Похитители бриллиантов - Луи Буссенар

Испарения объясняются тем, что вода, ударяясь о базальтовые пороги, разбивается на мельчайшие частицы. Они поднимаются из глубины в виде исполинских султанов и слегка покачиваются на ветру, никогда, однако, не теряя ни своей круглой формы, ни своей силы сцепления. Они видны за десять километров при низкой воде и с расстояния вдвое большего в сезон дождей, когда вода поднимается. У основания они имеют светло-перламутровый цвет и темнеют кверху. Эти две особенности лишь усиливают их сходство с дымом.

Перед путешественником, который отважится спуститься в лодке хотя бы на три или четыре километра вниз по течению, откроется великолепная и волнующая картина. Он тихо поплывет среди множества островов и островков разных размеров. Это бесчисленные цветники, украшенные самыми восхитительными представителями тропической флоры. Они покрывают всю поверхность Замбези, во все полторы тысячи метров ее ширины. Исполинские баобабы, каждая ветка которых представляет собой отдельное дерево; темные мотсури, усыпанные ярко-красными плодами; стройные пальмы с пучком листьев на вершине; сребролистые могононы, хрупкие мимозы, — все переплелось на этой фантастически плодородной почве, все тянется к солнцу, все напоено благотворной росой.

Смелый лодочник, на которого не действует оглушительный шум водопада, медленно проберется между подводными камнями и водоворотами, которые не очень опасны, когда вода невысока. Несколько ударов веслами — и он достигнет острова, прилепившегося к порогам и по ту сторону которого лежит бездна.

Если он сумеет подавить свое волнение, если у него не закружится голова, если он дойдет до самого края бездны и взглянет вправо, то увидит, как Замбези внезапно всей своей массой проваливается в базальтовую трещину, имеющую всего шестьдесят метров в ширину; так бильярдный шар проваливается в лузу. Вся эта огромная водная масса беснуется и рычит в тесной клетке, она разбивается о ее скалистые стены и наконец, найдя себе узкий проход, всего в каких-нибудь сорок метров, гремя и грохоча, вырывается на волю.

Глаз не может уследить за всеми ее капризными изгибами. Он различает только облако, только клочья взбитой белой пены. От облака подымается струя пара вышиной в восемьсот метров, и две лучезарные, сверкающие радуги играют на этой алмазной пыли, отбрасывая свое сияние на деревья, воду и скалы.

Распыленная вода поднимается высоким столбом и снова падает дождем мельчайших брызг на кусты, на дикие финики, на ползучие растения, на листву и оживляет их густой темно-зеленый цвет; она постоянно обмывает ветви и корни деревьев, струится по ним и снова падает в раскрытую бездну, но дна не достигает, ибо движение воздуха, вызываемое водопадом, создает новое течение, которое снова ее поднимает.

Этот центральный остров, который доктор Ливингстон назвал Садовым Островом, расположен на верхней губе водопада и делит его на две части.

Когда путешественник взглянет влево, он сможет более легко заметить движение пенящейся массы: она стремится к холмам, стоящим по обе стороны бурлящего водного потока. Наблюдатель может измерить взглядом высоту скалы, с которой она падает. Обе стенки ущелья обрывисты и прямо перпендикулярны. В результате многовекового действия воды внутренняя стенка иззубрена, как пила, в то время как другая совершенно гладкая. Сделав еще несколько шагов, можно увидеть темные скалы, размытые водой в периоды приливов и отмеченные светлой линией в трех метрах выше уровня. Здесь имеется естественное углубление, в котором наблюдатель может расположиться, как на балконе, если только он не боится промокнуть под мельчайшим дождем. Впрочем, солнце такое, что он быстро обсохнет. Чудесное зрелище вполне вознаградит его за перенесенные трудности и за опасности, которым он подвергался. Он увидит, как гигантский поток покидает свое русло, как он внезапно низвергается в бездну, как, разбившись о камни, он превращается в белую пыль и образует пену, сверкающую на солнце ослепительным фейерверком.

Наблюдатель как бы присутствует при образовании столбов пара, поднимающихся из глубины. Они, очевидно, образуются благодаря сжатию воды, благодаря тому, что ее вес помножен на быстроту падения и падает она в слишком тесную нишу.

Необычайная по красоте радуга, видимая только отсюда, окружает сиянием столбы пара.

С высоты своего наблюдательного пункта путешественник может увидеть внезапное и полное изменение характера почвы.

В нескольких метрах позади себя, на островах, он увидит великолепные образцы межтропической флоры, среди которой резвятся длинноклювые нежно-голубые калао, подвижные колибри, подобные ожившим драгоценным камням, и болтливые попугаи. А внизу земля обезображена геологическими процессами и совершенно бесплодна. Река ревет, стиснутая зубчатыми скалами. Ничего здесь нет — одни лишь красные пески, темные валуны, нагромождения шлаков и кварц, играющий на солнце зелеными, белыми и красными жилками. Нет больше зелени, нет цветов, одни молочаи, утыканные колючками, пыльные алоэ, кактусы, похожие на заградительные рогатки, иссушенные, почти безлиственные серые мопане.

Безрадостная земля. Путник обратит на нее внимание только потому, что очень уж она не похожа на соседние.

Но другой, безошибочный глаз очень быстро разглядел здесь богатства, скрытые в недрах.

__________

Александр вел легкое суденышко не менее умело, чем самый искушенный в гребле туземец, и оно тихо скользило по волнам. Длинную лопату, какой обычно пользуются негры, он заменил парой легких весел и работал ими со всем мастерством лауреата Роуинг-клуба. Лодочка проворно шныряла между многочисленными тропическими цветниками, разбросанными в виде островков тут и там по течению реки, как если бы дело было на водных состязаниях в Аржантейле, Аньере или Жуанвиль-де-Поне[112].

Оба каталонца поражались.

— Эге! — воскликнул Альбер. — Да ты на все руки мастер!

— Тише! Не расхваливай мои таланты — как бы не сглазить.

— Ну вот еще!

— Не веришь?.. А ты слышишь, как свистят пули?

— Верно, черт возьми! — заметил Жозеф. — Я их голоса отлично знаю. Сейчас они вырвались из револьвера системы «смит-и-вессон». Неплохое оружие. Но эти скоты не умеют с ним обращаться.

— Вы об этом сожалеете?

— Напротив, месье Александр. Если бы у американца, с которым я дрался на дуэли, был немного лучший глазомер, моя голова давно разлетелась бы на куски, как тыква!..

— Вот видите, а так у вас голова при себе, прямо под шапкой.

— Караи!.. Этот болван опрокинул мой стакан воды… Умышленно к тому же… Я ему ничего худого не сделал. А затем он смеялся надо мной, да еще прямо мне в глаза!