Дерево красной птицы - Ли Тэмуль

а еще рот разевает, – мгновенно обозлился он, явно нарываясь на ссору.

– Пошел вон. Или я вырву твой грязный язык, – с ненавистью процедила Сольдан, закрывая собой подругу.

Не ожидая такого отпора, парень что-то пробурчал, смерил девушек презрительным взглядом и ушел прочь.

К Кымлан подошли Юнлэ и Акин, но они тоже не могли подобрать слов. Они только в общих чертах слышали ее историю с принцем, но понимали, что для нее это большой удар.

Она была так счастлива вернуться домой, думала, что все будет как прежде. Вспомнились вдруг слова Даона: «Уверена, что они все еще ждут тебя?» Может быть, он знал о женитьбе Науна и просто пытался предостеречь? Да и какая теперь разница? Ее никто не ждал. А Кымлан так надеялась, что хоть кто-то верит, что она жива. Оказалось, что нет. Каждый продолжил свой путь, вычеркнув ее из своей жизни.

– Пойдем? – Сольдан ласково погладила подругу по плечу.

Кымлан кивнула. Нужно найти силы дышать. Сделать шаг, потом другой и вновь обрести опору под ногами. Подруги о чем-то спрашивали ее, но Кымлан отвечала невпопад, пытаясь вынырнуть из затягивающего ее вглубь водоворота. Она сжимала повод Исуга. Слышала его дыхание и старалась дышать в такт с ним, медленно вернуть себе зрение и слух.

Горло схватывало спазмом, а глаза застилали слезы, пока они шли по заполненным улицам. Подруги молчали, понимали, что Кымлан сейчас чувствовала. Пережить плен, смерть друзей, рабство, кровавую бойню, а потом вернуться домой, только чтобы узнать, что она больше никому не нужна, а любимый человек нашел способ жить без нее. Родной город, куда она так стремилась, стал чужим.

Покинув центр столицы, они свернули к окраине, где находился дом Кымлан. Она много раз представляла, как открывает ворота и бросается навстречу отцу. Но сейчас он был в охране дворца на свадебной церемонии, и вряд ли ее встретит кто-то, помимо слуг.

Кымлан подняла голову и увидела вдалеке, на вершине, ветвистое Дерево рода. Ей невыносимо захотелось подняться туда, чтобы хоть кому-то излить свою боль.

Поднимаясь по склону холма, Кымлан оглядывала соседские дома. Дворы были пусты – видимо, основная масса горожан собралась в центре праздновать свадьбу принца. Ворота ее собственного дома были закрыты.

Кымлан посмотрела на притихших подруг.

– Мы пришли.

Она толкнула тяжелую дверь и шагнула в чисто выметенный двор. Застыла, оглядывая прямоугольный ханок[7], постройки для слуг, висящие на стене соломенные корзины, метлы и – чуть дальше – пустое стойло для лошадей. Все осталось на своих местах, как будто Кымлан и не уезжала никуда.

– Батюшки мои, молодая госпожа! Девочка моя! – Корзина выпала из рук нянюшки Дэгам, и мелкие крупинки риса усеяли двор.

– Нянюшка… – прошептала Кымлан. В глазах щипало, но она изо всех сил сдерживала слезы.

Няня сильно постарела за это время. Ее лицо осунулось, в густых волосах прибавилось седины, а морщины еще больше изрезали смуглую кожу.

Она прижала дрожащие руки к губам. Не удержавшись на ногах, осела на землю и зарыдала в голос.

– Госпожа! Госпожа вернулась! – голосила она.

– Нянюшка, ну что ты, не плачь! – Кымлан бросилась к ней и, упав на колени рядом, прижала к груди вздрагивающую женщину.

– Ты жива! Моя девочка, ты жива! – Дэгам обхватила ее лицо ладонями, разглядывая каждую черточку, как будто не верила, что это действительно она, девушка, ставшая ей родной дочерью. – Ты так изменилась… похудела… а глаза-то, глаза! Сколько боли… Как же так… как же так…

– Няня, теперь все хорошо, я здесь и больше никуда не уйду. Все позади! – Кымлан гладила ее по плечам, пытаясь успокоить потрясенную женщину.

– Небеса не покинули тебя… Господин Чильсук каждый день молился Дереву рода. Он один верил, что ты вернешься, даже когда надежды уже не осталось. Родительская любовь спасла тебя, дитя!

В груди Кымлан стало горячо и больно. Отец ждал ее! Только он верил в невозможное, только он знал, что дочь обязательно вернется.

– Что же это… нужно скорее сообщить ему! – Няня неуклюже поднялась на ноги, держась за стену дома.

– Нет-нет, не надо! Он сейчас во дворце на празднике, не хочу ему мешать, пусть выполняет свой долг. Я сама встречу его вечером, – поспешила остановить ее Кымлан. – Нянюшка, вели слугам позаботиться о лошадях. И нам нужно разместить моих подруг. – Она подозвала неловко переминавшихся девушек. Те смущенно поклонились женщине, что с удивлением их рассматривала. – Накорми их и покажи комнату, где они могут отдохнуть. Мы очень устали.

– А они… – Нянюшка вопросительно посмотрела на Кымлан.

– Мы вместе были в рабстве, они из мохэского племени Сумо, но теперь будут жить в Когурё, – ответила Кымлан.

– Из мохэ… – Няня смерила их подозрительным взглядом.

– Я верю им, как самой себе. Они очень помогли мне, так что относись к ним, как к моим сестрам, – попросила Кымлан, тепло улыбаясь няне.

Кымлан же от пережитых потрясений не чувствовала голода, лишь бесконечную усталость и желание уединиться. Сердце рвалось к Дереву рода, поэтому она оставила подруг на попечение няни и вышла из дома, сразу напоровшись на распахнутые ворота дома Чаболя. Ступив во двор, она не ощутила привычного запаха лекарственных трав. Везде проступили признаки запустения: клочки травы росли прямо из соломенного настила, из распахнутых дверей комнат тянуло нежилой пустотой.

Кымлан нерешительно постучала костяшками пальцев по косяку, уже зная, что отца Чаболя здесь нет.

– Ушел он, – за спиной раздался печальный голос няни.

Кымлан обернулась.

– Ушел? Куда?

– Никто не знает. Узнав, что сын не вернется, он собрал вещи в узелок и покинул дом. Никому ничего не сказал. – Дэгам опустила голову и вздохнула. – Пойдем домой, ты ж голодная.

Кымлан стояла посреди двора, и воспоминания яркими вспышками взрывались у нее перед глазами. Как они, будучи детьми, играли в догонялки вокруг лекаря. Он варил на огне отвар и сердито покрикивал, опасаясь, что они опрокинут котел. Как больно осознавать, что ни Чаболь, ни его отец здесь больше не появятся. Дом опустел и смотрел на нее темными проемами открытых дверей, оживляя в памяти призраки счастливого, беззаботного прошлого.

– Простите… Простите меня…

Слезы душили ее. Кымлан сползла по стене и горько заплакала. Каждое дерево, каждый камешек напоминал ей о погибшем друге. В воротах он разбил коленки, когда убегал от Кымлан. На пустыре за поворотом, чтобы отец Чаболя их не видел, они тренировались на деревянных мечах. По ночам, пока все спали, сбегали из дома и поднимались на утес смотреть на тихий город. Они мечтали, как будут воевать плечом к плечу. Принесли клятву верности у Дерева