Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке - Альберт Мифтахутдинов

— Зато здесь охота хорошая, — говорит Юрий, — и отличное место для наблюдения. Вон там, в стороне, моржи вылезают на камни. — Юрий достает кухлянку и меховые брюки, чтобы я переоделся! А мою мокрую амуницию мы сушим на костре из остатков толстой доски, зажженных с помощью паяльной лампы.

Вареную моржатину мы едим с чесноком и запиваем горячим чаем.

— Вчера и сегодня не охотился, не приплывают моржи. Завтра приплывут. А на лежбище охотится нельзя, испугаются они. Там стрелять нельзя, надо копье. А копья у меня нет.

— Тут и камни чесноком пропахли, какие уж моржи!

— От простуды ем, — объясняет Юра. — Полезно. — А сам улыбается. Он рад встрече. Он в водонепроницаемой куртке, откинул капюшон. Уходя в горы, верное, постригся наголо. Сейчас весь его ежик на голове будто обсыпан снегом.

— Совсем ты седой, стал, — говорю Юре.

— Да и у тебя тоже оленьей шерсти прибавилось, — замечает он.

— Годы идут… чего уж там…

Мы вспоминаем все события, важные для нас с последней встречи. Неторопливо обмениваемся новостями. И я рассказываю о своих делах, — значит и о Жукове тоже.

— Убитый морж не всплывает, — задумчиво говорит он.

— Надо гарпунить, чтобы держался на пых-пыхах, — вставляю я.

— Угу, — улыбается он.

— И битую посуду не надо склеивать, да?

Я понимаю, на все случаи жизни нет рецептов. Но ведь вот Юру обидели — и он ушел. А мог и не уходить. Он испивает чашу до дна. А Жукову оскорбления мало, ему еще нужны унижения. Никто этого понять не может, ни я, ни Керго, ни Юра Ровтын.

И Юра говорит о том, что вот надо бы отряду сначала работу закончить, потом Жукову самому легче будет решать. Наверное, он прав. Нельзя оставлять работу и товарищей ради своих дел. Все просто.

— Мне завтра надо быть в поселке.

— Я отвезу тебя на лодке на ту сторону залива, оттуда дойдешь быстрее.

— Хорошо.

Юра топором расщепляет доску, подкладывает дрова в костер, не экономит топливо.

— У меня там еще доска есть, толстая.

— Где мясо хранишь?

— В камнях, — показывает он. — Там еще лед. Хорошая яма.

— Вельботы придут и заберут, — говорю я.

Он молчит. Он не знает, когда придут вельботы. И придут ли.

— Кончишь охоту, возвращайся… Керго сказал, люди просят… Моржи уйдут, и возвращайся.

Он молчит, но в глазах его затаенный интерес и тревога.

— Мэри будет уже там, дома, — понимаю я его молчаливый вопрос. — Керго послал Эмуль за Мэри. Эми вернется вместе с Мэри. Никто не виноват, все знают. Люди просят, сказал Керго.

Горе одних стало бедой других и заботой всех.

— Утром будет погода, — вздыхает Юрий. — Я отвезу тебя на ту сторону.

Подниматься к тенту неохота, и мы кемарим у костра до утреннего солнца.

Дело шло к вечеру, в доме царило веселье и шум. Оба Саши раздобыли в райгру на время гитару и теперь орали невообразимыми голосами, но лихо, местную песню весьма оптимистического свойства;

Подожжет синица море,И на сопке свистнет краб, —Вот тогда на наше гореИз райгру разгонят баб!

Жуков слушал и скептически улыбался. Он рад был моему скорому возвращению.

Она вошла тихо, неслышно, никто и не заметил, никто и не услыхал, когда она стучала.

— Эми! — первым бросился я к ней, сразу давая понять ребятам, чтобы не было никаких бестактностей, чтобы они следили за собой, чтобы хоть репертуарчик свой сменили наконец.

Она сбросила куртку, причесалась, насмешливо оглядывая наш стол.

— Сейчас, сейчас, — засуетился один их Саш, вскочил и бросился в магазин за шоколадом и конфетами. Она развязала сумку и достала оттуда двух кур, свежей картошки.

— Откуда?!

— С парохода. Ездили с Керго. Танныгатле, — засмеялась она.

— Что, что? — не понял я.

— Русская утка, — смеясь, перевела она. — У нас ведь никогда не водились куры. И нет у нас для них названия. Вот и придумал один писатель — «русская утка». Очень удачно.

— А где сейчас этот писатель?

— В Уэлене. Будешь на восточном берегу — обязательно с ним встретишься.

Жуков не слушал нашего разговора, но потихоньку принялся за готовку.

