Гипершторм - Александр Зорич

— Командир! Ю-у-у-ул!

Штурман очнулся от того, что Мизгирь изо всех сил тряс его за плечи.

— А? Что такое? Ты чего?

— Нужно уходить, командир, — быстро проговорил крестоносец.

Юл увидел в его руках уже активированную рукоять энергетической «плети». А поверх головы крестоносца, за его плечом — чудом сохранившийся каменный сарай с зияющими тьмой дверным и оконными проемами.

У входа — полустертый знак, начертанный углем. Обычная стрелка с двумя наконечниками.

Тот самый знак, о котором сказал Слепой Тарас!

— Это метаморф? — кивнул он на поджидающий их живописный ландшафт.

— Да, — тихо ответил крестоносец. — А это портал?

— Да, — еще тише произнес Штурман. — Значит, так, дружище Мизгирь. На счет «три» ты резко поворачиваешься, и мы со всех ног бежим в дверь, над которой знак углем. И никаких «два с половиной», договорились?

Мизгирь молча кивнул.

— Раз, — прошептал Штурман, думая только о своей ноге.

— Да, — эхом отозвался шепот крестоносца.

— Три!

Они стремглав кинулись к сараю. Со стороны могло показаться, что два ободранных, обожженных и перемазанных мужика сдуру принялись бегать наперегонки.

И вдруг все, что стояло перед их глазами далеко впереди — леса, поля, луга, озера, даже крохотный хуторок на лесной заимке, — стремительно сорвалось с мест, помчалось, бросилось им вдогонку!

Но они были очень быстры.

Их опередили только кусты — чертополох и зонтик с высохшими коробками семян. Зонтик, вдруг выросший вдесятеро против прежнего размера, ударом могучей кроны с грохотом переломил над головой Штурмана балку дверного проема. Но Мизгирь резко рванул товарища за руку и втащил за собой внутрь сарая.

Следом за ними туда влетели несколько багрово-черных колючих шаров чертополоха и целый залп разрывных гранат-семян зонтика.

Но Юл уже отчаянно скакал на одной ноге вслед за крестоносцем куда-то вниз, вглубь, в обволакивающую черноту. Туда, где никогда отродясь не было ни лестниц, ни ступеней.

Почти сразу у Юла активировался маркер.

Вслед за тем что-то пискнуло в кармане Мизгирева черного комбинезона. Но к тому времени Юл и без того знал, что они прорвались. Нефритовый Уроборос на его груди быстро наливался уютным, ласковым теплом. От этого у Штурмана было непривычно горячо на сердце и еще как-то странно чесались глаза.

Он сделал все, как велел Слепой Тарас.

Стащил с руки металлоперчатку…

Вынул из-за пазухи нефритового Змея, уже преисполнившегося мудрости кристального разума…

…И осторожно сжал его непослушными пальцами.

А потом они оба, Юл и Мизгирь, затаив дыхание смотрели, как медленно размыкается темно-зеленое кольцо змеиного тела, как Уроборос выпускает из пасти свой хвост и вновь застывает, но теперь уже разомкнутым полукольцом.

Маркер просканировал состояние портала, светящаяся стрелка индикатора застыла на «Стабильно», и Юл с глупой улыбкой, не сразу попадая пальцами, ввел координаты Курчатника. И вложенной в него папки «Итака».

То же самое, но с другим адресом назначения и гораздо быстрее проделал со своим маркером Мизгирь. У него уже произошло соединение, и теперь он терпеливо ждал Штурмана.

Наконец соединение завершилось, и Юл увидел, как на маркере вспыхнула и запульсировала бледным синим светом надпись: «ОТКРЫТЫЙ КАНАЛ»!

Ему показалось, что слезы и вправду навернулись в этот миг на его глаза. Юл взглянул на Мизгиря и увидел в спокойных глубоких зрачках крестоносца сочувствие и понимание.

«Я потерял двух старых друзей, но теперь, кажется, нашел нового», — подумал он.

А вслух произнес:

— Ну что, будем прощаться?

Они пожали руки, похлопали друг друга по саднящим, натруженным плечам.

— Ты был мне хорошим напарником, Мизгирь, — сказал Штурман. — Окажешься в моих краях — милости прошу, буду рад. Я серьезно!

— Ты был мне хорошим командиром, напарник Юл, — ответил той же ритуальной сталкерской фразой крестоносец. — Благодарю за честь, но не уверен, что в ближайшее время сумею воспользоваться приглашением. У каждого из нас — своя Итака.

— Ты прав, старина, — согласился Штурман. — Надеюсь, на этот раз портал не выкинет с нами очередную злую шутку.

— Теперь твоя змейка этого не допустит, — ответил Мизгирь. — Я верю, что пока она у тебя, ты сможешь сделать то, что сейчас кажется невозможным, — навести порядок в неэвклидовом пространстве. Все сталкеры Пятизонья ждут от тебя этого. Ждут окончания гипершторма.

