Чужая в чужом море - Александр Розов

В качестве рефрена, вдалеке прозвучал утробный вой, перешедший в тот звук, средний между кашлем и лаем, который называют «хохотом гиенны».

— Боже, — тихо сказал Виллем, — сейчас будет то же самое, что позавчера. Слушайте, Хена, вы же не дикарь, вы из какой–то развитой страны – не знаю из какой, это и не важно. Как вы можете спокойно пить кофе, слушая, как гиена готовится сожрать раненого?

— Поврежденную боевую единицу противника, — уточнил тот, — Если я сейчас окажу ему какую–то помощь, то подам своим бойцам пример грубого нарушения реальных законов войны. Этот поступок, в итоге, приведет к гибели десятков жителей, которых мы пришли защищать. Вы уверены, что я должен пожертвовать этими хорошими людьми?

— Это – абстракция, — возразил электрик, — А тот человек на дороге – конкретен.

— Это – не абстракция. В детстве папа читал мне старый британский стишок про войну:

Не было гвоздя — подкова пропала.Не было подковы — лошадь захромала.Лошадь захромала — командир убит.Конница разбита — армия бежит.Враг ворвался в город, пленных не щадя,Потому что в кузнице не было гвоздя.

Если бы я позавчера сделал так, как вы предлагаете, то мне бы не хватило какого–нибудь гвоздя, и сюда пришел бы не я, а адмирал Букти. Тогда ни вас, ни Ллаки, уже не было бы в живых. Война всегда конкретна. Конкретные жители, которые погибли или не погибли. На любой локальной войне, ведущейся, якобы, по конвенциям, о которых вы тут сказали, на одну уничтоженную вооруженную единицу приходится 30 погибших мирных жителей.

— Не может быть! – вырвалось у Виллема.

Команданте пожал плечами.

— Не верите мне – могу прямо сейчас показать статистику в интернете.

— Нет, я вам верю, но… Ведь конвенции запрещают расправы над мирными жителями.

— Виллем, мы же взрослые разумные люди, — укоризненно сказал Хена, — чему вы верите? Своим глазам, или какой–то сраной бумажке, написанной политиканами, чтобы убедить болвана–избирателя, что, мол, война ведется с соблюдением норм гуманности? Какая, в жопу, гуманность, если война сама по себе — это систематическое истребление людей?

— Знаете, что мне по поводу вас сказала Эстер? – спросил электрик.

— Нет, конечно. А что?

— Что вы – мастер ставить все с ног на голову, но что в этом есть какая–то логика. Теперь мне понятно, что она имела в виду.

— Э, нет, — возразил Хена, — я как раз стараюсь поставить все с головы на ноги. Вот когда авиация некой страны забрасывает бомбами деревню с тысячей жителей, где, по слухам, есть десяток экстремистов – это с ног на голову. Когда солдаты этой страны бегают по горам, охотясь за тем же десятком экстремистов, а их президент дружит с исламской сволочью, производящей таких экстремистов тысячами – это тоже с ног на голову. Но у нас ни хрена не такая война. У нас все по–настоящему… У вас крепкие нервы, Виллем?

— До известного предела, — осторожно ответил тот, — а к чему это предисловие?

— На рассвете, когда не будут действовать факторы риска, мы займемся осмотром нашей ночной добычи. Как мне подсказывает интуиция, они шли в Макасо не случайно. А если так – то возможны материальные подтверждения. В общем, сами увидите.

— А мне можно? – спросила Ллаки.

— Тебе–то зачем? — удивился старлей.

— А ты мне дашь камеру, и я буду снимать репортаж. Мы с тобой договорились…

— Стоп, я понял, — перебил он, — ОК, идешь с нами.

Электрик насторожился.

— О чем это вы?

— Ну, — начал сочинять старлей на ходу, — Мне нужен местный военный корреспондент, а где я его возьму? Хорошо, что Ллаки согласилась. Но давайте договоримся: пока все останется между нами. Ллаки, тебя это особенно касается, ты поняла?

— Угу, — немного обиженно сказала девчонка, — Поняла, не дура.

— Вот и хорошо, — сказал он, слегка потрепал ее по затылку и, повернувшись к Виллему, спросил, — так вы идете с нами?

— Пожалуй, да, — решил тот, — есть вещи, которые надо увидеть своими глазами… Кстати, команданте Хена. Вот «Toyota» производит автомобили, «Sony» — телевизоры, и т.д. Вы говорите, что у вас тоже бизнес. Но, вы–то ничего не производите! Никакой продукции!

— Наша продукция – это мир, — сказал старлей, — Самый обыкновенный мир. Просто здесь мы его еще не доделали.

…

18 — ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.

Дата/Время: 2 сентября 22 года Хартии. День. Место: Меганезия, округ Социете, о–ва. Халл. Луна online.

