Инкубатор, или Необыкновенные приключения Юрки Гагарина - Александр Никишин

— Значит так, Чирий…

— Извините, коллега, Чирик.

— Тамбовский волк тебе коллега! — Зэпп со всей дури стукнул кулаком по прилавку, проломив его до основания и сказал, извиняясь: — Довёл ты меня, коллега. Из-за тебя я испортил чужую собственность. Короче, народ твой дерьмовый и это исторический факт, обсуждать нечего!

— Этот народ выиграл самую кровопролитную в истории человечества войну, — возразил Чирик, — с фашизмом. Очистил Европу от коричневой заразы! Ты мне будешь говорить. Мой дед, между прочим, кидался с гранатами под немецко-фашистские танки.

— Сколько раз?

— Сколько надо! Всю войну! А ты, говоришь, «народ». Какой народ закроет своей грудью амбразуру бесплатно? На таран пойдёт?

— Ты мне не парь, чувак, читал я ваших правозащитников. Жуков ваш палач, народ не жалел и чекисты в спины палили. Вот народ и ложился со страху под танки.

— Наглая ложь! Дед был пять раз ранен. Чекистов там и в помине не было!

Зэпп, выстраивая защиту от бойкого Чирика, искал аргументы:

— Так это был какой народ? Это был советский народ! Народ-победитель! Он шёл под красным знаменем с портретом товарища Сталина! По зову коммунистической партии все, как один, встали на защиту священных рубежей. А нынешний на защиту не встанет ни за что! У него только бабло в башке. Откупится, спрячется на дачах, слиняет с девочками на Сицилию, — сказал он в сердцах, вспомнив рожу Бугровского.

— Враньё! Наш народ в своей массе встал с колен и он другой! — гордо ответил ему Чирик. — Есть отдельные нелюди, как в Кущёвской и в Куршевеле, а где их нет! Каждый дурак может брякнуть про любой народ, не отвечая за базар. А ты ответь, если ты принципиальный марсианин.

— За базар отвечу, — сказал Зэпп мстительно. — Сам ты, кстати, марсианин, чёрт чудной! Я с планеты Клотримазол, заруби на своём носу, пока я тебя сам не зарубил. Сейчас мы твой народ подвергнем испытанию на вшивость. Выйдем на улицу и обратимся к нему за советом. Там в клетке собралась достаточно репрезентативная часть этого самого великого богоизбраного, который, если верить вашему Пушкину, как всегда «безмолвствует». Жильцы дома № 48. И пусть они разрешат наш концептуальный спор. Как говорится: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет». Поверим практикой нашу теорию, выйдем к людям и убедимся, на чьей стороне правда, на твоей или на моей? Обрисуем ситуацию с кражей, объясним проблему и спросим: кто прав, ты или я? По рукам, землянин?

— По рукам, марсианин, — сказал Чирик, у которого от такого предложения душа ушла в пятки. Уж кто-кто, а он-то знал свой дряной народец, как облупленный. На собственной шкуре испытал и тяжесть его кулаков, и силу ударов поленом по шее.

— Очко играет? — подколол Зэпп. — Не уверен, не ходи!

— Людям надо доверять! — выдал Чирик. А куда было деваться? Некуда. И Чирик, надеясь только на «авось», согласился.

— Знаем мы этот народ, знаем, — говорил Зэпп, натягивая сапоги из кожи клотримазольского буйвола и надевая чёрную фуражку с кокардой. — Сто тысяч лет таскаем вашего брата наверх, всё про вас знаем и про вашу историю тоже. Вы ещё были с горошину, а мы уже жили по-хорошему. У нас космолёты строили, а вы ещё по деревьям лазали. Но уже тогда обезьяны Предуралья отличались кровожадностью и упорством в достижении цели. Своего не упускали. Потом из самых крупных прямоходячих пошли чиновники и бизнесмены. Те, кто не желали работать физически, зато считали, что только у них должны быть самые стройные и крепкие самки, самая колорийная еда и самые глубокие тёплые пещеры. Особей помельче поработили, кого силой, кого хитростью и коварством. Дали им плуг, лопату, мотыгу и кайло и объяснили их место в общественном строю. Те немного посопротивлялись, но, не покушав пару-тройку дней, посидев на цепи, поняли свою ошибку и приступили к общественно-полезному труду на общее благо. По ходу дела дали свое жидкое потомство — тягловый народ, крестьяне, обслуга, шахтеры. Впрочем, бывает что и такие наверх прорвутся. Хитростью, коварством. Оденутся, обуются, напустят на себя спеси, в телевизоре помаячит, в передачке «Лицом к лицу», загримировавшись, и уже их не отличишь от вожаков. Вашего брата знаем, как облупленных!

— Что ты мне обезьянами глаза тычешь! — вспыхнул Чирик. — Есть диалектика: всё течёт, всё меняется. Любого слесаря спроси!

