Взвод - Андрей Ливадный

Ситуация менялась с каждой секундой: из объятого пламенем корабля больше не соскальзывали фигурки Чужих, но те, кто успел высадиться, объединившись с отступившими остатками первой волны, вдруг ринулись в атаку, накатываясь на развороченные бомбовыми ударами укрепления уже не сплошным темным валом, а отдельными группами, которые перебегали от укрытия к укрытию, ведя попеременный огонь по позициям людей…

В момент первой атаки Иван успел отчетливо разглядеть, что в руках наступавших не было никакого оружия, однако, невзирая на это, земля вокруг дыбилась сотнями султанчиков, в воздухе стоял непрекращающийся высокочастотный свист, острые пятисантиметровые шипы вонзались в обнажившиеся стены железобетонных конструкций, вокруг вновь воцарился кромешный ад, где подавляющее превосходство мгновенно перешло на сторону Чужих…

Еще немного — и горстку людей просто сомнут…

С дальних позиций ударили скупые, экономные автоматные очереди, но, пригнувшись за бруствером, Иван не мог определить, как далеко продвинулся противник, он лишь понимал, что они с Долматовым оказались на острие клиновидной позиции, и их легко могут обойти с флангов.

— Прикрой! — крикнул он Андрею, резко выпрямляясь.

Он приподнялся всего на миг, чтобы оценить расстояние до атакующих, но и этого краткого промежутка времени хватило, чтобы несколько шипов вонзилось в опущенное забрало компьютеризованного шлема, покрыв его густой сеткой трещин.

Чужаки были уже совсем близко, метрах в сорока, и лейтенант, одной рукой отстегивая забрало, в котором застряло четыре шипа, другой выхватил из подсумка разгрузки ручную гранату и, не вставая, метнул ее за перепаханный бруствер.

Взрыв…

Мгновенный рывок, длинная очередь, падающие навзничь тела Чужих, свист, глухие болезненные удары в бронежилет — все это слилось в единое ощущение гуляющей рядом с тобой смерти, ее горячее дыхание, казалось, обжигает незащищенное лицо, нервы уже порвались, и тело отделилось от разума, — он вел непрерывный огонь, чтобы дать остальным бойцам взвода возможность поднять головы, увидеть врага…

С расположенных за спиной Ивана позиций дружно ударили автоматы, и лейтенант резко пригнулся — смерть снова разминулась с ним, и от этого хотелось заорать, но из пересохшего горла рвался лишь хрип…

Рядом внезапно возникла фигура Долматова — он медленно пятился, непрерывно стреляя в глубь хода сообщения, — значит, Чужие уже там, они все-таки обошли фланги, и дело идет к рукопашной схватке…

Пользуясь секундой передышки, Лозин перезарядил «шторм», оглянулся, и как оказалось — вовремя: справа от него в ход сообщения уже прыгали фигуры Чужих. Автомат в руках лейтенанта вновь разразился длинной очередью. Теперь он и Долматов стояли спина к спине, стреляя в противоположных направлениях, а поверх их голов летели ослепительные росчерки трассирующих пуль. Вновь гулко ударило несколько гранатных разрывов, потом над развороченными укреплениями раздался долгий, иссушающий разум крик смертельно раненного человека, и вдруг оглушающий, ни с чем не сравнимый грохот судорогой прокатился по окрестностям…

Иван уже неадекватно воспринимал реальность. Ковер стреляных гильз покрывал дно траншеи, ноги тонули в нем по самые щиколотки, напротив, у изгиба хода сообщения, громоздилась баррикада из мертвых, изрешеченных пулями тел Чужих, а вокруг на несколько мгновений вдруг воцарилась ватная тишина.

Он обернулся, ощущая себя так, словно только что залпом выпил бутылку водки, — оглушенный разум не мог собрать воедино целостную картину окружающего, он воспринимал лишь отдельные ее фрагменты, словно бесконечную вереницу застывших стоп-кадров…

Остро пахло гарью.

Запах пробивался даже сквозь фильтры дыхательной маски, и Иван, подняв голову, понял — почему. Дыхательный аппарат съехал набок, одно крепление было перебито, по щеке щекотливыми каплями струилась кровь из неглубокого пореза, а источником зловонного дыма был внушительный обломок чужого корабля, лежащий метрах в десяти от полузасыпанной траншеи.

Огромная слоистая «подкова» взорвалась, и этот поколебавший окрестности удар заставил обе стороны на миг оцепенеть, прекратив огонь.

Чужие, которых оставалось не менее пяти десятков, внезапно оказались в невыгодном, уязвимом положении — сзади полыхали обломки их корабля, а с фронта вновь ударили автоматы, но они не дрогнули, будто такие чувства, как «обреченность» или «страх», были им незнакомы.

Ксеноморфы с маниакальным упорством вновь полезли вперед, но в этой последней схватке численное превосходство уже утратило свою роль. Люди расстреливали последние патроны из скудного боезапаса, но оставшиеся в живых бойцы уже перешагнули грань рассудка — невозможно сохранить здравую осторожность, когда отбрасываешь в сторону пустой автомат и нагибаешься над телом мертвого друга, чтобы взять из холодеющих пальцев наполовину разряженный «шторм»…

…Иван, перепрыгнув через завал убитых пришельцев, выскочил из траншеи и оказался между полыхающим обломком чужого корабля и последней группой атакующих. Они не видели его, и Лозин одну за другой швырнул две ручные гранаты, тут же упав, чтобы не угодить под шальной осколок.

Впереди громыхнул сдвоенный взрыв, и, подняв голову, лейтенант увидел, как по оглушенным ксеноморфам в упор бьют из автоматов уцелевшие в схватке бойцы. Они поднялись из траншей, словно призраки, а Чужие совершенно потеряли ориентацию — свинцовые очереди опрокидывали их на землю, сопротивление было сломлено, и бой, только что суливший им победу, внезапно обернулся полным поражением…

Гранаты, имевшиеся только у лейтенанта, и кинжальный перекрестный огонь сделали свое дело — десяток ксеноморфов, уцелевших под пулями и осколками, все же не выдержали, побежали назад, но их догоняли посланные вслед очереди, пока последний не ткнулся лицом в горячий, смешанный с пеплом песок…

…

Багряное солнце еще не проклюнулось над далекой линией горизонта, но вокруг уже стало светлее.

В воздухе плавали сизые сгустки дыма, и Иван, лежа на прогорклой земле, еще не понимал, что. они победили…

Осознание вырванной неимоверной ценой победы придет позже, вместе с болью потерь, а сейчас он, пошатнувшись, встал, потом машинально посмотрел на индикатор зарядов, который указывал, что в последнем магазине «шторма» осталось всего восемь патронов, обернулся и вдруг увидел старшину, который с окаменевшим лицом застыл над мертвым, облаченным в изодранный скафандр телом…

Его дыхательная маска была снята, губы Степана беззвучно шевелились, и по Выражению лица Булганина становилось ясно, что это не немая молитва, а беззвучные слова страшной клятвы, идущие из глубин души…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});