Психология недоверия. Как не попасться на крючок мошенников - Мария Конникова

К вечеру у синдиката собралась тысячная – по некоторым данным, двухтысячная – толпа. Люди были не слишком обеспокоены, просто любопытствовали. После шести часов они стали оформлять вклады. Пятьдесят долларов сюда. Сто долларов туда. Правда, незадолго до того кто-то попросил выплатить им причитающуюся сумму. Несколько человек громко потребовали немедленно вернуть им деньги, но, после того как клерки без промедления выплатили им все сполна, настроение переменилось. Крикуны притихли, через некоторое время вернулись и смущенно попросили снова принять депозит, извиняясь за свою поспешность и недоверие. За требованиями вернуть деньги – по последним подсчетам, таковых было около сотни – последовали новые вклады. Волна доверия продолжала расти. «Ведь мистер Миллер никогда нас не подводил, – заявила одна женщина из тех, кто стоял снаружи. – Он всегда выплачивал дивиденды. Я вложила полтора месяца назад 100 долларов и уже получила 60 долларов. Это газеты и банкиры мутят воду. Никто не верит газетам, – продолжала он. – Они просто завидуют. Наверное, они сами хотели бы так зарабатывать деньги». Инвестиции в предприятие Миллера были «лучшим событием в жизни» местного аптекаря Х. М. Улига, по его собственным словам.

С ними согласилась молодая женщина, которая убедила трех подруг присоединиться к ней. Она пришла в тот день, чтобы сделать новый вклад. Ее предупреждали, что она поступает глупо. Она уверенно ответила: «Ничего подобного. Мистер Миллер всегда делает то, что говорит». У извозчичьего двора за углом (все его работники вложили деньги в синдикат) пожилой немец убеждал зевак. «С Миллером все в порядке, – сказал он New York Times. – Если ему будет что-нибудь нужно, мы это сделаем. Мы поддержим его, даже если он соберется в Законодательное собрание». Местный портной Адольф Бреман закрыл свой бизнес благодаря дивидендам от Миллера: он уже вторую неделю получал по 75 долларов. Он был совершенно уверен, что деньги будут поступать и дальше.

В субботу толпа примерно в четыреста человек собралась перед конторой. «По субботам закрыто», – гласило объявление. Впрочем, так было всегда. В толпе царило бодрое настроение. В конце концов мистер Миллер никогда не приходит в контору по субботам. С чего бы ему появиться сегодня? Миссис Чарлтон, бруклинская поденщица, надрывавшаяся на работе по двенадцать часов за 56 центов в день, обеспокоенно разглядывала собравшихся. Две недели назад она отдала 160 долларов – все свои сбережения – на хранение мистеру Миллеру. Она получила 32 доллара – дивиденды за 2 недели. Неужели ее деньги пропадут, обеспокоенно спрашивала она собравшихся. Конечно нет, сказали ей. Это все заговор недоброжелателей против «бедного мистера Миллера». Успокоенная, она ушла домой.

В течение дня прибывали новые вкладчики. Пришел Карл Прюсс, калека, гордо продемонстрировавший свою квитанцию на 450 долларов. Он совсем не волновался – нет, сэр. Он просто пришел посмотреть, с чего весь этот переполох. Он вернется в понедельник рано утром – можете на это рассчитывать, – чтобы получить свою первую недельную порцию прибыли. Пришел солидный и невозмутимый Х. Д. Станк (инвестировал 500 долларов). Он держал бакалейную лавку по соседству и мог подтвердить, что мистер Миллер всегда держал свое слово. Пришел кондитер Фрэнк Вайнштейн, который вложил 50 долларов и только вчера убедил своего кузена, что «Синдикат Франклина» – самое надежное место для хранения его 200 долларов. Пришел хозяин кулинарной лавки Август Вебер, настолько уверенный в дивидендах Миллера, что уговорил поучаствовать в инвестициях даже свою жену и тещу. Его вклад был настолько солидным, что он отказался называть вслух сумму, как это гордо сделали ранее другие вкладчики. «Это вас не касается, – ответил он. – Но уверяю вас, если мистер Миллер попросит у меня в понедельник 500 долларов, он их получит».

Пришла мисс Вулфорд, которая собиралась внести еще 50 долларов, чтобы удвоить свой вклад и свои дивиденды. Газет она не читала. Мистер Миллер бежал и не может принять у нее деньги? Ерунда. Она не желает об этом слышать.

В толпе были не только местные жители. Полицейские, пожарные, детективы, почтальоны – все, кто до недавнего времени получал дивиденды от мистера Миллера. «Если офицеры не боятся, – выкрикнул кто-то в толпе, – то чего бояться нам?»

Утром в понедельник, когда озабоченные держатели счетов собрались, чтобы получить свои выплаты, они обнаружили, что вход в контору перекрыт полицией.

