Игра Джералда - Стивен Кинг

«Твой друг Брендон может снисходительно улыбаться сколько угодно, но мы-то знаем правду, не так ли, Джесси?» Она схватила трубку здоровой левой рукой и услышала обычный гудок. Она положила трубку обратно. Странная, мертвая улыбка играла в уголках ее рта.

«Да, я знаю точно, где ты находишься, ублюдок. – подумала она. – Ты в оранжевой униформе сидишь в камере окружной тюрьмы, а камера находится, как сообщил Брендон, в самом дальнем углу старого крыла, так что зеки не могут добраться и шлепнуть тебя до того, как тебя посадят перед жюри сограждан и будут судить.., если подобное существо вообще имеет каких-либо сограждан. Я еще не освободилась от тебя, но я освобожусь, обещаю тебе это».

Ее глаза снова вернулись к экрану компьютера, и, хотя сонливость от таблетки и бутерброда еще не совсем рассеялась, она боялась, что не сможет завершить то, что начала.

«Теперь время рассказать о Реймонде Эндрю Жобере». – написала Джесси. Но сможет ли она?

Она так устала. Ведь она гоняет этот курсор по экрану уже весь день. Может, лучше пойти наверх и соснуть, а завтра вытащить текст из памяти и снова поработать…

Голос Чуда-Юда остановил ее. Этот голос появлялся теперь нечасто, и Джесси внимательно выслушивала все, что он говорил.

«Остановись теперь, Джесси, не надо вводить текст в память, – просто сотри его. Мы обе знаем, что у тебя не хватит мужества во второй раз приступить к этой теме, ведь это не просто написать – и точка. Иногда нужна огромная воля, чтобы написать такое. Вытянуть это из глубины сознания и выразить словами на экране».

– Да, – пробормотала она, – как оторвать часть души. А может, и сердца.

Джесси затянулась и погасила сигарету, не докурив ее. Она в последний раз посмотрела на вырезки, а затем на пейзаж Приморского бульвара и залива. Снегопад давно уже прекратился, светило яркое солнце, но едва ли это надолго: февраль в Мэне неприветлив.

– Ты права, Чудо-Юдо, – сказала Джесси в пустоту комнаты. – Так мы продолжаем, моя милая?

Ответа не было, но Джесси и не нужен был ответ. Она снова пустила курсор и продолжила стучать по клавишам. Она не останавливалась очень долго, даже чтобы закурить.

Глава 37

"Теперь время рассказать о Реймонде Эндрю Жобере. Это будет непросто. Но я попытаюсь. Так что налей себе еще чашку кофе, а если, у тебя есть под рукой бутылка бренди, она тебе не помешает, милая. Начинаем часть третью.

Передо мной на столе все вырезки, однако статьи и заметки не говорят всей правды, которую я знаю. – а еще есть то, чего я не знаю, да и вообще вряд ли есть человек, которому известны все дела Жобера, и слава Богу. Ведь газеты, по существу, только подобрались к его делам, и если изложить их полностью, это будет сборник кошмаров, который никто не сможет прочесть. Основная информация не из газет поступила ко мне в последние дни благодаря Брендону Майлерону. Я попросила его зайти, когда связь между историей Жобера и моей собственной стала настолько очевидной, что ее невозможно стало игнорировать.

– Ты полагаешь, именно он был тем человеком, да? – спросил Брендон. – Он был у тебя в доме?

– Брендон. – сказала я. – я уверена, что это он.

Он вздохнул, посмотрел на свои руки, потом снова на меня; мы сидели в этой комнате, было девять утра, и теперь уже не было тени, которая скрывала бы его лицо.

– Я должен извиниться перед тобой, – сказал он, – ведь я тебе тогда не поверил.

– Я знаю. – ответила я так мягко, как могла.

– Но теперь я верю. Господи. Джесс, ты что, хочешь знать о нем все?

Я сделала глубокий вдох и сказала:

– Все, что ты сможешь найти. Его лицо затуманилось.

– Это не так безобидно, – начал он. – Я имею в виду вот что. Если ты скажешь, что это дело тебя касается напрямую, я вынужден буду заняться им, но тогда придется снова открыть дело, которое фирма считает закрытым. И если кто-нибудь из тех, кто знает, что я интересовался этим делом осенью, увидит, что я занялся Жобером в связи с тем же делом в конце зимы, то…

– У тебя могут быть неприятности, – сказала я. – Об этом я не подумала.

– Да. – подтвердил он. – Но не это меня волнует. Я большой и могу сам о себе позаботиться. Гораздо больше меня беспокоит то, что касается тебя. Джесс. Ты снова можешь оказаться на первых страницах газет после всех наших стараний закрыть это дело. И даже не это главное. Главное еще серьезнее. История Жобера – перечень самых мерзких преступлений, совершенных в Новой Англии со времен второй мировой войны. Понимаешь, кое-что здесь настолько поганое, что излучает радиацию, и в зараженную зону не стоит соваться без основательной причины и тщательных мер предосторожности, – Он нервно рассмеялся. – Я бы туда не сунулся без крайней необходимости.

