Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945 - Юрген Торвальд

Генерал Хассе теперь знал, что было приготовлено для его людей. Но он не хотел сдаваться без борьбы. Он послал своего начальника штаба, фон Вайтерсхаузена, искать аудиенции у командира 5-й американской пехотной дивизии.

Фон Вайтерсхаузену позволили пересечь линии и встретили с любезностью. Он умолял, он объяснял. Американское командование делало одну техническую отговорку за другой, но фон Вайтерсхаузен не сдавался, и в конце концов ему сказали простую правду: войска 1-й танковой армии воевали против русских, и они должны будут стать русскими пленными.

Фон Вайтерсхаузен возвратился к своему автомобилю в тишине. Один из американских штабных офицеров протянул руку и убежденно сказал:

– Мы уважаем русских, как очень справедливых бойцов. Я не сомневаюсь, что с вами обойдутся согласно международному праву и вы скоро возвратитесь домой.

Фон Вайтерсхаузен покачал головой.

– С Советами можно иметь дело только с оружием в руке, – ответил он. – Если вы не имеете никакого оружия, вы – их раб.

Все войска, которые были окружены американскими силами, были переданы русским. Войска, которые все еще оставались на марше, были быстро пленены русскими. Некоторые группы убежали в горы и брели на запад. Возможно, таких было несколько десятков тысяч человек. Все, кроме нескольких тысяч из них, были пойманы чешскими партизанами и убиты или переданы русским. Обширные массы армий сформировались в колонны и пошли на восток.

Все 7 мая прошло в сильных боях вокруг немногих немецких центров сопротивления в городе Праге. Ночью генерал Туссен, командант Праги, получил известие об общей капитуляции и приказ прекратить сражаться в полночь 9 мая.

Туссен сразу обратился к чешскому Национальному совету с предложением сдаться при условии, что его войскам и немецким гражданским жителям будет дано охранное свидетельство для выхода из города.

Переговоры длились в течение ночи 7 мая и до полудня 8 мая. Национальный совет был готов принять капитуляцию на заявленных условиях. Он чувствовал потребность закончить борьбу, установить порядок и сформировать чешское правительство перед неизбежным теперь прибытием русских. Совет, мыслящий в демократических терминах, полагал, что если бы правительство было составлено теперь, то оно было бы в состоянии поддержать себя, когда придут русские. Но коммунистическая фракция сопротивлялась. Они желали, чтобы борьба продолжилась, пока советские войска не войдут в город, надеясь, что эти войска принесут с ними социалистическую революцию.

Но коммунисты все же не превалировали. Их оппозиция и все более близкий подход русских армий усиливали решение умеренных элементов в Праге уладить ситуацию. Таким образом, Национальный совет предоставил охранное свидетельство германским войскам и гражданским жителям.

Днем Туссен получил донесения о русском наступлении на Прагу с севера. Он решил начинать отход немедленно, оставляя раненых и гражданских жителей под защитой Красного Креста, как предложил Национальный совет. Протектор Франк, который тихо следил за переговорами, подготовился также тихо принять участие в отходе.

Ближе к вечеру 8 мая начался марш. Длинные ряды немецких солдат и гражданских жителей двигались по забаррикадированным улицам Праги на запад. Вдоль тротуаров выстроилось чешское население. Здесь и там катил немецкий танк, здесь и там мог быть замечен немецкий солдат, несущий базуку. Раненые хромали с палками и костылями. Среди них катил автомобиль протектора Франка и его семьи. Франк позже сдался американским войскам. Они передали его чехам, которые, не теряя времени, повесили его.

Массовое бегство длилось ночь напролет. Около двух часов утра немецкая батарея открыла огонь в городе – Туссен не был в состоянии уведомить все свои войска, и некоторые части СС отказались капитулировать. В ответ партизаны открыли огонь по уходившим походным порядком войскам. Повторные столкновения привели к тому, что отход вышел за пределы выделенного времени. Колонны все еще покидали город, когда наступил рассвет 9 мая.

Германские войска и гражданские жители, которые удерживали железнодорожную станцию Масарик, сдались чешскому майору графу Шварценбергу. Граф выполнил свою задачу с образцовой любезностью и правильностью и позаботился, чтобы группа могла сформироваться для марша. Но даже в этом случае группа, в которой было большое количество женщин и детей, оказалась последней, оставившей город.

Около семи часов утра 9 мая группа со станции Масарик пересекла мост Молдау. Перед ними в свете утреннего солнца стояли крутые склоны холма Храдчаны. Группа медленно прошла через парк по вьющейся дороге под могущественными стенами древнего дворца.

