Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг. - Карл Абсхаген

Особое восхищение вызывал у него Уинстон Черчилль.

В кругу своих друзей Канарис постоянно читал его обращение к народу, в котором премьер-министр открыто говорил англичанам и всему миру о трудностях и лишениях, переживаемых Великобританией. Комментируя эту речь Черчилля, он неизменно противопоставлял ее лживой и хвастливой пропаганде Геббельса.

Оценка Канариса относительно потенциала и возможностей Великобритании была в своей основе с точки зрения длительной перспективы совершенно верной. Он нисколько не сомневался в том, что сила англичан – в их выдержке и умении, выражаясь языком боксеров, «держать удар». Должно, мол, пройти некоторое время, прежде чем они окажутся в состоянии отплатить Гитлеру той же монетой; в это он истово верил. Но Канарис явно ошибался в определении сроков. Он в полной мере не осознал, что весной 1940 г., то есть в период позиционного противостояния, в руководящих кругах Англии еще отсутствовала та решимость к действию, которая появилась позже под влиянием поражения Франции, прямой военной угрозы Британским островам и благодаря харизматической личности Уинстона Черчилля. Нужно иметь в виду, что руководители движения Сопротивления – Бек, Гёрделер, фон Хассель, а также Канарис и Остер, – говоря о внешнеполитических предпосылках и планируя мероприятия после успешного государственного переворота, делали ставку на взаимодействие с западными державами, и в первую очередь с Великобританией. Они исходили прежде всего из наличия у английского правительства глубокого понимания проблем, с которыми приходится сталкиваться немецкой оппозиции.

Незадолго до вторжения на Скандинавский полуостров в Берлин вернулся после длительного пребывания в Швейцарии сотрудник дипломатического ведомства, один из участников фронды. На основании личных наблюдений, сделанных в нейтральной стране, и многочисленных бесед с иностранными друзьями, представителями различных государств, у него сложилось весьма негативное мнение о боеспособности вооруженных сил Великобритании, которая останется, по его мнению, на низком уровне и в ближайшем будущем. И политические цели лондонского правительства, насколько можно было судить, наблюдая из Швейцарии, представлялись менее определенными, чем думалось о них в Берлине. Примером, по словам дипломата, могла служить беспомощная позиция англичан во время зимней советско-финской войны, изменившей политическую карту Европы. У него, дескать, появились сильные сомнения, были ли вообще у британского правительства, когда оно объявляло войну Гитлеру, четкие представления о ее конечных целях и правильно ли в этих условиях поступает немецкая оппозиция, строя свои политические планы в расчете на понимание англичанами сложившейся в Германии ситуации. Дипломат делился своими наблюдениями и размышлениями с Канарисом и Остером как раз в тот момент, когда на улицах Берлина уже маршировали отряды горных стрелков, предтечей предстоящего вторжения в Норвегию. Канарис был категорически не согласен с подобными рассуждениями. Наблюдения и доводы дипломата не поколебали его веры в англичан; это видно хотя бы из высказываний Канариса на состоявшихся через несколько дней совещаниях, где он снова подтвердил свою уверенность в скором появлении британского военного флота в норвежских водах. Трудно понять, почему британское адмиралтейство быстро и энергично не среагировало на появившиеся в шведской печати предупреждения[17].

Английский военно-морской флот должен был уже находиться в состоянии повышенной боевой готовности, ибо еще до немецкого вторжения англичане приняли решение заминировать норвежские воды. Существуют разные версии, согласно которым Канарис или же – по его указанию – Остер предупредили правительства Скандинавских стран о предстоящей операции «Везер». Что касается Канариса, то подобные утверждения не соответствуют истине. Единственный оставшийся в живых участник двух совещаний руководства абвера в первых числах апреля совершенно определенно заявляет, что в обоих случаях никто даже не намекал на желание предупредить союзников или нейтральные Скандинавские государства о запланированном нападении. Неоднократно демонстрировавшаяся Канарисом уверенность в том, что англичане правильно оценят поступающие к ним со всех сторон сообщения и примут надлежащие меры, является убедительным доказательством, что он вовсе не собирался предупреждать Лондон. Вместе с тем, как свидетельствуют достоверные материалы, полученные из надежных норвежских источников, Остер по собственной инициативе постарался предупредить власти Норвегии через своего голландского друга военного атташе Заса. Однако эту информацию норвежское правительство не получило.

Зас со своей стороны передал предупреждение одному из сотрудников норвежской дипломатической миссии в Голландии, который или не счел его достаточно важным, или же у него были какие-то другие причины не посылать сведения в Осло. После войны этого сотрудника за столь серьезное упущение привлекли к уголовной ответственности. Поступок Остера следует оценивать, имея в виду стремление оппозиции свергнуть нацистский режим и прекратить войну. Впервые о запланированной Гитлером «импровизированной авантюре» в Норвегии руководители фронды узнали в тот период, когда возобновились интенсивные переговоры с англичанами, прерванные ранее в связи с покушением 8 ноября 1939 г. и инцидентом в Венло (Нидерланды). Активизировались и усилия по привлечению колеблющегося генералитета к борьбе за прекращение войны и устранение Гитлера. Большинство генералов придерживалось мнения, что норвежская авантюра окончится неудачей с большими потерями для Германии. И Остер, предупреждая Норвегию, хотел – если не сбудутся предсказания Канариса относительно вмешательства англичан, – чтобы неудача обозначилась уже на ранней стадии и с минимальными потерями для немцев.

Также совершенно точно установлено, что Остер непосредственно перед наступлением немецких войск в западном направлении известил Заса об уготованной нейтральной Голландии участи. Зас еще успел 9 мая связаться по телефону со своим ведомством в Гааге и передать едва завуалированным текстом, что «хирург решил провести операцию на следующий день в четыре часа утра». В Гааге посчитали необходимым еще раз спросить Заса, насколько надежен источник, сообщивший о намечавшейся операции. Эти телефонные переговоры были подслушаны сотрудниками «Научно-исследовательского института» Геринга и стали поводом для широкого расследования с целью выявления лица, виновного в утечке важной информации, ибо упоминание мифического «хирурга» не могло никого ввести в заблуждение. В абвере, куда на следующий день из «Научно-исследовательского института» поступило письменное извещение о состоявшемся телефонном разговоре между Гаагой и голландской дипломатической миссией в Берлине, по крайней мере, и Пикенброк, и Бюркнер догадались о причастности Остера к данному эпизоду: они ведь знали о его дружбе с Засом. Однако оба своими предположениями ни с кем не поделились. Однако, когда сотрудник 3-го отдела абвера на частной вечеринке услышал реплику работника дипломатического представительства одного из нейтральных государств, которая указывала на Остера как на предполагаемого автора упомянутого предостережения, ситуация для того стала угрожающей. Канарис, которому доложили о случившемся, тотчас же понял степень опасности, нависшей над его доверенным помощником. И адмирал, хотя и не одобряя поступка Остера, все же решил его защитить. Канарис заверил руководителя группы, проводившей расследование, что это он распорядился распустить ложный слух, желая сбить противника с толку. Тем самым он воспрепятствовал дальнейшему разбирательству, предпринятому контрразведывательным отделом абвера.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});