Я положила ему руку на плечо.

– Я не могу объяснить, каким образом оно меня касается. – сказала я, – но могу сказать, почему; этого достаточно, хотя бы пока?

Он мягко погладил мою руку и кивнул.

– Есть три вещи. – сказала я. – Первое – я должна удостовериться, что это он. Второе – я должна знать, какие преступления он совершил. И третье – я хочу быть уверена, что, проснувшись, не увижу его стоящим в углу моей спальни.

Все вернулось, Рут, и я заплакала. И никак не могла остановиться.

– Пожалуйста, помоги мне. Брендон, – сказала я, – Каждый раз, когда я выключаю свет, он стоит в темном углу комнаты, и я боюсь, что, если не направлю на него свет, он так и будет там стоять. У меня больше нет никого, кого я могла бы попросить, поэтому, пожалуйста, помоги мне.

Он отпустил мою руку, вытащил платок из нагрудного кармана своего изящного адвокатского пиджака и вытер мое лицо. Он сделал это так заботливо, как когда-то мама вытерла мои слезы, когда я явилась к ней на кухню, плача из-за разбитого колена, – это было еще в раннем детстве, пока я не стала семейным скрипящим колесом.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я буду искать материалы и отдавать их тебе.., пока ты не скажешь, что больше не нужно. Но я тебе советую: пристегни ремень.

Он много чего нашел, и теперь я выложу все это тебе. Рут, но должна сказать, что он был прав насчет ремня. Ты можешь пропустить следующие несколько страниц: я сама хотела бы не писать их, но мне кажется, это тоже часть терапии. Надеюсь, последняя.

Эта часть истории – назовем ее «Это он» – начинается в 1984-м или 1985-м. Тогда случаи осквернения могил всколыхнули весь озерный район Западного Мэна. Из шести западных городков штата и из Нью-Гэмпшира поступили известия о подобных случаях. Кражи надгробных плит и ваз, надписи краской на граните – все это известные проделки бродяг, которые бывают всюду, но новые преступления выходили за рамки хулиганства и мелкого воровства. «Надругательство» – самое верное слово, которое Брендон применил к ним в своем первом рассказе на прошлой неделе, и именно это слово фигурирует во всех полицейских отчетах по этим случаям в 1988-м.

Сами преступления, казалось, совершал маньяк – до того они были противоестественны, хотя и хорошо продуманны. Кто-то – скорее всего один человек – залезал в часовню или склеп на кладбище маленького городка с ухватками вора, который грабит магазин или склад. При взломе он, видимо, использовал дрель, зубило, монтировку и ножовку. Сейчас этими инструментами снабжены многие машины.

Причем взломы всегда случались в склепах и часовнях: преступник никогда не трогал могилы. Взломы случались зимой, когда стояли сильные морозы и копать землю очень трудно. Гробы в часовнях и склепах он взламывал, снимал с покойников все драгоценности, а также срывал золотые коронки.

Эти действия отвратительны, но они по крайней мере понятны. Но грабежом он занимался только вначале. Затем он стал выкалывать глаза, перерезать горло и отрезать уши; в феврале 1989 года два трупа на чилтонском кладбище были найдены с отрезанными носами. Полицейский офицер, который расследовал дело, недоумевал: «Что этот парень делает с отрезанными носами? Носит их на цепочке, как амулет?» После этого почти все обезображенные тела находили без ушей, носов или кистей рук, а иногда он отрезал языки и половые органы. Экспертиза показала, что он использовал топор, тесак и даже скальпель. Свою чудовищную работу он выполнял с искусством хорошего хирурга.

В некоторых случаях он вскрывал животы и черепа и наполнял их экскрементами. Часто полиция сталкивалась со случаями некрофилии.

Читать это трудно: представь. Рут, как же трудно об этом писать.

Я много узнала о работе полиции в течение месяца со дня моего спасения из дома у озера, но это невозможно сравнить с тем, что я узнала за последнюю неделю. И главной неожиданностью было узнать, насколько деликатны бывают полицейские в маленьких городках. Видимо, на своем участке они всех знают по именам и со многими в родстве, поэтому деликатность у них становится такой же естественной, как дыхание.

Расследование моего дела – пример такой деликатности; в случае с Жобером было то же, но совсем в ином роде. Расследование его преступлений продолжалось семь лет, и в него было вовлечено множество людей – департаменты полиции двух штатов, четыре окружных шерифа, 31 депутат и Бог знает сколько местных участковых и копов. Это дело постоянно было на их столах, и они даже придумали имя этому типу: Рудольф. И они говорили о Рудольфе на дежурстве, на совещаниях в Огасте и Дерри, даже обсуждали дома с женой. «А как же. – сказал Брендону один из полицейских. – Вести о таких парнях, как Рудольф, приносишь и домой. Знаете, когда появляются горячие новости, обсуждаешь их и с женой, и с приятелем из соседнего отдела. Когда гуляешь с детьми или листаешь газету. Потому что такое дело, пока его не раскроют, сидит, как заноза в пальце».