Уж замуж невтерпеж - Надежда Тутова

Поскольку Давро — торговый порт, все, что касалось распорядка отплытия кораблей, было на высоте — купцы не любят неточность и готовы заплатить лишнюю монету за порядок. В приземистом здании портового распорядителя обнаружились подробные указания о морских путях и кораблях. Оказывается, на Вью-Зелейн каждое утро с рассветом отправляется лодка, всего за два серебряника можно купить себе место на ней, а за накинутые сверху еще четыре перевезут и лошадь. Что ж, проблема практически решена, осталось дождаться завтрашнего утра.

Однако до утра еще далеко, есть время погулять по городу, а может даже заглянуть в шатерный городок пелюваней, как здесь называют бродячих циркачей. Все отвлекусь от навязчивой мысли, что Фларимона на острове давно уж след простыл.

Столпотворение у центрального выхода из порта — есть и такой: с коваными воротами, мощеной красным камнем лестницей и обязательными стражниками, собирающими предморскую подать (оказывается, есть морская подать — это для отплывающих и прибывающих и их грузов, а предморская — именно за вход на территорию порта), собственно делающими деньги из воздуха, — напомнило о недавнем споре Брийс и Кумела, особенно о желающих понаблюдать за ними. Мда, везде есть зеваки: и в городе, и в деревне, и в пути. Будет лежать камень у дороги, самый обычный, почти все пройдут, но хотя бы один встанет столбом и рот откроет: «Эвон чудо какое!», а уж если камень чуть-чуть непохож на своих собратьев, еще и других созывать станет. Но донесшиеся сквозь шум болтовни звуки музыки увлекли и меня.

Непохожие на песню, непохожие на плач, непохожие на гимн, они все-таки влекли, мягко увещевали закрыть глаза и душой воспарить в небо. Странно, непонятно, необычно. Сидящие прямо на земле полукругом люди в желтых и оранжевых нарядах пели, не раскрывая рта. Пели? Что это?

— Не слышали раньше мантры? — раздалось у меня над ухом.

Как я не вскрикнула и не подскочила, не знаю, право слово. Рядом стоял молодой мужчина, скорее даже парень: оранжево-красный балахон до земли, деревянные, свисающие до колен бусы на шее, лучистые карие глаза, приветливая улыбка, яркая менди в виде солнца на лбу и абсолютно лысая голова — именно в таком порядке вырисовывался образ незнакомца у меня. Кто это? А парень терпеливо ждет чего-то. Чего именно? Так, он же спросил у меня про… э-э… мантры?

— А что это — мма… — выговорить загадочное слово у меня так и не получилось.

— Мантра — песнь разума и души, обращенная к Напу, — ответил незнакомец, сохраняя всю ту же приветливую улыбку.

Иноверцы… Мигом вспомнился Старый Лес, а главное жители Дубового Града. Аж мороз пробрал от таких воспоминаний.

— Един Всевышний, — пробормотала я неизвестно к чему.

— Да, един, просто каждый верит по-своему. Жаль, не всегда и не все это понимают, — улыбка нежданного собеседника стала с грустинкой.

Именно такая улыбка была у пастыря Никима, когда он говорил о ссорах, спорах, тем паче войнах. Что-то дрогнуло в глубине сердца, души и…

Мы говорили с Назиром уж больше часа. Назир — это тот самый парень, что спрашивал у меня про мантру. Искренне верящий в чудо, в волю Всевышнего, он был непохож на остальных обитателей Давро и чем-то, самую малость напоминал Фларимона. Он рассказывал о местах, где уже побывал, о своих собратьях, о своей вере. Он не просил следовать его путем, ни в коей мере, лишь убеждал найти свою дорогу. По сути, напфени — поклоняющиеся Напу — верят во Всевышнего, только имя дали ему, немного иные обряды, немного иной взгляд на мир, но именно «немного».

— Не всякий послушник со стажем может так петь мантры, это как дар Напа, как его свет. Помню однажды я с рвением, достойным благих дел, пытался петь мантры, желая поделиться радостью с другими. Мой наставник, мудрейший человек, не стал меня останавливать, тем более ругать, лишь заметил, что разные бывают способы прославлять Всевышнего. Но своим пением я могу вполне помочь любому войску испугать противника!

— И в чем же мудрость? Ведь он оскорбил тебя, обидел.

— В том, что он смехом увлек меня, весельем показал, что я не прав. На это способен только мудрец, — с неизменно приветливой улыбкой ответил Назир.

А ведь он прав: посмеяться над собой, улыбнуться в ответ на оскорбление не всякий сможет.

— Но все это мои глупости, не обращай внимания! — замахал руками Назир. — Тебя что-то тревожит и мучает. Могу я помочь?

— Вряд ли. Я… — на миг мой голос дрогнул. — Видишь ли, на рассвете я отправлюсь на Вью-Зелейн, дабы найти… друга. Но меня не покидает сомнение, что я могу его уж там и не застать.

— Сомнения неспроста в душе твоей родились. Возможно, так оно и есть. Почему бы не спросить у наатцехшты? Пути Всевышнего неисповедимы, но не зря ты прибыла в город в то же время, что и она, — мягко посоветовал Назир.

Опять наатцехшта? Второй уж раз.

— Наверное… может быть…

Прощаться с Назиром не хотелось — похож он на Фларимона чертами характера: добродушием, внимательностью (и когда я такое успела разглядеть в своем блуждающем где-то супруге?), умением вести рассказ, но ему пора было отправляться в путь: корабль и так задержался на два дня из-за бури, бушевавшей в море. Возможно, я последую его совету — схожу к наатцехште. А пока есть время побродить по городу, ведь так и собиралась сделать.

Улочки Давро, с высоты птичьего полета, наверное, напоминали кружево: затейливое, но скорей запутанное. А уж ходить по ним — сплошное мучение: то расходятся под невероятным углом, то сплетаются похлеще узла, и в результате выйти можно совсем не туда, куда планируешь. Именно таким образом я оказалась на этой до странности тихой улочке. Давро буквально кипел, суета и суматоха царили повсюду, а здесь — тишина. Словно время замедлило бег, растворяясь в ароматах ванили и шоколада.

Соленый до горечи привкус золота едва не сбил с ног. Что это? Ах, да — лавка по правой стороне улицы. Блеск золотых украшений внутри стеклянной витрины соперничает с солнцем, да и внутри звонких желтых монет немало. Впрочем, не только монет: слышно как важничает золотая лопаточка перед «подругой», золотые ложки сплетничают не в меру, золотые вилки кичатся своей остротой. Нет, конечно, они не полностью золотые, лишь покрыты золотом, но гордости и величия на все монаршие регалии хватит. А уж мне соли на языке… Увы, но туда мне вход заказан, хотя так хотелось полакомиться свежей сдобой или ванильными корзиночками. Но почему я не могу зайти в лавку напротив?

Добротная деревянная дверь, медный колокольчик на входе и ощущение уюта, словно домой попала после долгой дороги. Сладкий запах дерева. Дерева! А не золота. Деревянные лопатки у деревянных подносов с кусочками тортов, деревянные ложки в деревянных бочонках с медом, деревянные вилки в деревянных чашах с пончиками и сладкими колечками. У кого может быть столько деревянных предметов? Не догадываетесь? У пиктоли, конечно же!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});