Он произнес это обычным, ровным, будничным голосом, не выделив ни одного слова. Но Штурман почувствовал, что земля едва не рванулась из-под его ног.

— Что ты хочешь этим сказать, напарник? Что значит «пока она у тебя»?

— Я сказал ровно то, что сказал, — слегка пожал плечами крестоносец. — Ведь не всегда ты будешь владеть этой вещью?

Некоторое время Юл молча смотрел на крестоносца, пытаясь понять скрытый смысл его слов. Но он пока ускользал от его понимания, и тогда сталкер спросил напрямую:

— А кто еще, по-твоему, собирается завладеть моей вещью? — медленно проговорил он, глядя в упор на Мизгиря тяжелым, недобрым взглядом.

— Тот, кому она в действительности принадлежит, — ответил крестоносец, твердо выдержав взгляд сталкера. — Ты лучше моего знаешь его имя.

Штурман похолодел.

«Он знает все! — думал он сейчас, стоя перед Мизгирем. — Но кого именно он имеет в виду? Старика? Старик никогда не был в ладах с сердцем, он всегда полагался только лишь на разум. Патрика? Неужели он сейчас говорит о Патрике?!»

— Не хочешь ли ты сказать… — начал Штурман, но крестоносец его тут же довольно резко перебил:

— Я ничего не хочу сказать, командир. Но даже если бы и хотел — не сказал бы.

Он красноречиво покачал головой и с деланым нетерпением переступил с ноги на ногу.

— Почему не сказал бы? — еле слышно прошептал Штурман. — Почему я не могу знать, напарник?

— Потому что такими вещами, как твой Уроборос, распоряжаются не люди, — ледяным тоном ответил крестоносец и первым вошел в портал.

Но после секундной паузы все-таки обернулся и по-военному, с достоинством отдал честь.

Глава 18

«Итака»

— Как прошло? Да все супер. А где не супер, там зашибись, — заплетающимся от усталости языком отвечал Штурман, вяло намыливая грудь. — Все было по плану. Вначале взяли Тройку. Потом, преследуя Перси, запрыгнули в тоннель… А в тоннелях, как оказалось, штормит… В результате вынесло нас скорг знает куда… И понеслось.

— Боже мой… Я так волновалась! Все глаза выплакала! — всплеснула руками Пенни. — Ладно… Ты, наверное, вылезай уже. И давай вытирайся — у меня для тебя полная корзинка новостей!

Пенни бросила Юлу махровое полотенце, и он ловко поймал его на лету. Полотенце так по-домашнему пахло стиркой!

Юл погрузился в этот запах, как в сладкую грезу. Ему не верилось, что все закончилось. Казалось, это галлюцинация. Сон наяву.

— Я так счастлив, — вдруг сказал Юл, на глаза которого навернулись непрошеные слезы. — И это полотенце… Оно… чудесное!

Глаза молодой женщины, такие васильковые, такие лучистые, расширились до размеров двух очень удивленных галактик.

— Ю-у-у-ул! Я тебя просто не узнаю. С каких пор ты стал интересоваться банными полотенцами?

— Ну, я не то чтобы интересуюсь… Просто от этого полотенца пахнет… безопасностью… По-моему, замечательный запах.

— А по-моему, кое-кому надо бы поужинать… И ложиться спать! Пока шарики у него не заехали за ролики! — своим излюбленным безапелляционным тоном сообщила Пенни, иронически наблюдая за тем, как Юл пытается попасть здоровой ногой в нужное место трусов. — Постой-постой! Ты говоришь, пахнет безопасностью?!. Получается, там, где вы были, с тобой случилось что-то… опасное? Ю-у-у-ул! Ты опять что-то от меня скрываешь?

— Да нет. Все было штатно. Только…

— Что только?

— Только… Несколько ребят… в общем… царствие небесное, вечный покой, — Юл едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. — Но я не хочу… Точнее, не могу сейчас об этом говорить.

— Тогда о чем ты… можешь говорить? — упавшим голосом спросила Пенни.

— Ты обещала рассказать мне новости.

— Новости? Пож-ж-ж-жалуйста! — нарочито браво прожужжала Пенни, сняла с вешалки пушистый банный халат и заботливо набросила его на плечи Юла.

Сталкер невольно залюбовался ее крохотной, с розовым маникюром ручкой, скользнувшей по его плечу. Он проследил эту ручку от кончиков коготков до самого округлого плечика на свете — даже сам того не желая.

Вот они, подсыхают на белоснежной коже Пенни, пузырьки мыльной пены… Юл против воли сглотнул.

От Пенни не укрылось внезапное волнение жениха.

— Э! Э! Я попросила бы! Это что еще за взгляды? Сам едва жив, а… туда же! Имей в виду, пока не выздоровеешь, чтобы мне никаких вольностей! Твое здоровье мне дороже всех этих услад плоти, — предупредила Пенни голосом учительницы Марьванны. И зачем-то показала Юлу свой розовый язычок. Язычок, к слову, у Пенни тоже был что надо — узкий, соблазнительный, зовущий к..