И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева

Он и спросит утром у Ромки, хорошо ли, в духе ли его статьи вышло пребывание в ментуре. Ромка в одной из статей писал, как пытали брата и сестру где-то в провинции. Склонный к театральным эффектам начальник обставил все по написанному.

Они ровесники, Ромка и его палач.

На одном языке говорят.

Ну и что? Палачам мир не нужен.

Всю ночь Миша ищет деньги. Помогает друг-бизнесмен, изымает 20 тысяч долларов из оборота. Находят адвоката.

По телевизору по горячим следам демонстрируют репортаж: задержание банды вымогателей. Узбекская жертва дает интервью, говорит о побоях, о диагнозе: перелом челюсти. Друзья записывают репортаж на видео. Это же доказательство полного абсурда: где следы побоев, как может человек со сломанной челюстью говорить? При сломанной челюсти пострадавший месяц как минимум рот раскрыть не может, ест через трубочку. А тут полный порядок. Но кого это волнует?

Следующую порцию денег передают уже через посредников.

Саша, не веря самой себе, плохо соображая, набирает номер московского мобильного телефона ее сына.

Он откликается. Голос едва узнаваем. Будто горло ему сдавили.

– Держись, сынок!

– Я держусь, мам.

– Молись!

– Я молюсь. Очень молюсь. Этим и держусь.

– Давай вместе помолимся.

Они произносят «Отче наш». Саша в Берлине, сын в Москве, в пыточной камере.

К моменту Сашиного прилета в Москву Элю выпустили под подписку о невыезде. Сын находился в СИЗО.

Когда она узнала от сына о происшедшем, у нее отнялись ноги. То есть – ходить она могла, но очень-очень медленно, держась за стенку. Надо было срочно принимать решения. Нелегко понять, что все мирное течение жизни рухнуло. Пришлось это принять.

Муж должен был, просто обязан, лететь в Лондон на свадьбу. Ее простят, ее поймут. У нее теперь другие обязанности.

Она надела черное платье и повязала голову платком. Так она чувствовала себя защищенной. Закрытая голова – это совсем другое дело. Предки знали толк в опасности. Сейчас Саша чувствовала, вернее, не чувствовала, а чуяла многое. Все дремавшие в ней силы сжались в нечто непробиваемо-твердое. Себя она не жалела и о счастливом прошлом не вспоминала. О будущей жизни не думала вообще. С нее хватит. Она наигралась в эти игры. Одно только – за жизни детей, выпущенных в мир, по-прежнему отвечает она. До последней секунды здесь, на земле.

Был серьезный вопрос: где взять деньги? Даже если не поощрять аппетиты следствия, все равно понадобятся адвокаты. Много чего понадобится. Если бы они не купили эту квартиру, деньги бы были. Но сейчас ничего не изменишь. И даже не продашь ее: все сейчас там в руинах. Только после ремонта можно попробовать. Но на ремонт тоже нужны еще будут деньги. А ей необходимо прямо сейчас. Для Москвы она существо презренное, без денег. И не поверит никто.

Сына выпустили через три дня под подписку о невыезде. Уголовное дело было открыто на обоих детей. Обвинение: грабеж, вымогательство. Условный срок по таким статьям не предусмотрен.

От статьи зависит сумма, вот в чем дело. Значит, статья должна быть подходящей.

Эля сразу слегла, как выпустили ее. Почки. Температура выше 40. Бредит. Бормочет о невиновности, о подставе, просит, чтоб отпустили. Саша вызвала «Скорую».

Жизнерадостный доктор сразу признал преступников: «По телевизору ж показывали».

– Не, – говорит, – мне неприятности не нужны. Чего мне с ментами связываться. Вот, купите антибиотики, лечите. Я госпитализировать не буду. А то меня потом по допросам затаскают.

Саша поняла, что такое быть вне закона. Все – они вычеркнуты из числа обычных незаметных граждан.

Ей ничего не оставалось, как начать бороться.

Ее в такие условия поставили.

Удивляло ее вот что: хотят с них содрать побольше денег. Это понятно. Но почему они при этом так злобно ведут себя, почему зверствуют, запугивают? Ведь жертве ничего другого не остается, как обороняться всеми силами.

Эльке она после бессонной горячечной ночи вызвала повторно «Скорую». Приехала другая бригада, не осведомленная, что вызвана к преступникам. Элю тут же увезли в больницу.

Сына Саша отправила в другую больницу: снимать побои. Там, кстати, сразу поняли, где его били. Характерные следы.

– В милиции, – говорят, – побывал.

Дали справку.

Потом она запретит себе вспоминать. Но иногда клочьями выскакивают картинки.

Она впервые приходит в кабинет следователя. И не может понять, следователь – где? Сидит за столом желтая блондинка, накрашенная как для Хэллоуина. Грудь, плечи, руки голые. Юбка – мини. Туфли на шпильках. Образ страппон-леди. Плетку в руки, кой-какую деталь – и вперед.

Вспомнилось Саше, как увидела она в Интернете вопрос: «Кто знает адрес страппон-леди в Екатеринбурге?» Жаждущему сексуальных услад отвечали: «Ехай на станцию Екатеринбург-товарная. Там спроси обходчицу теть Машу. Она тебе такой страппон покажет, век не забудешь». Похоже, теть Маша поселилась в Москве и сменила работу.

В общем, накрашенная полуголая девка и была следователь.

Прежде Саша замечала, что почти у всех людей, даже очень тяжелых и жестоких, есть что-то в душе, что она бы назвала точкой опоры или светлой ее частью. Она может быть очень глубоко спрятана, но она есть. И когда найдешь это, сможешь с человеком общаться. Просто по-братски. Но теперь она видела, что у некоторых существ, с виду не отличавшихся от людей, внутри была пустота. Одна оболочка, а внутри – ни проблеска света.

Существо следователь именно и была оболочкой. У нее имелись желания, побуждения. Набор слов.

– У вас замечательные дети, – сказала она при знакомстве.

– Поэтому вы завели на них уголовное дело? – спросила Саша.

– Вам надо помочь детям. У вас плохой адвокат. Возьмите нашего.

«Наш» – это посредник, свой, передатчик денег.

Саша принесла справку из больницы, где лежала Эля. Денег ментам больше не передали. Леди была недовольна:

– Вы не смотрите, что я белая и пушистая. Я с проломленными черепами обвиняемых допрашиваю. И дочери вашей меру пресечения изменю, если на допросы являться не будет.

Белая и пушистая…

Подумает же о себе такое…

По всем замашкам, по манерам, по одежде – натуральная садистка, получающая яркие сексуальные переживания от страданий пытаемых на ее глазах людей. Откуда столько явных больных в наших органах?

Саша ее не боялась.

Ей к тому времени было все равно.

Ее школьный друг, ставший большим начальником, по своим каналам навел справки о «жертве». У Эли так и осталась ксерокопия его паспорта. Результаты запроса потрясли: Копуненко не существовало. Ни номера паспорта, ни имени – ничего такого ни в Твери, ни в общероссийском масштабе попросту не существовало. Значит, менты снабдили своего агента фальшивым паспортом.