Зеркало, или Снова Воланд - Андрей Малыгин

— Ох, Федор Александрович, в вас столько огня, что мне кажется, я сейчас тоже вспыхну и моментально загорюсь, — и, окатив его дурманящим взглядом, она божественно расхохоталась. — Но надо еще чуть-чуть набраться терпения, — и, приблизившись к его уху, тихо и томно произнесла, перейдя неожиданно на ты: — Ну иди же быстрей, раздевайся… и жди. Я скоро приду… — и тут же, вырвавшись из его объятий, ускользнула в темноту.

Не зажигая свет, словно в сладком бреду, Кружков содрал с себя ставшую слишком тесной одежду и нырнул в живительную прохладу простыней. Чувственно подрагивая ноздрями, он уже почти ощущал ее желанные волшебные поцелуи, как сладкий мед, прилипшие к губам.

«Все! Еще немного, еще чуть-чуть и… Мать моя!.. Молодец, Федя! Ах, какой же ты все-таки молодец, черт бы тебя побрал! — мысленно похвалил он себя. — Это ж надо! Сумел подобрать ключики к такой… обалденной очаровашке!..»

Тут он почувствовал сначала легкое, а за ним более сильное покалывание в сердце и непонятную тяжесть в груди. Но тотчас же все прошло, и он отчетливо услышал долгожданные шаги. Встрепенувшись, Кружков попытался, было рассмотреть обожаемое им, милое существо, но абсолютно ничего не увидел. Все вокруг как назло опутала непроглядная темнота. Но тут скрипнули пружины, и невероятно счастливый Федор Александрович под напором низвергавшейся из него страсти одним движением сгреб и заключил в объятия столь желанную плоть. Но в следующий же миг он почувствовал что-то не то. Вместо изумительного по форме и упругости тела его руки ощутили какие-то вялые, расплывшиеся формы с дряблой и худосочной грудью. А вместо пахнущих розами лепестков чувственных губ — тяжкий гнилостный запах и впалые складки кожи с колючими усами.

От неожиданности и недоумения он вздрогнул, словно наткнулся на колючую проволоку, на мгновение, растерявшись, окаменел, а затем резко дернулся от пронзившей его нелепой догадки и щелкнул выключателем настенного бра.

Следующее, что он сумел рассмотреть, было куда поразительнее, чем образ прекрасной незнакомки, увиденный им в первоначальный момент, отчего его немного вьющиеся и зачесанные назад волосы враз распрямились и приняли как по команде вертикальное положение. В ярком свете вспыхнувшей лампочки он увидел перед собой страшную растрепанную старуху с длинным крючковатым носом и бородавкой на конце. От охватившего ужаса сердце Кружкова замерло, а сам он, все еще ничего не понимая, обалдело уставился на старую ведьму. Страшная же старуха уродливо оскалилась похожей на больную улыбку гримасой, совершенно пугая безобразным ртом с осиротевшими деснами и, протягивая к нему свои тощие костлявые руки, гнусаво проскрипела:

— Ну иди же, иди-и, мой касатик, обними свою сладкую маленькую девочку…

И тут очнувшееся от паралича сердце Кружкова бухнуло что есть силы. В следующий же момент он стремительно выпорхнул из постели, яростно сплюнув на ходу, и в мгновение ока очутился у выхода. Схватив в охапку свою одежду, он пулей вылетел за дверь и бросился прочь по полутемному коридору, что-то бессвязно бормоча на ходу.

Вслед ему разносился холодящий душу мерзкий смех ужасной старухи.

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Вторник, тринадцатое

Скажите, кто сможет похвастаться, что хорошо разбирается в снах? Кто с полной уверенностью правдиво растолкует все увиденное ночью? Согласитесь, что задачка не из простых. Да и едва ли в своем окружении вы с легкостью отыщите подобного человека. Сон, по утверждениям ученых, явление подсознательное, а потому чрезвычайно затруднителен для понимания и правильного объяснения. Впрочем, некоторые авантюрные смельчаки пытаются и этот сомнительный ребус все же решить. И даже разные там пособия на свет выпускают.

Вот интересно: и откуда они все это узнают? Ну в самом деле, как вы думаете, кто бы мог такую информацию им подбросить?

Вон одному моему знакомому холостяку почти каждую ночь снятся хорошенькие девушки, а заглянешь в такую книжечку — ожидай приличных расходов. Считай, в ближайшие три дня и разоришься! А вдобавок к тому же, представьте себе, люди добрые, что являются к нему они, эти самые пташки ночные, не поодиночке, а сразу целой компанией. И такое бывает озорницы навытворяют! Такие номера откалывают! Уж вы поверьте, он ведь сам мне об этом рассказывал. Подумаешь, мозгами чуток пораскинешь, да и тут же вывод напросится: уж мой знакомый давным бы давно нищенствовал да подаяние бы просил после таких непомерных расходов. А вот и нет! И ничего подобного! Живет себе не хуже других, и хлеб и масло, глядишь, не переводятся.

