Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

от этой поездки, но тщетно. Царский автомобиль тронулся, а за ним потянулась вереница военных автомобилей. Каждый хотел сопровождать государя. На одном разветвлении дорог царский автомобиль остановился. Меня подозвал дворцовый комендант и отдал приказание, чтобы вся следовавшая за мной вереница автомобилей не ехала бы дальше, а здесь ожидала возвращения государя.

Генерал Иванов просил о том государя, дабы не привлекать внимания неприятеля, аэропланы которого то и дело появлялись над окрестностями. Место у леса, где расположился Печерский полк, на днях было обстреляно артиллерией противника.

До боевой линии было пять верст. Оставив автомобиль в лесу, государь с наследником и небольшим числом сопровождавших его лиц пошел к полку. Полк спешно выстраивался. Обойдя ряды, поговорив с солдатами и офицерами, государь обратился к полку: «Я счастлив, что могу, вместе с наследником, повидать вас недалеко от ваших боевых позиций и могу лично и горячо от всего сердца поблагодарить за геройскую вашу службу Родине и мне. Дай вам Бог дальнейших успехов и победы над дерзким и упорным врагом. Всем вам за боевую службу сердечное спасибо». «Ура!», не менее сердечное, чем слова государя, было ему ответом.

Вскоре затем автомобили неслись уже к войскам генерала Лечицкого. Это был выдающийся генерал, хороший человек, которого любили и солдаты, и офицеры. Много позже, после революции, в Добровольческой армии Деникина, офицерство не ругало только двух генералов — Лечицкого да Щербачева. При отступлении в 1915 году, в августе, Лечицкий, по собственной инициативе, перешел со своей 9-й армией в контрнаступление и отбросил немцев. Его поддержали своими армиями Щербачев и Брусилов, и в результате была одержана крупная победа всего Юго-Западного фронта и взято много тысяч пленных.

Ехали около 50 верст. Уже наступал чудный осенний вечер, когда подъехали к построенным покоем войскам. Раздалась команда: «Парад, шашки вон, пики в руку, слушай на краул, господа офицеры!» Неслись звуки национального гимна. А высоко над полем реял сторожевой аэроплан. Издали доносилась артиллерийская канонада. Государь обошел фронт, сопровождаемый лишь Лечицким, генерал-квартирмейстером Головиным и дежурными. Наследник остался у автомобилей.

«Трудно передать на словах, — рассказывал позже генерал Головин, — те чувства, которые были на душе каждого из нас. Ощущалась гордость принадлежности к великой Русской армии, действительные герои которой представлялись своему державному вождю, выйдя из объятий смерти, и перед тем, как опять вернуться на свой крестный путь».

Государь обходил медленно, всматривался в лица офицеров и солдат, иногда останавливался и спрашивал про полк, про дело. Он поражал знанием полков, частей, операций, дел. После обхода государь взял наследника за руку и пошел с ним на середину поля. Тишина полная. Государь стал говорить. Говорил четко, просто, задушевно. Он благодарил войска за подвиги, призывал любить Родину, служить ей, как служили до сих пор… Он кончил. На поле стало как бы еще тише, а потом грянуло «ура!», да какое «ура!»! «Такого могучего, сердечного „ура!“ я никогда не слышал, — говорил тот же Головин и прибавлял: — Да и не услышу».

Государь вернулся к начальствующим лицам. К нему вызвали представленных к наградам. Каждому государь сказал ласковое, бодрящее слово. По просьбе командира 11-го корпуса Сахарова Лечицкий стал просить государя о помиловании находящегося на параде рядового Исакова, который еще не так давно был полковником и начальником инженеров 11-го корпуса. Исаков совершил антидисциплинарный поступок, был приговорен военно-полевым судом к расстрелу, но расстрел был заменен разжалованием в рядовые. Теперь, в последнем бою, Исаков совершил необычайный подвиг, как инженер содействовал взятию укрепленного пункта, и ближайшее начальство представило его к солдатскому кресту Святого Георгия. Командир же корпуса Сахаров ходатайствует о помиловании его с производством в первый офицерский чин, что поддерживает и сам Лечицкий.

Государь приказал вызвать Исакова. По полю понеслось: «Рядового 23-го саперного батальона Исакова к его императорскому величеству-у-у!» — и передавалось криком от части к части. Далеко из рядов построения выделилась фигура и понеслась по направлению к государю. То был Исаков. В трех шагах он замер перед государем и взял «на караул».

— К ноге! — скомандовал государь.

Тот исполнил.

— Твои командующий армией и командир корпуса доложили мне о проявленной тобою доблести при взятии опорного пункта на высоте X. Награждаю тебя Георгиевским крестом четвертой степени.

— Рад стараться, ваше императорское величество, — ответил Исаков.

Государь стал прикалывать ему белый крестик и продолжал:

— Мне было также доложено, что при взятии этого опорного пункта тобою была проявлена не только замечательная доблесть, но и большое знание военно-инженерного дела… Рядовой Исаков, я возвращаю тебе все твои чины и ордена… — Затем государь особенно задушевно, ласково добавил: — Полковник Исаков, носите крест, который я вам сейчас накалываю, столь же доблестно, как вы его заслужили…

Слезы хлынули у Исакова, он прильнул к руке государя, целовал ее. Текли слезы у Лечицкого, Сахарова, у всех генералов, у свиты; плакал старый Иванов. Наследник смотрел на Исакова широко раскрытыми глазами. Он даже взял государя за рукав.

Уже темнело, когда стали усаживаться в автомобили. Государь предложил Лечицкому:

— Платон Алексеевич, хотите, я вас подвезу по дороге?

Тот ответил наивно откровенно:

— Никак нет, ваше императорское величество, нам не по дороге, а я слишком долго отсутствовал в штабе армии, и мне нужно принять длинный доклад начальника штаба, он ждет меня.

Некоторые переглянулись. Государь ласково улыбнулся и пожал руку Лечицкого. Автомобили двинулись. Всадники Дикой дивизии бросились за ними по обеим сторонам дороги. Вспомнилась поездка на Кавказ, как провожали автомобили казаки с генералом Баратовым. Всадники отстали по знаку государя.

Скоро совсем стемнело. Один за другим летели автомобили за головным с офицером Генерального штаба, который должен был вывести нас на станцию Богдановка, где ожидали императорские поезда. Но по пути сбились с дороги. Раза два меняли направление и наконец, в полной уже темноте, подкатили к горевшей огнями станции. Но оказалось, что попали вместо Богдановки на станцию Волочиск. Мой автомобиль пришел за государевым. Автомобиль же с дворцовым комендантом проскочил в Богдановку. На станции поднялся переполох. Там был питательный пункт княгини Волконской. Все бросились к государю.

Изумление и восторг неописуемые, особенно когда увидели наследника. Протелефонировали в Богдановку, дабы подали императорские поезда. Пришлось ждать. Государь, видимо довольный происшедшим, стал осматривать распределительно-питательный пункт. Время было самое обеденное. Никто, кроме наследника, не ел с утра. Наследник питался бутербродами. Любезные хозяева пункта стали предлагать пообедать. Чем богаты, тем и рады! Быстро накрыли стол, и государь с наследником и Дмитрием Павловичем стали с аппетитом есть то, что давалось проходившим через пункт раненым. Как говорили, пункт пропустил за время войны