Мифы об инстинктах человека - Павел Соболев

за пределами своих функциональных возможностей. В одном месте "Мотивации и личности" (2009) Маслоу позволяет себе следующий пассаж: "… любой импульс или потребность, которые обнаружены как у человека, так и у всех прочих животных (например, питание или дыхание), тем самым подтверждают свой инстинктивный характер…"

Остановиться на этих нюансах подробнее заставляет тот печальный факт, что в голове обывателя физиологические потребности организма действительно зачастую синонимичны инстинктам. Человек хочет есть, человек хочет пить — потребности эти явно не выученные, а врождённые. Логика обывателя примерно такова.

Но на протяжение всей этой книги мы уже рассмотрели феномен инстинкта во всех его нюансах, и поэтому не составит труда увидеть разницу между собственно каким бы то ни было инстинктом и желанием есть или пить. Инстинкт — это не просто какая-то врождённая потребность, но обязательно и строго фиксированный способ её реализации, её удовлетворения. Только тогда это инстинкт.

Инстинкт — это врождённая потребность плюс врождённая же способность её удовлетворить.

Только так.

Маслоу это понимал (в отличие от обывателя). Потому и предложил ввести новый термин "инстинктоид", чтобы обозначить просто врождённые потребности. Но насколько была в этом нужда? Был ли смысл во введении нового термина?

Если бы Маслоу был знаком с московской психологической школой и в частности с работой Петра Яковлевича Гальперина "К вопросу об инстинктах у человека" (1998), то, вероятно, всю свою новую терминологию взял бы назад.

В своей статье Гальперин отталкивается от того, что некоторые авторы (в первую очередь Ян Дембовский в работе "Психология животных") указывают на сложности в чисто двигательном подходе трактовки инстинкта и потому призывают отказаться от термина "инстинкт" вообще. Гальперин с этой позицией не соглашается и предлагает выделить основные, существенные характеристики инстинкта, которые бы позволили взглянуть на явление в несколько ином ракурсе. Для начала психолог выделяет следующие обязательные составляющие всякого инстинктивного поведения (всё то, с чем мы уже ознакомились в начале книги, разбирая суть инстинкта):

1. Возникшая потребность организма (как правило, это результат изменения уровня того или иного гормона или же других органических соединений организма).

2. Возникшая потребность побуждает животное к поисковому поведению (в этологии: аппетентное поведение, неспецифическая двигательная активность особи, направленная на обнаружение объекта удовлетворения потребности; проще говоря, животное начинает рыскать).

3. Обнаружение специфического раздражителя, характерного именно для данной потребности, активирует дальнейшее инстинктивное поведение животного (в этологии: ключевой стимул или релизер).

4. Завершающая реакция животного, встретившего необходимый для потребности ключевой стимул (в этологии: консумматорное поведение, та самая строго специфичная стереотипная видовая двигательная реакция, представляющая собой сложную цепь безусловных рефлексов).

Далее Гальперин, исходя из выделенных признаков, выводит схематическую организацию инстинктивного поведения, которое состоит из трёх обязательных звеньев, представленных в психике животного:

А) Инстанция органической потребности (потребность в еде, воде, отдыхе, тепле и т. д., то есть потребность во всём, что поддерживает организм в состоянии гомеостатического равновесия, позволяющего ему существовать).

Б) Инстанция специфического отношения к объектам-носителям безусловного раздражителя.

В) Инстанция эффекторной части поведения, двигательная составляющая инстинкта, содержащая в себе образцы как видотипичных форм безусловно-рефлекторного реагирования, так и какие-либо дополнения к ним, полученные в ходе индивидуального опыта особи.

Именно эти три центра, поочерёдно возбуждаясь, и представляют инстинкт во всей его полноте. Гальперин обращает внимание, что первая инстанция (органические потребности) равнозначна как у человека, так и у животных. Третья же инстанция (эффекторная, двигательная часть инстинкта), пусть у человека и напрочь отсутствует, но даже у животных представляет собой нечто не вполне конкретное, раз у исследователей периодически возникают претензии к этому критерию инстинкта. И только лишь ко второй инстанции (к инстанции специфического отношения к объектам удовлетворения потребности) нет никаких вопросов. Именно эта инстанция исключительно животна, именно она есть сердцевина всякого инстинкта.

"… всегда […] поведение животных сохраняет неизгладимую печать инстинктивности — наследственно предопределённого отношения к определённым объектам," — пишет Гальперин. — "Печать эту накладывает то, и только то обстоятельство, что поведение императивно диктуется животному воздействием инстанции специфического отношения и безусловного раздражителя, предустановленным отношением животного к определённым объектам внешней среды […]. Это взаимодействие природных сил, так сказать, приговаривает животное к определённому поведению, и животное не может действовать иначе, как не может быть чем-нибудь иным, чем оно есть. По отношению к объекту — носителю безусловного раздражителя — инстинктивное поведение является вынужденным, и оценивать его с моральной или юридической точки зрения всё равно, что одобрять или порицать равнодействующую механических сил за её направление. Поэтому в обществе, достаточно культурном, чтобы учитывать это обстоятельство, животные не отвечают за своё поведение".

Гальперин пишет далее о процессе антропогенеза: "После исключения инстанции специфической чувствительности из центрального механизма поведения органические потребности освободились от её неотвратимого ориентирующего влияния. Побуждая к действию, потребности уже не предопределяли ни объектов, которые бы их удовлетворяли, ни способов их добывания, ни способов удовлетворения. Ещё менее определяли всё это эффекторные, в частности двигательные, реакции, которые освобождались от безусловных раздражителей и теперь использовались в зависимости от того, насколько они отвечали предписанным общественным образцам".

"Таким образом, одной из важнейших особенностей современного человека — именно как особого биологического вида! — является отсутствие инстинктов, наследственно, в самом строении организма закреплённого отношения к определённым объектам среды. Основные органические потребности, конечно, остаются, но подобно тому, как водород и кислород, полученные от разложения воды, уже не составляют ни частиц воды, ни её остатков и обладают другими и даже противоположными свойствами, так и потребности, освобождённые от связи с инстанцией специфической чувствительности, уже не составляют ни остатков, ни частиц инстинктов. Они уже не связаны — до всякого опыта! — с определёнными безусловными раздражителями внешней среды, не привязаны к ним […]. В том виде, в каком они наследуются, это уже не животно-биологические, а только органические (но человеческие) потребности".

Далее очень важный, ключевой, момент: "Не приходится говорить, как важно различать эти внешне сходные, но по существу столь разные образования. Чтобы закрепить это различие между ними, целесообразно обозначить их разными словами и называть: биологическим — то, что в силу определённого строения организма предопределяет тип жизни и поведения, а органическим — то, что тоже обусловлено строением организма, но уже иным строением, которое ни типа жизни, ни поведения не определяет. Согласно этому: а) органические потребности, наследственно связанные с механизмом специфического отношения к внешней среде и этим предопределяющие тип жизни, являются биологическими потребностями в собственном смысле слова; б) а те же самые органические потребности, не связанные с механизмом специфического отношения к внешней среде и поэтому не предопределяющие тип жизни, биологическими в этом смысле уже не являются.