Ну а другому моему хорошему знакомому, правда, уже лет как двадцать женатому человеку, буквально на прошлой неделе приснилась уж такая прехорошенькая девчушка! И скажу вам, такое сильное впечатление на него произвела-а, что целый день из головы-то и не выходила. И он, красавчик, подруливая к перекрестку на своей синебокой шестерочке-«Жигуле», вспомнил пташку ночную, будь она неладна, в очередной разок размечтался, расслабился, ну и… не успел вовремя притормозить! И на вот тебе, пожалуйста, тут как тут большие неприятности и еще большие незапланированные расходы.

Вот и не знаешь, как тут себя вести и принимать ли на веру все эти мыльные объяснения? А ведь порой такое интересное за ночь наснится, словно фильм какой художественный насмотришься, и ты там, понятное дело, наипервейший герой. Встанешь с утречка и призадумаешься: и к чему бы все это? Совсем бы не худо, если б к деньгам или к какой другой приятной прибыли.

Вот и народному целителю Шутову Борису Алексеевичу уж такой сегодня диковинный сон привиделся. Что летал он сначала на каком-то махоньком серебристом аэропланчике. Высоко, под белыми облаками. Радостно и светло на душе. Глянешь вниз — а там все леса, все зелень густая тянется. Красота! Такая ширь и простор, куда глазом ни кинь, аж дух захватывает!

Опустился он пониже, летит, крыльями покачивает, чуть макушки деревьев не задевая. Видит, как внизу разные звери со страху разбегаются. И вдруг с одной высоченной, ну точь-в-точь как гора, ели вспорхнула стайка птиц сереньких, где-то размером не больше куропатки, да — бац! — прямо к нему на самолетик и уселась. Облепили, прямо, как мухи, и улетать, похоже, не собираются. Еще радостней оттого на сердце у Бориса Алексеевича сделалось: вот и птицы его признают и ни капельки не боятся. Присмотрелся он попристальнее к пичужкам и видит, что у каждой в клювике бумажка какая-то торчит. Что за черт, что за бумажки такие знакомые? Никак в толк не возьмет. И зачем они им приспичили? Глянул повнимательнее — ба, да это же не бумажки не какие, а денежки что ни на есть настоящие! Красненькие — по десять рублей и фиолетовые — по двадцать пять. Представляете, целая куча денег! Только хотел до одной дотронуться, в руку взять, а бумажки вдруг в монеты, в деньги, значит, металлические и превратились. И такая тяжесть от этого на его аэропланчик навалилась, что полетел он тут же камнем вниз и хозяину совсем не подчиняется. Задыхаясь от страха, замахал он тут отчаянно руками на бестолковых пернатых, пытаясь прогнать их. Шутка ли, разобьются сейчас! Или уж монеты бы, глупые, побросали. Да где там, держат, упрямые, клюв не раскроют! Эх, а земля-то уж совсем близехонько… Жаль погибнуть из-за этакой глупости и дело большое загубить… А птицы противные в самый последний миг вдруг разом вспорхнули, и только их тут и видели. Да поздно уже, ничего не поправить, вот уж и трава пожухлая глазами различается…

Но нет! К большой своей радости не разбился Борис Алексеевич! Приземлился целехонек на каком-то то ли лугу, то ли поле заброшенном. Вышел невредимым из аэропланчика, огляделся — ничего кругом не видать. И куда лес большой подевался? Лишь земля да трава аж до самого горизонта. И вдруг видит: невдалеке стоит береза белоствольная на каком-то островке посреди то ли пруда пересохшего, то ли небольшого болотца. И так его к этой березке потянуло, ну прямо как к матери родной. Бросился он бегом к ней по этому самому болотцу, через воду перескакивает. Добежал, обнял за ствол белоснежный, и хорошо так ему, легко сразу стало, словно скинул с себя тяжесть какую непосильную. Вскарабкался тогда он почти на макушку дерева и видит: совсем недалеко за косогором знакомые очертания домов многоэтажных. Обрадовался. Вот здорово! А среди них и гнездышко его тут как тут виднеется…

И так ярко все это Борису Алексеевичу привиделось, что, проснувшись поутру, почесал он в растерянности поредевший затылок и попытался прикинуть: что бы набор этих разных событий для него мог означать? А вдруг сон-то вещий? Или, как говорят еще, указующий перст судьбы?

«Несомненно и однозначно, что полет над землей… свидетельствует о том, — с убийственной логикой рассуждал Шутов, энергично водя щеткой по оскаленным желтым зубам, — что дела его идут на лад, в гору, вверх. Вот и вчера вечером, значит, позвонил очередной кандидат. Какой-то Петр Петрович, кажется, из приезжих, и напросился на встречу и консультацию… Да, земля слухом полнится. Авторитетом, батенька, обрастаем… Видимо, кто-то из лечащейся клиентуры присоветовал? Похоже, из интеллигентов, очень уж вежливо и уважительно говорил… А голос, как колокол вечевой!.. Ну что ж, значит, примем меры, Петр Петрович, дражайший… Грешно отказывать жаждущим… Или страждущим… как там правильно-то?.. А черт его знает! Не все ли равно. Жаждущие ведь тоже страждущие и наоборот. А! — махнул он рукой. — Это все игра слов, блудословие, значит… Или словоблудие?.. — пристально посмотрел он на свои неровные зубы. — Как правильнее? Ну, какая разница! Главное-то не в этом…