Гусарский монастырь - Сергей Минцлов

— Стой! Справа по два! — скомандовал Костиц. — Позвольте представить вам, во-первых, себя, — ротмистр Костиц, — а потом товарищей…

Он стал называть их фамилии, представляемые снимали фуражки и по очереди почтительно целовали руку Лени.

— Мы только что от Дмитрия Назаровича, — сказал Курденко. — Ему лучше, рана неопасная!

— Жив, почти здоров, скоро плясать будет! — подхватил Возницын. — Все такой же, только в плече маленькая дырочка!

— Он ведь не целковый, дешевле от того не будет! — пошутил Радугин.

Все наперебой старались успокоить и сказать Лене что-нибудь приятное.

— А мы чуть не всю Рязань перевернули, ища вас! — начал Курденко. — Где вы были?

Леня в нескольких словах передала, что произошло.

— Одначе, мальчик! — закрутив ус, что хороший жгут, проронил Костиц. — А честное слово нам дал, что знать не знает, где вы?!

— Целых три слова!… — поправил Радугин.

— Мерзавец! — воскликнул Возницын. — Я-то дурака какого свалял!

Костиц обратился к товарищам:

— Что же, сыны, мы сему барину за доблести учиним?

— Как собирались: его на веревку, а дом по бревну раскидать! — воскликнул Курденко.

— Идет! — раздались дружные ответы.

— Нет, ради Бога, нет! Не надо! — зазвенел, как струна, голос Лени.

— Негодяев надо учить, Леонида Николаевна! — ответил Костиц. — Вы невеста нашего товарища и друга! В вашем лице он оскорбил весь полк!

— Верно, правильно! — отозвались гусары.

— Господа, из-за меня и без того пролилась кровь! — волнуясь, сказала Леня. — Довольно ее! Не надо ужасов!

— Нельзя-с, Леонида Николаевна, — ответил Возницын. — Божечка что сказал? «Око за око, зуб за зуб!»

— Нет: «Мне отмщение, и аз воздам!» — возразила Леня; душевная сила вдруг изменила ей. — Я приношу всем несчастия и если это так… — Слезы помешали ей договорить.

— Вот это уж и не годится!… — растерянно проговорил Костиц. — Слезы для нашего брата — пистолет и три кинжала в грудь!

— Полноте, не надо, Леонида Николаевна! — успокаивали ее с одной стороны Курденко, с другой Возницын.

— Все на свете пустяки! — поддержал и Радугин.

— Господа, если вы меня сколько-нибудь уважаете, вы не подымете из-за меня никакой истории! — твердо сказала Леня, обращаясь ко всем. — Не будет ни ссор, ни дуэлей, ничего!

Возницын всплеснул руками.

— Как, уж и поссориться теперь хорошему человеку ни с кем нельзя?

— Да: из-за меня!

— Хорошо-с… Отбой, сыны! Из-за вас никакой истории не будет! — решил, откозырнув, Костиц. — Будь по-вашему! А теперь катите в Рыбное: там кому-то сейчас светлый праздник будет!

— Помните же: вы обещали мне!

— Будьте покойны!

Гусары еще раз поцеловали руку Лене, и бричка с ней понеслась дальше.

— Как же ты ей такое обещание, отец-командир, дал? — сердито обратился к Костицу Курденко. — Так и сойдут даром с рук Пентаурову все его мерзости?

— Кто тебе сказал? — ответил Костиц, садясь в свою коляску. — Завтра же с лысым чертом за себя поссорюсь! Мне его плешь очень не нравится.

— А меня его правая ноздря раздражает! — отозвался из другой коляски Радугин.

Стратилат лихо подкатил к балкону, выходившему на обширный двор, и Шилин вместе с выскочившим навстречу лакеем пошел в дом сообщить о приезде Лени.

Спустя минуту из него выбежал Шемякин, за ним Аня с Соней и Плетнев, позади показалось круглое лицо спешившей Серафимы Семеновны.

Леня вышла из экипажа и нерешительно направилась им навстречу.

— Леонида Николаевна? Какими судьбами? Как мы рады! — восклицали все, окружив ее. Серафима Семеновна и Аня с Соней расцеловались с гостьей и повели ее в комнаты. — Значит, вздор говорили, что вы пропали? Вот обрадуется Дмитрий Назарович!

— Где он? Лучше ему? — осведомилась Леня.

— Да. А вы уж знаете все? Через неделю встанет! — ответили ей с двух сторон.

Радушно приветила ее и старая Степнина, и у Лени сразу стало тепло и хорошо на душе среди стольких доброжелательных и милых лиц.

— Ты ведь к нам совсем приехала, надеюсь? — с первых же слов заявила Степнина.

— Если позволите, на несколько дней, пока не встанет Дмитрий Назарович: я ухаживать за ним буду!

— А потом куда?

Леня слегка пожала плечами.

— Не знаю.

— То-то вот и есть! — ответила Степнина. — Прямо тебе к нам, как скончалась Людмила Марковна, и ехать надо было! У нас останешься! — решила она. — И замуж отсюда тебя отдадим!

Леня поцеловала руку старухи, та прижала к себе ее голову и ответила тем же в лоб и щеку.

— Теперь сказывай, что за приключения за такие с тобой были? Марья Михайловна нам тут бог весть что понаплела!

Все тесным кружком уселись в гостиной вокруг нового члена семьи и с жадным вниманием слушали ее рассказ.

Обращались в заключении с Леней хорошо; Маремьян при похищении ее не показывался и пришел в павильон после того, как ее туда принесли на руках двое дворовых; выпроводив их, он успокаивал ее и обещал помочь бежать; сделать это он собирался так, чтобы не быть в ответе перед «злодеем»-барином, и просил потерпеть и «поскучать» два-три дня, по прошествии которых обещал увезти ее тайком из города, куда она захочет.

Нечего и пояснять, что хитрый приказчик имел совсем другое в виду: ему нужно было, чтобы Леня не делала попыток бежать и спокойно дала бы себя увезти, куда им с Пентауровым было задумано.

При первых же словах Лени глаза Шемякина потемнели; он закинул ногу на ногу и стал покачивать ее.

— Что? — обратилась к нему во время рассказа Степнина. — И теперь у тебя в мозгу не укладывается, что за гусь твой Пентауров?

— Укладывается, бабушка, укладывается… — ответил он, все качая ногой.

— Вот вам и дворянское слово?! — сказала Серафима Семеновна, когда Леня кончила.

— Безобразие! — воскликнул Плетнев; лицо его покрылось от негодования красными пятнами.

— Я ты что молчишь? — спросила Степнина Шемякина.

— Слова излишни, бабушка… — проронил он тем же тоном.

Аня с Соней побежали подготовить Светицкого к встрече с Леней, и, когда они впустили ее в его комнату, ее встретил лихорадочный, еще недоверчивый взгляд; раненый сел и протянул к ней здоровую левую руку.

— Ты, Леня?! — произнес он, хватая сперва за плечо, потом за голову наклонившуюся девушку. Вся душа его влилась в поцелуй.

Аня тихо притворила дверь и вернулась с Соней в гостиную.

Глава XXXIV

Пентауров не спал всю ночь. Перспектива стреляться чуть не с полудюжиной забубенных голов и, наверное, безвременно лечь в скверную яму возле отца и бабушки до такой степени страшила его, что минутами он вскакивал с постели и собирался отдавать приказ закладывать лошадей, чтобы удрать в Питер. Но соображение, что враги найдут его и там, останавливало его.