Последний очевидец - Василий Шульгин

В то самое роковое число, 11 марта, когда Государственный Совет отклонил закон о земстве и в Царском Селе был подписан высочайший указ о роспуске в связи с этим обеих палат, в Государственной Думе перед закрытием, в шесть часов вечера семьдесят восьмого заседания, председательствующий — князь В. М. Волконский — объявил:

— Позвольте доложить, что поступило законодательное предложение, за огромным числом подписей, — я затрудняюсь сосчитать, около полутораста… (П. Н. Крупенский, с места: «Двести подписей!») о применении положения о земских учреждениях к губерниям Витебской, Волынской. Киевской, Минской, Могилевской и Подольской. Угодно Государственной Думе передать это законодательное предложение в Комиссию о местном самоуправлении для рассмотрения по вопросу о желательности?

После проведенной баллотировки, под аплодисменты справа и в центре предложение председательствующего было принято.

Таким образом, Государственная Дума снова приступила к рассмотрению уже принятого ею закона еще до того, как он был проведен по 87-й статье.

Но тут было сказано много горьких слов.

Это произошло уже в первом вечернем заседании Думы после возобновления ее работы, то есть 15 марта 1911 года, когда большинством были приняты четыре запроса Столыпину — «четыре столба или кита», как я тогда выразился, от партий: октябристов, «Народной свободы», прогрессистов и социал-демократов — о незакономерности издания высочайших указов 11 и 14 марта о перерыве заседаний законодательных учреждений и введении на основании статьи 87-й земства в шести западных губерниях.

Даже октябристам не понравился «нажим на закон». Верными Столыпину в беде оказались только часть правых и мы, «русские националисты».

Я защищал Столыпина как мог, не за страх — за совесть. Однако защищал слабо, то есть имел плохой резонанс. В заключение своей речи я сказал:

— Здесь велась продолжительная атака на П. А. Столыпина. Я не призван защищать его и вам поставлю только один вопрос.

Этот человек взял на себя большую тяжесть: на нем висит роспуск первой Думы, на нем роспуск второй Думы, на нем закон 3 июня, на нем закон 9 ноября, на нем начатая борьба, тяжелая борьба, с беспорядками в высшей школе. Человек перегружен… (Смех слева.) …Может быть, толкнуть его можно, может быть, вы его толкнете, может быть, он упадет. Но вы мне ответьте: кто подымет тяжесть?

Аплодисменты раздались только на скамьях националистов. Правые молчали. Но среди других мои слова вызвали бурную реакцию.

Наиболее резко критиковал меня армянин, депутат от области Войска Донского, врач и юрист, присяжный поверенный, кадет Моисей Сергеевич Аджемов.

— Господа, — сказал он, — вот выступает модная ныне группа, которая как бы заявляется группой правительственной. Выступает новоявленный ее лидер, депутат Шульгин, и что же мы слышим? Депутат Шульгин сказал нам: главное, что здесь было сказано, это то, что все было направлено против П. А. Столыпина. Он, по словам депутата Шульгина, перегружен. Он перегружен, говорит депутат Шульгин, роспуском двух Дум, он перегружен законом 3 июня, который есть акт государственного переворота, он перегружен актом 9 ноября, который, по-видимому, и с точки зрения депутата Шульгина, был незаконно проведен по статье 87-й, раз он его ставит на одну доску с законом 3 июня, он перегружен, наконец, сегодняшним днем, и мы надеемся, что этот груз будет такой, который понесет его ко дну.

Эти пророческие слова, покрытые рукоплесканиями слева, были произнесены с кафедры Государственной Думы за пять с половиной месяцев до смерти Петра Аркадьевича. А дальше М. С. Аджемов продолжал так:

— Мы не можем закрывать глаза на то, что за кулисами этих стен происходили события, отклики которых доходили и до нас. Вы помните, что дело началось с подачи прошения об отставке. Эта отставка испрашивалась немедленно после отвержения Государственным Советом законопроекта о введении земства в шести западных губерниях, — и что же? Мы знаем о больших колебаниях, носились слухи, шли разговоры, — падали одни, возвышались другие, — и что же? В самый последний момент мы узнаем, что Столыпин остается, но он остается ценой той компенсации, которую ему дадут.

Господа правые, что же вы молчите, — вы, которые всегда бряцаете своим монархизмом? Что же вы не придете и не скажете, что пред глазами всей России колеблются этим человеком те принципы, которые вы защищаете, бессилие которых этой компенсацией было в полной мере подчеркнуто. Нельзя простирать свое угодничество до предела забвения своих принципов.

Немало упреков по моему адресу высказал также представитель фракции прогрессистов, служивший чиновником особых поручений при варшавском губернаторе Гурко и министре внутренних дел Плеве, гласный Саратовской городской думы и саратовского уездного земства граф Алексей Алексеевич Уваров.

— …Я считаю, — сказал он, — что так как правительство тут отсутствует, то господин Шульгин является в данное время правительственным оратором… Я должен сказать Шульгину: я был лично всегда против закона о западном земстве.

В том виде, как его вносили нам здесь господа Балашов и Чихачев, но, когда депутат Шульгин нам говорит здесь, что вы должны нам верить, что нам с нашей колокольни хорошо известно, насколько земство в той форме, в какой оно предложено здесь Балашовым и Чихачевым, хорошо и будет там полезно, то у нас — по крайней мере, у меня лично — является одно коренное сомнение: почему нам обязательно, закрыв глаза, следует верить депутатам Балашову и Чихачеву, а нельзя верить членам Государственного Совета Балашову же и Чихачеву, которые высказывались против курий? (Смех и рукоплескания слева.) Я, господа, думаю, что если уж обсуждать с этой точки зрения знания местных условий, то, конечно, житейский опыт должен убеждать нас, напротив, в том, что мы совершенно правильно возражали и теперь продолжаем возражать против курий в западном земстве. И поэтому на каждое компетентное мнение депутатов Чихачева и Балашова я скажу: подумайте, столкуйтесь прежде всего с вашими собственными отцами, а потом являйтесь к нам с вашими убеждениями. (Смех и рукоплескания слева.)

Но я думаю, господа, что вам (обращаясь вправо) до западного земства совершенно нет никакого дела и до статьи 87-й нет никакого дела, вы просто бессловесно, слепо преданы тому лицу, которое имеет власть.

В этом отношении я вам напомню следующее: в начале прошлого столетия был граф Аракчеев, у него на девизе было написано: «Без лести предан». Да, без лести предан он был Александру I, а вы, господа, преданы П. А. Столыпину, это так, но слова «без лести» вы не можете написать на вашем девизе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});