Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— В былые времена владетельные лица просили слуг убить их, чтобы не попасть в руки врагов. Что это как не самоубийство? Просто слуга выступал орудием.

— Да. Я все понимаю. Девочки были главной надеждой Милославских. И как их не жалко, решение правильное. Но все равно — мерзко. Ну… черт… что за бараны безрукие это делали? Почему все так топорно? Тут и дураку понятно, что это не самоубийство.

— Так расследование еще не произведено.

— Да. Не произведено. И ты уже постарайся. Только потом сообщи готовое объяснение, чтобы я чего лишнего не ляпнул. И мой тебе совет — от видаков ненадежных избавься. Не взирая на происхождение. Сам понимаешь — отец будет в ярости и попробовать копать…

* * *

Петр Алексеевич принял письмо от Меншикова ранним утром. Несмотря на вчерашнюю гулянку, он уже бодрствовал, обсуждая планы с другими участниками Великого посольства. Пока они склонялись к тому, что следовать изначальному плану. То есть, двигаться в Венецию. А там, изучив судостроение, направится в Рим для больших и серьезных переговоров.

Но… он вскрыл письмо и разом почернел лицом. Образно говоря.

— Что случилось мин херц?

— Бунт… стрельцы опять…

— Подавят?

— Федор Юрьевич пишет, что угроза значимая. Четыре полка стрелецких вышли из Великих Лук на Москву. Ряд других полков, с юга, также волнуются. Шеин с Гордоном должны разбить их по частям, опираясь на верные мне московские полки.

— Значит угрозы нет. — кивнул Александр Данилович, присаживаясь рядом с царем.

— Какой к черту нет?!

— Да что эти четыре полка сделают то?

— Их больше. Четыре только с Великих Лук идут. Да про дела Московские Федор Юрьевич не слова. Очень краток. Сам на себя не похож. Явно тревожится. Кто знает, что задумали Милославские? Нам надо срочно возвращаться, иначе возвращаться будет некуда.

— Через ляхов да литвин поедем?

— А как еще? Из Вены так ближе всего.

— Тогда к Августу надо обратится, чтобы отряд дал сопровождение доброе.

— Это еще зачем?

— Забыл разве, кто на сына твоего нападал по словам Федора Юрьевича? Кто-то нанимал людей в Литве. Как бы нас там не ждали. Недовольных то твоей поддержкой Августа хватает. Может это все восстание так — наживка, чтобы мы ринулись сломя голову в Москву? А нас по пути встретили. Не думаешь?

Петр напрягся.

Сидящий с ними рядом человек тоже. И в глазах его промелькнул не страх, а тревога. Во всяком случае это Меншикову и показалось. А несколько секунд спустя тот взял бутылку с вином и разлил по бокалам.

— Давайте выпьем за успех возвращения, — буркнул он.

В этот момент где-то невдалеке раздался озорной женский визг. И все невольно повернулись туда. Впрочем, Александр Данилович краем глаза заметил странное движение рукой своего собутыльника. Он не знал, что намедни к нему вновь прибывал гонец и устно донес, что ежели тот не исполнит задуманного, то пострадает его семья. Меншиков вообще ничего не знал о предстоящем злоумышлении. Просто интуиция не подвела. И, когда уже было все потянулись за бокалами, воскликнул:

— Ба! — указав куда-то в сторону.

Все резко туда повернулись. Включая этого «разливальщика». А Меншиков тем временем поменял его кубок с царским, благо, что обстановка была демократичной и они ничем не отличались.

После чего Александр Данилович тут же встал со своим кубком и громко произнес:

— За царя нашего и Государя Петра Алексеевича!

Все также ухватились за емкости и подняли их.

Быстрыми глотками вылили в себя вино. Выдали различные возгласы. Грохнули бокалами по столу.

— А что ты там углядел? — спросил царь у Даинылча.

И в этот момент, сидящий рядом с ним «разливальщик» захрипел, схватившись за горло.

— Вот это мин херц. Вот это, — кивнул он на отравленного. — Я ваши кубки поменял, вот и вся недолгая.

