Чебурашка - Дмитрий Ромов

от смеха.

А чуть позже мы с Надей уходим в пустую комнату, благо, ещё не все жильцы вернулись после каникул, и любим друг друга до потери пульса. Я держу её за лошадиный хвост, тяну за крепкий зад, сжимаю плотные торчащие груди и сильные прямые ноги. Я до последней капли выжимаю из неё весь пот, выколачиваю все стоны и забираю все силы, не оставляя ничего.

А потом тихо лежу рядом и поглаживаю её голое, обессилившее и отсвечивающее в свете луны тело. Лежу и смотрю в потолок. Потом встаю, тихо одеваюсь и выхожу тем же путём, что и вошёл. Через окно.

Времени первый час. Я иду по ночному городу. У театра ещё тусуется народ, но дальше по Весенней уже пусто. Изредка где-то раздаётся смех. Это такие же молодые и беззаботные люди, как я. Ничего не меняется. Всё уже было и нет ничего нового под звёздным небом.

Я прохожу мимо «Домовой кухни», мимо гастронома, школы и «Тканей» и сворачиваю к себе во двор. Смотрю на свои окна. На кухне горит свет. Мама волнуется, наверное. Надо было позвонить и предупредить, что задержусь, а я вот даже не подумал в угаре лимбических удовольствий старины дока. Слишком долго был один…

Над первым подъездом светит тусклый фонарь, а в нашем углу, как всегда темно. Я опускаю руку в карман, вытаскиваю тихо звякающие ключи и вдруг замечаю шевеление. Да, точно, на скамейке у подъезда кто-то сидит. Тёмная фигура.

При моём приближении она поднимается и остаётся стоять на месте.

— Думал, ты уж не придёшь сегодня, — говорит человек.

Я подхожу ближе и всматриваюсь в его лицо. Здесь темно, но мне удаётся рассмотреть немного волнистые волосы, впалые щёки и усы. Я уже видел этого человека раньше. Вне всяких сомнений.

Это Сантехник…

19. Дуня, люблю твои блины…

Ого, вот это встреча. Это, как если бы гора пришла к Магомету. Сама.

— Неожиданно, — хмыкаю я, судорожно соображая, что делать и как делать. — Только у нас ничего не протекает, и сантехника мы не вызывали.

Эй, док, ты мне нужен, давай-ка просыпайся, старина!

— Течь всегда внезапно возникает, — спокойным уверенным голосом отвечает мой ночной гость. — Хоть в трубе, хоть в голове…

Хм… Что такого я могу знать, что он решил ко мне пожаловать? Учитывая, что квартира у дядьки была перевёрнута вверх дном, он явно что-то искал. Ну, может, и не он, конечно, но только я готов поставить на то, что он напрямую с этим связан.

— Ладно, — говорю я, — время позднее, нужно спать давно, а не шарады разгадывать. Готов выслушать, чего тебе нужно.

— Молодец, я предполагал, что ты пацан разумный. Давай тогда сразу к делу. У тебя есть кое-что моё. И я бы хотел это себе вернуть.

— У меня? — удивляюсь я. — Любопытно. И что же это такое? Почка, печень, сердце?

— Чего?

— Я говорю, откуда вдруг у меня могло бы что-то твоё оказаться?

— От дядьки, ясно откуда. У меня предложение. Не пустое, не голословное, а полновесное, реальное и очень хорошее. Тысяча рублей. Штука. Я могу прямо сейчас вытащить из кармана и отдать тебе в руки пачку денег. Как тебе идея? Нравится?

— Отличная идея, давай, — соглашаюсь я. — Деньжата лишними не будут.

— Но не просто так, за эти деньги я хочу у тебя кое-что выкупить.

— Выкупить? — переспрашиваю я удивлённым голосом

— Я хочу купить машину. Продай её мне.

— Ну, — чешу я в затылке, — если честно, странное предложение. Вообще-то машина дорого стоит. Тысяча за тачку — весьма скромное предложение. Даже и говорить смешно.

— За «запорожец»? — удивляется он, — ржавый и неисправный? Вернее, даже, не неисправный, а полностью разваленный? Ты откуда свалился?

— Но его можно легко починить, чем я теперь и занимаюсь.

— Машина к тебе попала по ошибке. Сначала к дядьке твоему, а потом и к тебе. Она моя и дорога мне, как память. Так что я делаю весьма щедрое предложение. И вообще, то что ты сейчас разговариваешь, торгуешься, а не хрипишь, захлёбываясь собственно блевотиной и кровью, уже подарок с моей стороны.

Он внезапно закашливается, отхаркивается и сплёвывает в сторону.

— А дядя мой хрипел и захлёбывался, когда ты к нему вломился? — обостряю я.

— Что? Да его пальцем никто не трогал, дурика твоего.

— Понятно.

На самом деле, не так уж много мне понятно. Ему нужна тачка. Значит, в ней что-то есть. Что? Деньги? Золото, бриллианты, как у Семён Семёныча?

— А Боцман? С ним как?

— Нет, пацан, нихера тебе не понятно, — подтверждает он мою мысль, игнорируя вопрос про Боцмана. — Ты, возможно, думаешь, что это типа приключение и всё по приколу. Ты молодой и дерзкий и всё тебе похеру. Но картина в натуре выглядит немного по-другому. Картина, сука, маслом. Мне нужна моя вещь. Эта вещь — старый «запор» со всеми потрохами. Въезжаешь? И если я её не получу завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, никаких бабок тебе не будет. А знаешь, что будет?

Он приближает своё лицо к моему и я отчётливо ощущаю густой запах табака.

— Нет, — пожимаю я плечами.

Если бы он хотел меня запугивать, действовал бы наверняка более театрально. А у него, такое ощущение, вообще нет эмоций, как у жидкометаллического терминатора.

— Пёрышко в брюхо. Ты про Боцмана спрашивал? Видел его, да? Значит, можешь всё представить. Сначала мать-старушка, потом безутешный папаша и, наконец, ты сам. Вкурил?

Ну, типа, вкурил. Страшно мне? Денёк у меня был богатый на эмоции. Алкоголь уже выветрился, но голова пустая, в теле усталость и вообще, будто всё это не со мной было и есть. В груди, конечно, пробуждается сосущий червь, и сердце ускоряется, но это не страх. И не Тёмный Доктор.

А он бы сейчас вполне мог пригодиться. Эй, аллё, док, где ты? Усладил плоть и спишь теперь, гад? Можно было бы, например, заставить этого Сантехника, рассказать, что там такое в этой тачке, что он даже тысячу рублей готов отдать. А потом можно было бы предложить ему как следует разбежаться и воткнуться головой в кирпичную стену. А что, было бы не плохо, да только этот козлина не реагирует. Эй, док!

— Машина в