Клан – моё Государство 5 - Китлинский

Елена коснулась рукой его плеча, Сашка обернулся и увидел, что Гриня спит, положив ей голову на колено, а младший похрапывает у неё на руках. Средний, сидевший у него на ногах, тоже давно уснул. Елена показала, что их надо в дом перенести. Сашка унёс среднего и возвращался за старшим, когда в калитку их двора протиснулся брат Павел. Он постарел, но поскольку смолоду не пил и не курил, да тяжелого особо не поднимал, выглядел прекрасно для своих 72 лет.

– Привет!- бросил Павел.

– Привет!- ответил ему Сашка. Он был рад и не рад его приходу. Они не виделись с 1987 года, а это шестнадцать лет, хоть Павел жил в трёх шагах, как говорят в народе.

– Надо поговорить. У тебя найдётся пара минут?

– Найдётся,- кивнул Сашка, показывая рукой, чтобы входил в дом, но Павел замотал головой.

– Пошли в летнюю кухню,- предложил он.

– Ты иди, там выключатель справа от входа, а я возьму чайник и что-то перекусить.

– Я не хочу,- отказался брат.

– Зато я голоден. Дело твоё, но в кои веки ты ко мне пришёл в гости. Я быстро,- Сашка сходил, забрал Гриню и они с Еленой пошли в дом, где, быстро уложив сына, Сашка стал собирать на кухне пожрать в большую тарелку.

– Кто-то пришёл?- спросила Елена, которая прихода Павла не видела.

– Братуха.

– Который?

– Павел.

– Только не напивайтесь,- предупредила Елена.

– Он не пьёт,- ответил Сашка.

– Счастливая у него жена,- съязвила Елена.

– Сказал бы я тебе про счастье, но…,- Сашка был в дверях, когда услышал: "Извини! Я не хотела. Сорвалось". Он вернулся и поцеловал её в губы.- Это тот, который никогда у нас не был.

– Я разговаривала с его женой с месяц назад. Милая, спокойная женщина. Вы были в ссоре?

– Да нет. Давняя это история. Потом тебе расскажу на досуге. Спокойной ночи!- Сашка юркнул в двери.

Павел сидел за столом, положив руки на общую тетрадку.

– Как твоё здоровье?- поинтересовался Саня, выкладывая на стол харчи.

– Не жалуюсь.

– Супруга? Дочь?

– Нормально у меня всё.

Сашка поставил чайник на пол, воткнул штепсель в розетку и достал из ящика, накрытого мешковиной, бутылку коньяка. Павел смотрел на то, как Сашка откупоривает, наливает в граненые стаканы, в каждый по половине, и только потом сказал:

– Я не буду.

– За мать с отцом!- сказал Сашка, стукнул своим стаканом о стакан брата и выпил. Павел взял стакан, вздохнул и опрокинул содержимое в рот.

– Ты знаешь, что я с выхода на пенсию занимаюсь переводом написанного дедушкой Ло?

– Слышал, однако.

– Сначала я не понимал, почему он всё завещал мне, а теперь понял.

– Какой же тут секрет?!- Сашка залил кипяток в чайник для заварки.- Ты свободно владеешь корейским…

– Не я один,- перебил его Павел.

– Точно. Не ты один. Все в клане им владеют, а учеников у Ло было много. Одного ты не знаешь наверняка. Так бывает, когда человек идёт, не оглядываясь на прошлое и не глядя по сторонам. Хоть тебе, как историку это должно быть в крови. Дедушка Ло считал, и с этой мыслью ушёл в могилу, что ты был, из всех им обученных, самым талантливым. Из всех. Он поставил на тебя, надеялся на тебя.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Павел! Ты мой брат и я не хочу от тебя скрывать истину. Он мне сказал об этом сам.

– Ах да, совсем забыл, что ты его соборовал.

– Когда-то ты спорил с отцом о правде. Давненько это было.

– Я помню тот спор.

– И говорил, что правда не может построиться на крови и смерти.

– Так считаю до сих пор.

– И, наверное, ты в этом прав. Они тоже знали об этом. Да и до них многие мечтали о том же. Только для того, чтобы правда была чистой, надо работать. Её надо страховать.

– Зачем ты мне об этом говоришь?

– Помнишь у Высоцкого есть песня: "Легковерная правда по белому свету ходила",- напел Сашка.

– Да.

– Страховка правды – информация. Если ты ею располагаешь, то обладаешь возможностью предотвратить кровь и смерть, обойти острые углы. Информацию получают разными путями, да только её обладатели всё равно люди. Человек существо слабое. Чтобы не случилось ошибок в пользовании информацией, его надо обучать работой.

– Это любой знает.

– Так вот он поставил на тебя. Готовили для тебя легенду за границей. В США ты должен был пойти на внедрение и отработать там пару десятков лет. Роль координатора тебе была им предназначена, а ты бросил всё и помчался изучать историю мрака и маразма. Никуда бы она от тебя не делась.

– Не такая уж наша история бука.

