У старых окопов - Борис Васильевич Бедный

уедет Миша по своим геодезическим делам на другую запань — страшновато письма ему писать нынешним почерком. Можно, конечно, притвориться, что рука разболелась, и продиктовать письмо какой-нибудь грамотейке. Но это уже не то: под диктовку ласковые слова говорить — все равно что объясняться в любви через громкоговоритель.

«Ладно, там видно будет, — решила Нюра. — Что это я загодя слезы лью?.. А вот о том, чтоб и на этот раз Полозова обогнать, думать надо. Тут Даша, несмотря на все свои теории, права…»

Заработали сплоточные станки. Дикий голубь-сизарь, прогуливающийся по бережку, у самой кромки воды, при первом же выхлопе станочного двигателя присел от испуга и пружинисто взмыл ввысь. Набирая высоту, он сделал круг над Нюриной головой и подался на другой берег реки, подальше от шумных станков. Нюра проводила голубя глазами и задержала взгляд на том берегу. Но ни Михаила, ни его подсобников уже нигде не было видно. Лишь в дальнем орешнике порой мелькали верхушки реек, будто хотели успокоить Нюру: здесь Михаил, никуда не делся.

4

Голый по пояс, кирпично загорелый Илюшка Мурманец, осторожно руля куцым веслом, пришвартовал перегруженную лодку к станку. Опаленные обжигом фиолетовые круги проволоки свисали с низких бортов.

— Сколько раз тебе говорить, чтоб меньше грузил! — крикнула Нюра. — Утопишь проволоку — заставлю со дна поднимать.

Со дна он проводку подымет

И перевыполнит свой план!.. —

во все горло запел Илюшка Мурманец, чувствуя, что настоящей злости в словах Нюры нет и распекает она его только для порядка, по бригадирской своей должности.

— Не кипятись, ваше бригадирство! — дерзко отозвался он, вылезая из лодки. — Последний рейс, теперь до конца смены хватит каленой паутинки. — Илюшка протянул Нюре бумажный кулечек с голубикой и весело гаркнул в сторону сортировочной сетки: — Девчата, доставайте из сундуков самые лучшие свои платья: вечером в клубе кино «Адмирал Нахимов»!

Нюра притворно нахмурилась, чтобы Илюшка не воображал, будто может безнаказанно высмеивать бригадира, и строго спросила:

— Новой проволоки на складе много еще?

— Как раз Полозову на смену хватит.

— А дальше?

— Дальше опять старье пойдет… — виновато сказал Илюшка Мурманец, словно по его недосмотру запань в последнюю неделю с перебоями снабжалась такелажем и Филин пустил в работу жесткую старую проволоку, вязать которой пучки было гораздо трудней, чем гибкой новой.

Нюра забывчиво мяла в губах крупную дымчато-сизую ягоду из Илюшкиного кулечка.

— У меня рацпредложение… — вкрадчиво зашептал Илюшка, заговорщицки нагибаясь к уху бригадирши. — Давай вывезем со склада всю новую проволоку и припрячем, а? Как раз на завтрашнюю смену нам хватит. Только прикажи, я мигом обернусь. Не успеет стриженая девка косы заплести — проволочка здесь будет!

Нюра внимательно посмотрела на своего расторопного такелажника, будто впервые его увидела. Ее поразило, что вот и совсем несхожие они меж собой люди, а желания их сейчас полностью совпадают. И вся разница меж ними лишь в том, что ей эта хитрость с проволокой нужна ради Михаила, а Илюшке — чтоб их бригада побила полозовцев. Да и о премии он наверняка не забывает. И совсем уж некстати всплыла мысль: «Интересно, говорили что-нибудь Даше на ее курсах-семинарах о таком вот неожиданном совпадении тайных желаний у непохожих друг на друга людей?..»

— Сомневаешься? Боишься, Полозов разузнает? — выпытывал Илюшка. — Да я так запрячу — сам Филин не найдет. Затопим проволоку между станками, а то внутрь понтона запузырим — ищи-свищи!.. И Филина сейчас на складе нету, в контору подался. Все одно к одному… Что ж молчишь? — И чтоб окончательно доконать бригадиршу, добавил: — Опять о нашей бригаде в газете напишут, а то и портретики тиснут! — Илюшка Мурманец выпятил грудь, словно уже позировал перед фотоаппаратом, и показал в улыбке все тридцать два черных от голубики зуба. — Может, и премия перепадет, а мне как раз на мотоцикл не хватает… Куплю мото — тебя первую прокачу. Все пеньки вокруг поселка посшибаем!.. Ну как, везти проволоку?

— Насчет пеньков ты мастер… — уклончиво проворчала Нюра и отвела глаза от вопрошающего взгляда Илюшки Мурманца.

Умом она понимала, что Илюшка затеял неладное, но какая-то неведомая и слепая сила не давала ей приструнить бойкого такелажника и заставить его выкинуть из лихой головы непутевое свое  р а ц п р е д л о ж е н и е. Тоже мне рационализатор нашелся! Она вдруг горячо пожалела, что в их бригаде на месте Илюшки не работает какой-нибудь другой, насквозь самостоятельный парень, который сам по себе, без ее ведома, провернул бы все это дело, а она бы даже и не знала, откуда взялась в бригаде победоносная новая проволока. А теперь выходит так, будто она чуть ли не подталкивает Илюшку на этот сомнительный поступок. И уж во всяком случае, не шибко удерживает его…

«Сама во всем и виновата, — с запоздалой прозорливостью осудила себя Нюра. — Вечно лезу во все дырки, вот и отучила ребят от самостоятельности. Вперед будет наука…»

Илюшка Мурманец забыто стоял на боне возле лодчонки, терпеливо дожидаясь, когда бригадирша додумает свою думу. Он машинально клевал голубику из кулька и тут же гостеприимно протягивал его Нюре.

— Так везти или нет? — спросил он наконец, пытливо заглядывая Нюре в глаза. — Что-то не пойму я тебя. Ведь само же в руки плывет — жаль упустить… Везти, а?

— А я почем знаю? — тихо спросила Нюра и опасливо покосилась по сторонам, не слышит ли их кто. И тут же разозлилась на себя за эту вороватую предосторожность.

Илюшка обиженно отдернул гостеприимный кулечек за спину. А Нюра вдруг как-то разом устала от его непонятливости. И вроде бойкий парень, а вот поди ж ты… Тоже мне Мурманец! Все у них там, что ли, за Полярным кругом такие бестолковые? Другой на его месте давно бы уже все понял, а этому надо разжевать и в рот положить. Ну и работнички!

Она вовсе не того боялась, что ей придется отвечать, если Илюшкина горе-рационализация выплывет наружу. Просто ей больно было убедиться, что и она сродни жуликоватому Илюшке. Правда, ради премии Нюра никогда бы на эту махинацию не пошла, а вот после Дашиных мудреных наставлений… Э, да чего там! Как ни крути, а выходит: не такая уж она вдоль и поперек сознательная, как привыкла о себе думать.

Ей припомнился один давний разговор с Дашей. Та уверяла, что в особых случаях иной раз можно и поступиться кое-чем — для пользы дела. А Нюра со всем пылом безгрешного человека настаивала тогда на том, что в жизни нет и не может быть ничего такого, ради чего надо кривить душой. Легко ей тогда было козырять своей принципиальностью! Вот