— Вы не поняли, — лениво произнесла Омиани, — Никуда они не линяют.

Кианго удивленно посмотрел на нее, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.

— Точно! Это же в любом детективе есть! Они, типа, подставные. Их сажают в каталажку, а бабки уже у других. Еще бывает, что в каталажке им чего–нибудь подсыплют в пайку, и тогда вообще концы на дно.

— Зачетно, — поддержала Поу, — только надо успеть подсыпать, пока они не разболтали.

— Ага. Иногда они сразу при аресте выпадают из окна, — со знанием дела, сказал юноша.

Омиани зевнула.

— Вы опять не поняли, детки. Никто никуда не выпадает. У янки есть пословица: «Украл бутылку – сел в тюрьму, украл железную дорогу – сел в Сенат». Это четко работает, если публичная касса принадлежит государству, а не людям. С тебя взяли налог, и все, это уже не твои бабки, и тебя не волнует, если какой–то вор переукрал бабки у того вора, который украл их у тебя. Когда налоги собраны, дальше идет просто их дележка между оффи.

— Делят не все, — уточнил Панто, — Кое–что откладывают и раздают самой гнилой публике. Это называется «избирательный фонд», на нем система и держится. Еще в Древнем Риме сенаторы скидывались в такой фонд, и устраивали гладиаторские игры с раздачей хлеба.

— Даже пословица есть: «Хлеба и зрелищ», а по–латыни: «Panem et cincerses», — добавила Омиани, — Я до революции училась в римско–католической школе, что–то еще помню.

Жанна всплеснула руками:

— Слушайте, ну что вы такое говорите, а?

— Верно, мы куда–то съехали, — согласился Панто, — Я имел в виду, что капризы хороши в меру. Вот, Бимини 13 лет, самый переходный возраст, но Крис ее разумно воспитывает, и у нее нормальные капризы, без экстрима. А для Уиры и Тиа, любые капризы…

— Ну что вы все набросились на Уиру! – не выдержала Рити, — Ей хочется иметь детей от всех любимых мужчин. Это же классно! И вообще она такая… Такая…

— Остынь, детка, — спокойно сказал Крис, — Никто же не спорит, что Уира — замечательная женщина. Понятно, что она хочет все успевать. Киты. Циклоны. Перелеты через океан по диагонали. Много любимых мужчин. Много красивых детей. Это здорово. Но когда мама появляется два раза в месяц, детям этого мало, даже если она привозит центнер подаров.

— А ребенку, маме которого 14 лет, нужна бабушка, — добавил Юео.

— Ну и что, что Тиатиа 14 лет? – возразила Поу, — Зато она очень организованная!

— Это точно, — согласилась Феиве, — Всех нас организовала в одну коллективную бабушку. Вот, я тебя сейчас тоже организую. И тебя, Рити, тоже. Жоли, Юео, поплыли на Циркус, вдруг там дельфины? А к обеду вернемся. Или к ужину.

Поу и Рити оглянуться не успели, как у каждой из них на руках оказалось по младенцу, а Феиве и Юео вместе с сыном, на хорошей скорости плыли к дальнему углу лагуны.

— Артисты! — с оттенком одобрения прокомментировал Панто.

— Слушайте, как это вообще случилось? — спросила Жанна,

— Что именно? – уточнил экс–сержант.

— Я имею в виду, как 14–летняя девочка стала мамой.

— Как–как… — он пожал плечами, — как все. Будто у вас в Канаде так не бывает.

— Бывает, конечно. Но вы так спокойно к этому относитесь….

Панто отрицательно покачал головой.

— Я не спокойно отношусь. Ребенок – не игрушка, и нечего потакать таким капризам. Но кто меня тут послушает? Когда Уира в 16 лет, на пятом месяце беременности, гоняла на спортивном «Крикете» за 200 с лишним миль в Тубуаи, и я сделал ей замечание…

— Когда Марси делала то же самое, ты почему–то, молчал, – перебила Омиани, и пояснила для Жанны, — Марси – это vahine нашего старшего сына.

— Но ей было уже почти 18, — возразил он.

Омиани саркастически хмыкнула:

— Огромная разница, да?

— Да, представь себе! Огромная! А между 14 и 18 — вообще астрономическая! Когда 14–летняя девушка говорит: «я хочу ребенка» — это каприз! Она не ребенка хотела, а хотела быть, как мама, потому что мама круче штормовой волны и зажигает, ярче солнца.

— Что толку в этом психоанализе? – спросил экс–сержант, закуривая длинную древнюю трубку, покрытую полустершимся узором, — Тиа родила отличного мальчишку, хорошо себя чувствует, и даже Флоп, который был не в восторге от этой идеи, поменял мнение.

— Флоп потому был не в восторге, что боялся за нее, — вставил Кианго, — Во всех книжках пишут, что раньше 15 лет рожать опасно, а лучше вообще подождать до семнадцати.