– Дедушка Ло мне сказал: "Сердцу не прикажешь", но грусть в его сердце вошла, потому что не сбылись надежды. Он учился в закрытом учебном заведении под названием императорская школа юнкеров. Учили их хорошие преподаватели. Учили собирать информацию и правильному её использованию. Не учили только одному: великому русскому языку. Им он овладел в лагере, где соседом по нарам был прекрасный филолог. Но писать по-русски он мог плохо. Поэтому и оставил тебе свои записи. Ведь ты сторонний и не оскоплен участием в сборе информации.

– Участием в убийстве,- определяет Павел.

– При сборе информации случается и такое. Бывает.

– И ты всю свою жизнь посвятил этому?

– Да. И ни капли о том не жалею,- Сашка разливает чай по стаканам, из которых пили коньяк.

– Мне с тобой спорить сложно. Опыт у тебя, конечно, огромный. Вон как дело раскрутил и официальное, и подпольное. Но без смерти не обошёлся. Ведь так?

– Я этого и не скрываю. Не удалось без неё.

– Вопрос в том, стремился ли ты обойтись без убийств.

– Нет, не стремился,- признаётся Сашка.- И сейчас в эту минуту, где-то в мире, наши люди убивают. У нас нет запрета на убийство.

– Значит, ты пересмотрел прошлое, переоценил его.

– И греха в убийстве не нашёл. Если ты это хотел знать, то говорю тебе о том открытым текстом.

– А как же принципы?

– Никак. Они придуманы людьми и для людей. Я же тебе не сказал, что они ложны, вовсе нет. Они, в общем, правильны и справедливы. Но в том случае, когда ты стоишь в стороне в качестве наблюдателя. А когда ты участник, то рано или поздно, вопрос: убить или нет, перед тобой встаёт и, как правило, ребром. Или – или. Ты упомянул размах дела и верно хочешь знать, скольким это стоило жизни, да?

– Не совсем, но примерно так.

– Многим. Убивали, убиваем и будем убивать. И не из-за жесткой конкуренции. Другой повод.

– Какой?

– Мешают. Не мне лично, а делу, которое кормит сотни тысяч простых людей. Мне этот концерн – головная боль. Они его готовы забросать ядерными бомбами, чтобы стереть с лица земли. Меня тоже, естественно.

– Для чего?

– А ты не догадываешься?

– Нет.

– Потому что человек, научившийся производить товар и получающий за это деньги, им не подвластен. Он от их козлиных законов независим.

– Но зависит от тебя!

– Человек зависит не от меня. Да, я его эксплуатирую, плачу ему заработную плату, но не требую от него, чтобы он меня любил, уважал и за меня голосовал. Я не наступаю ему на горло. Я даю работу и спрашиваю о её выполнении. Во что он верит, кого он любит, какой маме идейной привержен – мне безразлично. Ну, разве я виноват, что трудяга в предложенных мной условиях становится свободным в выборе? А это их как раз и не устраивает. Они в тех, кто у меня работает, теряют электорат. Ко мне приходят и просят: "Дай указание своим рабочим голосовать за такого-то, и мы оставим тебя в покое ". А я им отвечаю: "Нет! И ещё раз нет!" И сразу начинают скалить пасти. Сразу. Ибо сами они организовать и наладить честное дело не способны, но воспользоваться плодами чужого готовы незамедлительно. Так было принято в нашей стране. Или ещё тебе пример. Приходят ко мне от православной церкви и просят на строительство храмов и открытия воскресных школ для детей, на создание домов призрения. И я отвечаю им, что не подаю и никогда не подам. Можете меня придать анафеме, но мозги свои я ещё не просрал. Мне ваши храмы до жопы, а нищим я могу помочь напрямую, минуя таких вот посредников.

– А особо настойчивых, так понимаю, в могилу?!

– Да, на кладбище. Я никому не позволю к своему делу прикасаться грязными и жадными руками. Никому. Ни власти, ни вере, ни идее. Когда они вмешиваются – льётся кровь. Я её сам лично пролил много, чтобы отвоевать у них право, только лишь право, спокойно работать. И любого, кто мне встанет на пути, убью не задумываясь.

– Интересная позиция!

– Простая позиция. Мне от них ничего не надо. Мне надо, чтобы дали возможность спокойно работать. Законов я не нарушаю, налоги плачу все и вовремя, ко всему не маленькие.

– Ты считаешь, что свободный труд, который ты организовал, лишает их права воздействовать на человека, и за это тебя ненавидят?

– Только за это. Ещё из зависти. Они же так работать и созидать не умеют, но претендуют, безосновательно, на право распоряжаться. Это не даёт им покоя.

– Хорошо. Я тебя понял. А пришёл по другой причине. Дедушка Ло описал всё тобой изложенное, и я это перевёл. Там есть и о праве на убийство. Хоть он об этом мне никогда не говорил. Теория красивая и стройная, но смерть бросает тень. Как мне кажется плохую тень. Я не могу взять на себя ответственность что-то изменить. Да и кто это вправе сделать теперь? Я принёс тебе его тетрадь, где речь идёт о смерти. Прочти. Пусть и ваши ознакомятся. Боюсь, что если так издать, то простые люди без дополнительного комментария не поймут.