Весна Византии - Дороти Даннет

― Прекратите немедленно. Вы позорите свою Республику. Кровь проступила на чулке нотариуса, там, где кончик ножа зацепил кожу.

― Ладно, сейчас я… ― угрожающе начал Тоби.

Отец Годскалк начал яростно молиться про себя, чтобы бог даровал ему терпение.

Он уже был готов обратиться в бегство, увлекая Юлиуса за собой, но неожиданное вмешательство избавило его от такого позора.

― Господа, ― послышался голос Виоланты Наксосской. ― Император прислал меня узнать, не может ли он чем-то помочь человеку, которому, похоже, стало дурно. О, мессер Юлиус!

В голосе ее звучала тревога и обеспокоенность, но в глазах сквозило неприкрытое лукавство. Что-то проговорив по-гречески, она нагнулась и носовым платком стерла кровь на бедре нотариуса.

― Мессер Тобиас, ваш друг ранен. Вы должны помочь ему. ― В мгновение ока она перевязала рану платком из тончайшего шелка, расшитого золотой нитью, а затем выпрямилась. ― Ну вот, теперь уведите его прочь, и пусть он отдохнет. У нас очень узкие улицы и опасные повороты. Нужно быть осторожнее.

И она улыбнулась Юлиусу. Разумеется, это был негласный приказ немедленно уходить прочь. Все остальные должны были догнать фламандец и с помпой явиться во дворец. Отсутствия нотариуса никто и не заметит. В конце концов, внутрь ведь все равно пройдет один Николас… вместе с генуэзским консулом.

Принцесса Виоланта вместо того, чтобы пойти прочь, двинулась рядом с ними, оставив Дориа далеко позади. Годскалк обернулся.

Злое лукавство стерлось с лица их противника. Возможно, он действовал импульсивно и теперь пожалел об этом. Но на самом ли деле он так хорошо был знаком с Виолантой, как утверждал Николас?

Ее вмешательство спасло их всех, ― хотя неизвестно, что двигало этой женщиной… Хотя, конечно, ссоры всегда идут во вред торговле, а она, как-никак, была супругой венецианского купца.

Катерина смотрела вслед уходящим. В особенности ее интересовал Юлиус, который больше не обращал ни малейшего внимания на очаровательную юную дочь своей хозяйки, а вместо этого, словно зачарованный, таращился на раскрашенную красотку, которая так неожиданно вмешалась в их ссору. Женщина, украшенная диадемой, знала по имени и его, и мастера Тобиаса: должно быть, именно она и была той самой таинственной пассажиркой с борта «Чиаретти».

Она была прекрасна, богата, и к тому же настоящая принцесса. Катерина до сих пор ощущала аромат ее духов, ― и это был не привычный запах Трапезунда, а нечто совершенно особенное… Этот аромат уже встречался Катерине, сосем в другом городе.

Черты лица ее заострились еще больше. Взглядом она нашла Пагано, взяла его за руку и стиснула пальцы с такой силой, что он удивленно взглянул на жену и обнял ее за плечи.

― Ну и команда! ― воскликнул он. ― Ты испугалась? Ты же не думаешь, что я бы позволил забрать тебя?!

Им уже подводили лошадей. Катерине предстояло вернуться вместе с эскортом обратно в Леонкастелло, а ее муж направлялся прямиком во дворец, дабы представить свои верительные грамоты. Похоже, именно там ему предстояло встретиться с консулом Флоренции.

― Флорентийцы… ― Катерина внезапно расхохоталась. ― Кто же станет бояться глупого стряпчего?

― А теперь, ― сказала она мужу, ― пусть и Николас у тебя попляшет не хуже!

* * *

― Шляпа на месте, и письма, и деньги, ― перечислял фламандец. ― И Лоппе с дарами, и белый флаг, и косточка для дракона. Если я не выйду через десять минут, бегите и помогайте мне подняться с пола.

Они стояли в Верхней Цитадели перед главными воротами. Чуть позади выстроились в ряд генуэзские торговцы. Все ожидали посланца императора: протонотариоса, или главу канцелярии, или казначея Амируцеса, который должен был отвести обоих консулов к самому императору. Их предупредили, что идти предстояло довольно долго и, скорее всего, этот путь Николас и Дориа должны будут проделать вместе.

Друзья, разумеется, уже успели рассказать, что произошло с Юлиусом. Про себя Николас подумал, что действовал бы совсем иначе, ― но ведь там был не он, а Годскалк. Что касается Тоби, то тот молча сверлил его взглядом всю дорогу до цитадели.

Но вот наконец глава канцелярии Альтамуриос, кузен императора, явился поприветствовать гостей и, торжественно шествуя с посохом в руке, начал подниматься по ступеням, ведущим во дворец. Николас и Дориа двинулись следом. Замыкали шествие Лоппе и слуга генуэзца ― трапезундец, который нес консульские дары. Шляпа и цепь, которую Дориа надел поверх плаща, были густо усыпаны изумрудами. Выглядел он великолепно.

