ. Джонни поднимает метлу, чтобы наказать беглянку, но Энни! Энни бросается к ней, помогает подняться на ноги и даже отталкивает Джонни.

— Вперед, мисс, беги отсюда. Быстро. Быстро.

Но, встав с земли, Эльза никак не может перевести дыхание. Отдуваясь, она поворачивается и смотрит назад, на веранду, где остались Джемма и Хэмиш. Увиденное навсегда врезается ей в память. Джемма стоит. Коляска отброшена в сторону. Она покачивается, дрожит, но делает первый нетвердый шаг, затем другой, третий. Она добирается до порога, уходит с веранды в сад, оставляя сзади Хэмиша. Она идет вперед, она хочет вырваться на волю. Энни и Джонни бросаются к ней, но она лишь качает головой. Их помощь ей не нужна. Зато она зовет Хэмиша, берет его за руку и смеется, жмурится от счастья. Вот так, крепко держась друг за друга, они совершают круг почета. Джемма торжествует победу. Сияет от счастья Хэмиш. Они веселы как дети. Они и есть дети. И они же родители, зачавшие, родившие и взрастившие друг друга. Им не нужна Эльза.

Джемма и Хэмиш скрываются в доме. За ними следуют Энни и Джонни.