Но даже тогда они не начали паниковать. Так велико было обаяние Миллера – и их оптимизм, подогреваемый, с одной стороны, прошлым опытом, с другой стороны, безвыходностью положения, – что они почти с религиозным пылом верили в его возвращение. Все вскоре выяснится. Это наверняка недоразумение. Торговцы, домохозяйки из соседних домов, прихожане его церкви – все стекались на Флойд-стрит, чтобы своими глазами увидеть его возвращение. На самом деле во всем виноваты газеты, повторяли они. Они высказали такие серьезные и безосновательные подозрения, что конечно Миллер был вынужден скрыться. «Толпа, собравшаяся вчера перед домом № 144 по Флойд-стрит, ожидала, что он вот-вот вернется, – писала New York Times 27 ноября, когда прошло четыре дня после побега Миллера, – и сразу объявит, что он победил всех врагов и синдикат возобновляет свою деятельность».

Капитан Лисс одним из первых высказал сомнения в отношении предприятия Миллера. Но он тщетно искал того, кто мог бы дать ему зацепку. «Мне до сих пор не удалось получить ни от одного из его клиентов каких-либо компрометирующих сведений. Все они убеждены в его честности и отказываются верить, что его методы далеки от закона», – признался он. Агент бруклинской сыскной полиции Джеймс Рейнольдс добавил: «Все соседи верят в него, многие торговцы даже сейчас принимают его чеки. Всех этих людей объединяет одно чувство – враждебность по отношению к газетчикам, которые, по их словам, “испортили хорошее дело”».

28 ноября, спустя пять дней после исчезновения Миллера, когда пресса и полиция уже сбивались с ног, вкладчики Миллера оставались непоколебимы. В бруклинское почтовое отделение стекались конверты с деньгами – инвестиции на будущее, когда Миллер вернется и синдикат возобновит (иначе и быть не может) свои ежедневные операции. Почти 2000 писем ожидали на станции А, на углу Бродвея и Грэм-авеню, возвращения величайшего биржевого манипулятора всех времен. Неподалеку, в главном почтовом отделении, лежали адресованные ему вклады на общую сумму более 10 000 долларов. Более десяти детективов расставили сети за пределами Нью-Йорка, проверяя европейские грузовые суда и поезда из Нью-Джерси в поисках любой зацепки, которая могла сообщить о нынешнем местонахождении Миллера. Тем временем толпа, собравшаяся на Флойд-стрит, ждала триумфального открытия «Синдиката Франклина».

* * *

Безоглядный оптимизм и слепая вера в будущее не просто заставляют нас думать, что все и дальше будет хорошо, если прямо сейчас мы видим хорошие результаты. Они внушают нам самодовольство и притупляют бдительность, и в итоге мы не выходим из игры, даже когда у нас появляется такой шанс. Как, например, вкладчики Миллера, которые пришли забрать деньги, но потом вложили их снова. Логика, которой они руководствовались, вполне ясна. Вы колеблетесь – может быть, сейчас дела идут не слишком хорошо, – но потом видите слабый проблеск надежды. (На самом деле люди, которые требовали выплатить им деньги, а потом вернулись, чтобы вложить их снова, были сообщниками Миллера. Испытанный прием аферистов – работать группами. Те, кто выглядит как мишень, получают неплохую плату за то, чтобы заманивать в ловушку ничего не подозревающих жертв.) Вы попадаетесь в старую как мир ловушку: о чем я буду жалеть больше? что выбрать – подстраховаться, но упустить отличную возможность или рискнуть и, если фантастические дивиденды будут поступать и дальше, стать богатым?

Ожидаемые эмоции, то есть эмоции, появления которых мы ожидаем в результате определенных действий или поступков, играют большую роль в сохранении статус-кво. Мы не хотим пробовать новое, чтобы не разочаровываться. Чтобы не испытывать стресс, мы не делаем ничего такого, что могло бы его спровоцировать. Чтобы не чувствовать себя виноватым, мы стараемся не совершать дурных поступков.

В одном из своих знаменитых экспериментов Дэниел Канеман и Амос Тверски описали двух человек, которые играли на фондовой бирже. Оба потеряли на одних и тех же акциях ровно 1200 долларов. Разница между ними заключалась в том, как они потеряли деньги. Первый купил одни акции, но затем после долгого раздумья продал их и купил другие. Второй сделал ошибку, решив держаться за акции, которые в итоге оказались проигрышными. У него была возможность переключиться на победителя, но он этого не сделал. Как вы думаете, кто из них больше расстроился? Почти все участники, прочитавшие эти два сценария, уверенно заявляли, что сильнее расстроился первый инвестор – тот, который сначала поставил на победителя, но затем переключился на проигрышный вариант. Мысль о том, что сначала вы были правы и могли бы выиграть, если бы вам хватило твердости держаться за свое первоначальное мнение, очень болезненна для большинства людей.