Внезапно раздались выстрелы. Советская пехота вырвалась из парка, крича «ура» и стреляя из автоматов и пистолетов. Немецкие солдаты, которые пробовали сопротивляться, были истреблены.

Революция одержала победу. Она распространялась по Праге, как огонь на ветру.

Немецких гражданских жителей, которые находились в тюрьме Рузин, теперь вызывали из переполненных камер. Они получили первую чашку воды за много дней и говорили, что война была закончена и что теперь их благородной обязанностью стало помочь восстанавливать повреждения и удалять баррикады. Но прежде чем оставили тюрьму, они почувствовали то, что действительно было припасено для них.

Несколько грузовиков с немецкими ранеными и медицинским персоналом въехали во двор. Раненые, медсестры, доктора только выгрузились с транспортных средств, когда внезапно отряд повстанцев появился с улицы и атаковал их. Они вырвали у них костыли, палки, повалили их на землю и прикладами, кольями и молотками били до тех пор, пока немцы не испустили дух.

На улице толпы ждали тех, кто вышел из тюрем, чтобы разбирать баррикады. Нетерпеливые глаза наблюдали из окон. Никто не может сказать, сколько не отвернулись в позоре и ужасе, – таких, должно быть, было немало. Но массы на улицах знали, чего они хотели, – и они прибыли снабженные всем, что их освобожденные страсти и дикие эмоции могли желать – от кипящей смолы до садовых ножниц.

Так начался день, столь же злой, как любой злой день истории. Они тоже были людьми – те, кто на улицах и площадях Праги захватил немцев, и не только эсэсовцев, обливал их бензином, подвешивал их ногами кверху, поджигал и наблюдал за их муками, продленными тем, что в этом положении высокая температура и дым не душили их. Они тоже были людьми – те, кто связывал немецких мужчин и женщин вместе колючей проволокой, расстреливал в связке и катил их вниз в реку Молдау, кто топил немецких детей в корытах с водой на улицах и выбрасывал из окон.

Они били каждого немца, пока он не лежал бездыханным, принуждали голых женщин разбирать баррикады, перерезали сухожилия на их пятках и смеялись над их корчами. Других забивали до смерти. И все же эти действия были немногочисленными среди многих, по сравнению с которыми простой расстрел нескольких сотен мальчиков из школы Адольфа Гитлера кажется особой привилегией.

Это было началом. Прага показала пример для всей страны, для каждого города и деревни повсюду в Чехословакии и Судетах, где были немцы. Приливная волна насилия, убийства и изгнания поднялась в мае 1945 г. и убывала в течение многих месяцев и лет, пока последний немец не сбежал из страны или не умер в тюрьме – все, кроме тех немногих, кто после конфискаций и лишения гражданских прав уцелел.

Более поздние поколения могут судить эти события наравне с уничтожением или изгнанием евреев из Германии. Они могут найти, что уничтожение политической свободы чехов и ужас Лидице призвали к такому взрыву ненависти и мести. Но они не должны забывать миллионы чехов, которые держались обособленно и боялись, что сами могут пасть жертвой пробужденных масс, если скажут хотя бы одно лишнее слово; как не вправе забыть тысячи и тысячи чехов, которые даже в самые темные дни шторма помогли пищей и одеждой немецким беженцам.

Вечером 20 мая пастор Карл Зайферт и некоторые пожилые крестьяне стояли на берегах реки Эльбы, приблизительно в 24 километрах вверх по течению от города Дрездена. Советский оккупационный комендант их небольшой саксонской деревни разрешил им хоронить трупы, которые река выбрасывала на берег день за днем.

Они прибывали, плывя вниз из Чехословакии, женщины и дети, старики и солдаты. Тысячи проплывали дальше – но для тех, кто был выброшен на берег здесь, пастор и его люди рыли могилы и хоронили их, произнося молитву.

Река приносила связки, перевязанные колючей проволокой, и трупы, которые были без языков, глаз, грудей. Но этим вечером река принесла деревянный остов кровати, он плыл, как плот, к которому семья, взрослые и дети, была прибита длинными гвоздями. Мужчины вытащили костыльные гвозди из детских рук, и пастор пробовал сказать себе слова, которые он говорил так часто в своей душе: «Боже, что мы сделали, что они так согрешили!» Но сегодня вечером ужас оказался слишком большим, и эти слова не были произнесены.