— И кошку мы не знали, как назвать. И свинью. И корову. Старики про свиней говорили «страшный, толстый, безволосый белый зверь», — она засмеялась. — А кошку прямо боялись, когда она шипит. Назвали «мыльиттын». Переводится «ловкая собака». Правда, удачно?

Все согласились.

Совместными усилиями мы превратили кур в цыплят табака, чеснок нашли в запасах бывшего хозяина, томатную пасту тоже, а картофель решили отварить. Пир получился царский, а украшением его несомненно была Эми…

Узкий краешек ночного солнца высовывался из-за горизонта, казалось, солнце тонет в океане. Пора на покой. Ребята начали располагаться в спальных мешках. Мы с Эми переглянулись.

— Есть идея, — предложил я. — Давайте разобьем здесь, в комнате, палатку. А?

Жуков понял:

— Веселей, мальчики!

Палатку мы укрепили растяжками за книжные стеллажи, батареи центрального отопления, ножки кровати. Вход был со стороны окна.

В двухместной палатке, если ее поставить низко, свободно умещаются трое. Там и расположились в своих спальных мешках Жуков и оба Саши. Нам с Эми досталась единственная кровать.

— Спокойной ночи, ребята!

— Спокойной ночи! — хором рявкнули из палатки бравые студенты.

Я слушал тишину и ждал, когда кто-нибудь из ребят слегка захрапит, как это бывало в поле.

— Подожди, — шепнула мне Эми, — они еще не спят.

Было утро. Я потихоньку открыл глаза. Рядом с кроватью стоял начальник Жуков и внимательно разглядывал нас. О чем он думал, глядя на нас, спящих, пока я не проснулся от тяжести его взгляда?

Потихоньку, чтобы не будить Эми, я выскользнул из-под одеяла, и пошел за ним на кухню.

Он молча курил. Чай уже был готов. Он всегда вставал раньше нас и успевал приготовить чай.

— Что решил с Москвой? — спросил я его в лоб.

— Нелетная погода, — вздохнул он и улыбнулся грустно.

Я взглянул в окно. Было чистое, безоблачное небо, синий спокойный океан и ясное полярное незаходящее солнце.

Обедать все решили в ресторане. Но Эми повела нас на берег моря, она там заметила что-то. Это оказалась лодка Керго. Сам, он радостно приветствовал нас и предложил Эми собираться и переходить в лодку.

— Он боится, что ты увезешь меня в город, — шепнула мне Эми. — А что мне в городе делать? Мне без тундры нельзя… С тобой хорошо, а без Керго и Имаклик я не могу.

Она объясняла мне все, как ребенку.

— Вот если б ты остался здесь, а? — спросила она.

— А куда же мне без них? — кивнул я на ребят.

— Вот видишь, — она улыбнулась. — Закончишь дело, приезжай, а?

«Великий, охотник не может быть одновременно… — вспомнилось мне. — Да что, они, сговорились, что ли, все? Наягнек, и Керго, и Эми!»

Она передала свою сумку старику. Он аккуратно положил ее в лодку, сел, закурил, молча глядя в океан. Потом что-то начал говорить по-эскимосски. Я удивился. Старик прекрасно, без акцента, говорил по-русски, знал английский, чукотский само собой. Зачем ему сейчас говорить по-эскимосски?

— Он тебе что-то говорит? — спросил я тихо Эми. Она покачала головой и начала тихо переводить:

— …верьте солнцу… верьте ночи… верьте словам любимой… мы не умрем… мы не исчезнем.

— Это заклинание?

— Скорее совет… что-то родовое то ли старых гренландцев, то ли аляскинцев… я уже слышала это где-то. Ну да, ты прав, это заклинание… для нас с тобой, кто знает? Зря старик не будет вспоминать старые песни.

Она собрала на берегу много сухих щепок, плавника, дощечек. Подожгла.

— Пообещай, что он будет гореть до тех пор, пока ты не потеряешь из виду меня и лодку, — сказала она.

Лодка отчалила. Эми стоя махала рукой. Мы разожгли огонь поярче.

Ребята ушли, я сидел у костра один.

Костер горел долго.

Странные дни Хан-Гирея

…в награду от Аллаха, а у Аллаха — хорошая награда.

Коран. Сура 3. Стих 195

Молодой татарин Ильдар Гиреев подался на Север на крупные заработки.

Его родители прожили в суровой любви и невысказанной нежности до самой старости.

К этому времени Ильдар на нелегко заработанные деньги построил им новый дом, и умерли его старики в новом доме, с именем Ильдара на устах. Умерли в один день, вернее, мать на день позже. Похоронил их Ильдар по русскому обычаю, продал дом и опять уехал на Чукотку, твердо решив жениться на русской женщине, красивой и молчаливой, которую он видел всего один раз.