Свет погас - Редьярд Киплинг

— По каким же улицам желали бы вы пройтись? — спросил м-р Битон предупредительно и сочувственно. По его личным понятиям, веселая праздничная прогулка заключалась в том, чтобы расположиться всей семьей где-нибудь в парке на траве, разложив вокруг себя с полдюжины пакетиков и сверточков со всевозможными яствами, и глазеть издали на прохожих.

— Пойдемте по набережной реки, — сказал Дик. И они пошли по набережной, и шум воды стоял у него в ушах, пока они не дошли до Блэк-фрайерского моста и не свернули с него на Ватерлооское шоссе. М-р Битон все время расписывал красоты пейзажа и всего того, что поражало его внимание.

— А вот там, на той стороне улицы, идет, если я только не ошибаюсь, та девушка, которая приходила к вам для того, чтобы вы с нее писали картины. Я, видите ли, никогда не забываю лица и никогда не запоминаю имен, кроме имен моих жильцов, конечно.

— Остановите ее, — сказал Дик. — Это Бесси Брок, скажите ей, что я желал бы поговорить с ней. Ну, живее! — Мистер Битон перешел через улицу и остановил Бесси. Она узнала его сразу, и ее первое движение было пуститься бежать.

— Ведь это вы были у мистера Гельдара? — сказал м-р Битон, загораживая ей дорогу. — Я знаю, что это вы. Он стоит там, на той стороне улицы, и желает видеть вас.

— Зачем? — едва слышно спросила Бесси. Она вспомнила, да, впрочем, она никогда и не забывала одной маленькой проделки с только что оконченной картиной.

— Он просил меня привести вас к нему, потому что он слеп.

— Пьян?

— Нет, совершенно слеп. Он ничего не видит. Это он вон там стоит.

Дик стоял, прислонясь к перилам моста, когда м-р Битон указал на него, небритого, сгорбленного, в нечищеном сюртуке и грязном, табачного цвета галстуке.

Такого человека нечего было бояться.

«Даже в том случае, если бы он вздумал погнаться за мной, — подумала Бесси, — то далеко не убежит».

И она перешла через улицу и подошла к нему. Лицо Дика просветлело от радости; давно уже ни одна женщина не удостаивала его своим разговором.

— Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо, мистер Гельдар? — сказала Бесси несколько смущенно, а м-р Битон стоял тут же с видом уполномоченного посла, облеченного серьезной ответственностью.

— Как нельзя лучше, и, ей-богу, я очень рад вас видеть, то есть вас слышать, Бесси, — поправился он тотчас же. — Вы никогда не подумали заглянуть к нам и навестить нас после того, как получили свои деньги. Впрочем, я не знаю, зачем вам было заходить… Ну а теперь вы шли куда-нибудь с определенной целью?

— Нет, я просто гуляла.

— Не по старой привычке? — спросил Дик вполголоса.

— О нет, что вы! Я внесла залог, — Бесси произнесла это слово с особенной гордостью, — и поступила служанкой в бар, не приходящей, а живущей, и теперь я совершенно приличная служанка, уверяю вас, совершенно приличная.

М-р Битон не имел основания особенно полагаться на людскую добросовестность, и потому он счел за лучшее незаметно испариться, не сказав никому ни слова, и вернуться к своим газовым рожкам и домашнему хозяйству. Бесси заметила его бегство с некоторой тревогой; но до тех пор, пока Дик, как видно, ничего не знал о том зле, какое она ему причинила, ей было нечего опасаться.

— Это не легкое дело — вечно ворочать эти пивные краны, — заявила Бесси, — и, кроме того, они еще завели счетную кассу, так что, если вы за день обсчитаетесь хоть на один пенни, эта проклятая машина тотчас вам докажет. А впрочем, я не верю, чтобы эти машины были непогрешимы.

— Я только видел, как они работают… Мистер Битон!

— Он ушел.

— В таком случае, я боюсь, что мне придется попросить вас проводить меня домой, вы видите, — добавил он, подняв на нее свои незрячие глаза, и Бесси увидела. — Но, может быть, это вам не по пути? — нерешительно спросил он. — В таком случае я могу обратиться к полисмену.

— Нет, зачем же; я начинаю работать в семь утра и с четырех я совершенно свободна. Это необременительно, как видите.

— Боже мой, а я все время свободен. Как бы я хотел, чтобы и у меня было какое-нибудь дело или занятие. Пойдемте домой, Бесси.

Он повернулся и наткнулся на какого-то человека, который отскочил в сторону и при этом громко выругался. Бесси взяла его под руку, не сказав ни слова, так же, как она это сделала, когда он приказал ей в первый день встречи повернуть лицо к свету. Некоторое время они шли молча, Бесси ловко вела его в толпе, движущейся по тротуарам.

— А где… где теперь мистер Торпенгоу? — наконец осведомилась она.

— Он уехал в пустыню.

— А где это?

Дик указал вправо.

— На восток, южнее Европы и все дальше и дальше на юг… Одному Богу известно, как далеко.

Это объяснение решительно ничего не объяснило Бесси, но она ничего не сказала и молча следила за Диком, пока они не достигли благополучно его дома и его комнаты.

— Теперь нам дадут чай с тартинками, — весело сказал Дик. — Мы посидим и побеседуем. Вы не поверите, Бесси, как я рад, что снова вижу вас. Что заставило вас так поспешно покинуть нас?

— Я думала, что я вам больше не нужна, и не хотела докучать, — сказала Бесси, ободренная тем, что он, по-видимому, ничего не знал о ее проделке.

— Действительно, вы мне не были нужны, но потом… Во всяком случае, я очень рад, что встретил вас.

Они вошли в мастерскую, не встретив никого на лестнице, и Бесси заперла за собой дверь.

— Какой беспорядок! — заметила она. — Все это месяцами не прибиралось!

— Нет, всего только неделями, Бесси, нельзя же требовать, чтобы они особенно ухаживали за мной.

— А они могут требовать, чтобы вы им платили за услуги и уход? Негодные! Какая пыль везде, и на мольберте, и на картинах, и на полу… И даже на вашем платье!.. Хотела бы я поговорить с ними.

— Позвоните, чтобы нам дали чай, — сказал Дик и стал ощупью добираться до своего кресла у окна.

Бесси была тронута этим зрелищем, но теперь в ней проявилось известное чувство своего превосходства над слепцом, и чувство это сказалось в тоне ее голоса.

— Давно вы в таком положении? — спросила она сердито, словно слепота Дика также была виной прислуги.

— С того самого дня, как вы ушли от нас. Почти с той самой минуты, как я окончил свою картину. Я едва успел налюбоваться ею.

— И значит, они с того времени обирают и обкрадывают вас! Знаю я этих людей и их милые привычки… — Женщина может любить одного и презирать другого человека и все же сделает все на свете, чтобы спасти этого презираемого от обирания и мошеннических проделок. Возлюбленный ее может и сам за себя вступиться, а этот другой, очевидно, дуралей или простофиля, нуждается в ее помощи.