Тем временем отравитель упал на пол и заскреб ногами выгнувшись в неестественной позе. При полном молчании окружающих. Все на него смотрели удивленно и как-то растерянно.

— Точно надо у Августа людей попросить. Или вообще повременить. Ехали в Венецию — и едем. Точно на тебя ловушку готовят. Я как сказал сие — вон, занервничал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет… в Москву мне надо. Там дурное творится.

— Выдержи хотя бы несколько дней. Обожди. Пусть от Федор Юрьевича придет письмо об исходе похода. Ежели бунт провалится, то заговорщики не станут нападать и поедем спокойно. А если победит, то тем более спешить не надо. В горячке делать тут ничего не стоит. Ты считай уже в Троице-Сергиевой лавре, ежели с теми старыми событиями сравнивать. Да куда как крепче сидишь. Леопольд тебе не выдаст, а ежели потребуется и войска даст. Чай война с турком у них уже закончилась. Погодить с этим делом надо. Посмотреть. А то, не ровен час, сгинем по глупости.

Петр напряженно глянул на Меншикова, но ничего не сказал. Здравый смысл в его словах имелся…

Глава 9

1698 год, август, 25. Москва

Возвращение царя проходило пышно.

Его обставляли как успех. Чего именно не важно. Просто успех. Стараясь таким образом смягчить нрав государя. Тот, впрочем, получив еще в Вене обстоятельный доклад от Ромодановского, успел перегореть.

И если поначалу буквально рвал и метал, то к моменту возвращения отошел. Чему очень сильно поспособствовал Меншиков, который до появления будущей Екатерины выступал очень важной фигурой при царе, имея таланты по сдерживанию буйных всплесков Петра Алексеевича.

Да, тот был крайне недоволен ситуацией.

Да, был рассержен.

Но не выходя при этом за рамки.

В конце концов единая сильная оппозиция была уничтожена. Физически. И клан Милославских по сути распался. Тут и утрата номинального лидера, и участие в подавление организованного ими же мятежа. Из-за чего положение многих пошатнулось. Про единство внутри и речи не шло. Люди попросту не доверяли представителям других родов.

Это раз за разом и рассказывал Петру Меншиков.

И раз за разом пробивался дальше за волну гнева, стараясь достучаться до разума. Все-таки царя задел факт гибели особ царской крови. Да, от Марии Милославской. Но все ж таки это были его сестры и племянницы. И…

В общем — перегорел.

Устал злиться из-за крайне сильной вспышки поначалу.

Это ведь в оригинальной истории он приехал встревоженный. Обнаружил, что хвосты бунта подчищены и виновных не наказать. Вот и вспыхнул, став вымещать свою злость на тех, до кого мог дотянуться. На стрельцах, то есть. А тут…

Пустота.

Боль утраты.

И какая-то легкость что ли… облегчение, перемешанное с тревогой за род. Ведь Романовых осталось очень немного. Отчего первым делом он встретился со своей сестрой, которой было уже двадцать пять лет от роду[21]. И она все еще числилась девицей незамужней. По бумагам во всяком случае.

— Погуляла и хватит, — сказал он ей тогда. — Замуж тебе надо.

— Совсем ты меня не любишь… — покачала Наталья головой, глядя на брата с укором.

— Ты сама видишь сколь нас осталось. Ежели со мной или Лешей что случится — так и все. Вышли все.

— Ты же обещал, — поджав губы, произнесла Наталья.

— Обещал. Потому и не неволю. Сама себе выбери того, кто люб.

— Вот даже как? А ежели иноземца какого выберу?

— Выбирай. Только сама понимаешь, случись что — ваши дети могут престол занять. Так что выбирай с умом.

— Даже на турка али перса согласишься?

— С ума то не сходи. Али в гарем собралась?

— А вот Леша шутит, говорит, что брать в женихи надо какого принца из православной Абиссинии. Дабы через то укрепиться в Африке.

— Чего? — вытаращился на сестру Петр.

— Абиссиния — это земля, лежащая к югу от владений мамлюков. Там проживает чернокожий народ, принявший Христа в числе первых. Еще когда держава Ромеев прибывала в зените славы. Потом их отрезали от христиан магометане. Но, как говорят, веры своей они держатся.