― Никколино, ― обратился он к фламандцу, ― наконец ты начал подавать некоторые надежды. У тебя хватило ума ускользнуть. Какой же болван этот ваш бедняга Юлиус! Ведь тебе прекрасно известно, что вам никогда не удастся разлучить меня с моим маленьким сокровищем.

― Обречен на вечное блаженство, ― промолвил Николас. ― Тебя это раздражает?

Обернувшись, Дориа сердечно потрепал Николаса по руке.

― Я сам себе удивляюсь. ― Руку он убрал, но по-прежнему продолжал идти слишком близко. ― Малышка Катерина оказалась куда способнее, чем можно было предположить. Маленькая, но такая податливая и ненасытная… Ты сам-то ею не интересовался? Конечно, нет. Ведь мне она досталась девственницей. Тем более, раз уж ты заполучил матушку, то от дочек стоило держаться подальше. Но я скажу тебе вот что: она могла бы всю зиму напролет обслуживать целый полк, и а по весне еще потребовала бы добавки… А каким тонкостям она обучилась! Ты мог бы попробовать это со своей старушкой. Когда я ею овладеваю, она просовывает пальчики…

― Было бы куда интереснее, ― перебил Николас, ― если бы девочка могла показать мне это сама.

Дориа осекся, а затем, покосившись на Николаса, одобрительно фыркнул.

― Ты прав. И знаешь что: возможно, она бы и не отказалась. Катерина сожалеет о твоем невежестве в пикантных искусствах: мы частенько говорим с ней об этом Мне кажется, эта юная невинная крошка убеждена, что у тебя вообще никого не было, кроме ее старухи-матери.

Он помолчал, улыбаясь каким-то своим мыслям.

― А знаешь ли, Никколино, я как-нибудь мог бы одолжить тебе свою жену на час-другой. Она сделала бы это для меня. И ради себя самой, чтобы похвалиться своими успехами. Она знает все трюки, которым обучены итальянские шлюхи. Но, естественно, я рассчитываю на то, что ты не скажешь ей об этом.

― Разумеется, ― подтвердил Николас. ― То же самое я могу сказать и о принцессе Виоланте.

Два, три, четыре шага в молчании. Хотя он то и дело сглатывал слюну, но комок в горле не проходил. Наконец Дориа бросил:

― Ах, да. Мне ведь говорили, что у вас на борту был пассажир. И как она тебе показалась?

― В Брюгге она заинтересовала меня куда больше, ― ответил Николас. ― Но на что ты рассчитываешь здесь? Все шлюхи сбегут, как только начнется война.

― Война? ― воскликнул Дориа. ― Оглянись вокруг! Одноногий инвалид мог бы удержать Трапезунд без всякого труда. С моря город взять невозможно. По горным дорогам нельзя протащить пушки. Они не смогут уморить нас голодом, потому что будут вынуждены снять осаду к зиме. Разумеется, императору понравятся твои наемники, но на самом деле он ничего не боится. Настоящая цель турков ― Узум-Хасан. Очень скоро караваны с юга больше не смогут приходить сюда. Тебе следовало распродать свой шелк пораньше.

Они наконец закончили подъем по бесконечной лестнице и вышли к дверям.

― Так ты уже продаешь? ― осведомился Николас. ― Но ведь покупать пока нечего. Как мне сказали, осенью корабли опустошили все склады.

― Ах, Никколино! ― воскликнул Пагано Дориа. Оценивающим взглядом он окинул мраморные инкрустации на колоннах, высившиеся перед ними, а затем точно так же взглянул и на человека, стоявшего рядом. ― Тебе еще многому предстоит научиться. Разумеется, покупать пока нечего. И, возможно, драгоценные товары, которых ты так ждешь, никогда не попадут в Трапезунд, если султан перережет караванные пути. Вот почему нужно искать иные способы извлечения дохода Я лично настаивал на том, чтобы получить оплату серебром. В Трапезунде его осталось немного, и поначалу торговцы пытались возражать. Но вот что я скажу тебе, дражайший мой Никколо: теперь у меня в надежном месте запертые на ключ ― на множество ключей ― хранятся все запасы серебра, которые оставались в этом городе. Ни тебе, ни флорентийцам не осталось ничего. ― Он опять улыбнулся. ― Впрочем, не думаю, что Козимо разочаруется в тебе из-за этой неудачи. Конечно, нет. Ведь ты так мило играл с его внуком.

― А что есть торговля, как не игра? ― заметил Николас.

Наконец двери отворились, и наружу вырвались звонкие голоса, звуки музыки и волны аромата. Мед Трапезунда… И пусть в недрах его таился яд, но он был настоян на чистейшей родниковой воде и ждал того, кто решится испить из этого источника.