— Готов доказать, что в вашей стране ничего не течёт и ничего не меняется, — запальчиво сказал Зэпп. — Что русский человек за последнюю тысячу лет совершенно не изменился. Как говорится: каким он был, таким остался, козёл лихой, орёл цепной.

Он поманил Чирика пальцем:

— Подь сюды, что скажу по секрету. Вы, русские, знаешь, кто? Только тебе по секрету. Вы — кочевряги!

— Какие ещё кочевряги? — разозлился Чирик.

— А это те, кто между кочевниками и варягами. Не Европа и не Азия. Меж двух стульев одной жопой. Потому и кочевряжитесь, плющит вас и колбасит, что не знаете, к какому берегу прибиться. Ни вашим, ни нашим. Как говорится, ни себе, ни людям! Дурацкий вы народ, русские! Вас и распылять не надо, вы и так пыльным мешком ударенные.

— Не надо так про народ, — строго сказал Чирик. — Есть хорошие люди в любом народе, есть плохие. А русский народ в своей массе хороший.

— В какой-такой массе? В цементной? В застывшей или в вязкой?

— Не понял намека, — сказал Чирик, — такие шутки плохо пахнут.

Зэпп потянул носом:

— Ты, что ли, воздух испортил? Или водка скисла? А я и не шучу. И тебе будет не до шуток, когда выпущу тебя на арену к твоему народу. Устрою тебе с ним очную ставку, поглядим, как ты выйдешь сухим из ведра. Готовься, добрый молодец! Будет тебе, как в известной страшной песенке: «Где-то бабурник на стопках цветёт, гвозди вонзаются в тело».

Так говорил Дикий Зэпп, пока шагали они с Чириком, Наташкой и свитой Командора к людям, которых загнали между высоких металлических оград волейбольной площадки. Над площадкой возвышалась старая трансформаторная будка, расцвеченная пестрыми граффити и разными надписями. Среди которых была и такая: «Немцова и Лимонова — под суд!». Наверх вёл чугунный трап с изогнутыми мощной внешней силой перилами. Зэпп первым шагнул на грохочущие ступени.

Глава 30

Момент истины

1.

У Зэппа, который, как ему казалось, быстро постиг тайны русской души, был предельно простой план. Он выведет Чирика к озлобленной толпе несчастных, раздражённых, испуганных и невыспавшихся людей, поднятых из постелей под угрозой автоматов, объяснит, что все их проблемы из-за этого мелкого воришки, после чего толпа потребует Чирика распять. Тогда Зэпп, проявив благородство, его простит, как простил Радищева царь Павел, но при условии, что Чирик вернёт струпцину.

А дальше — дело техники: загнать людей в трюм корабля, связаться с головным танкером, взять у его командора коды нового пеленга на Клотримазол и — прости, прощай, Одесса-мама, Земля и чёртово Останкино, чтоб ты треснуло! Оставляем вам в виде бонуса перекошенный дом № 48, и забываем московскую экспедицию, как страшный сон.

— В следующий раз напрошусь на Сингапур, — думал Дикий Зэпп, выходя из магазина «Продмаг». — Или в Тайланд. Да ну её в баню, эту Таню, в смысле, Наташу. Эту немытую Россию, страну рабов, страну господ. Ни с кем нельзя договориться! А в Тайланде и девчонки сговорчивее (он бросил томный взгляд на русскую красавицу Наташку, которая шагала рядом и напел под нос: ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую; очень понравилась Зэппу эта баба, особенно её резкий и хлесткий удар бутылкой) и еда не такая отвратная.

«Едой» Зэпп по ошибке считал русскую водку, от которой у него болело левое полушарие мозга, и жгло пищевод. Но как бы то ни было, поллитровку он прихватил с собой, засунув в карман галифе.

— Ой, что сейчас будет, — думал Зэпп. — Ор, свист, проклятия. Ещё бросят чем-нибудь тяжёлым, надо бы оцепление увеличить.

По железному трапу вся компания поднималась на крышу трансформаторной будки, на которой был установлен большой станковый пулемет на ножках. Его ствол был направлен на толпу.

Зэпп глянул вниз: высоко! Прочищая горло, спел голосом Аллы Пугачёвой:

— Сколько видно чудес с высоты, с высоты! Но дороже небес только ты, только ты! Как слышно, приём, приём!

Готовился сказать большую речь народу. Народ, бедный народ! Нервы у людей на пределе, думал Зэпп, страх, неизвестность, унижение, лишение свободы. Солнце припекает, укрыться негде, а что может быть хуже? Не всякая психика выдержит, когда тебя за шкварник, да из тёплой постели пинками. Держись, Чирик, ханыга вороватая, — думает Зэпп, — сейчас услышишь страшный глас русского народа. «Убей его!» на родном языке. Во все века, на разных континентах разноплеменные толпы беснуются, ревут неистово, видя, как выводят к ним на расправу неугодных сильным мира сего: убей его, распни! А чем Россия хуже?