Мы еще встретимся, полковник Кребс! - Борис Соколов

Как только проехали больницу и машина вошла в затемненное и сырое Остроумовское ущелье, Жирухин начал придирчиво рассматривать своих случайных попутчиков. Не найдя знакомых, он успокоился, закрыл глаза и под ласковое урчание мотора задремал.

Резкий толчок внезапно разбудил его. Он инстинктивно схватился за чемодан, поднял голову и открыл глаза. Все еще находясь в расслабленном полусне, он не сразу понял, где находится, но осмотрелся и увидел, что машина стоит у здания строительства. Пробежав взглядом по немногим встречающим, Жирухин убедился, что Сихарулидзе среди них нет, чертыхнулся и неторопясь слез с машины. Приходилось идти в контору. С тяжелым чемоданом он медленно поднялся по скрипучим деревянным ступенькам и открыл дверь.

В комнате, глядя на него в упор, стояли начальник участка инженер Бедия, несколько рабочих и Сихарулидзе. За столом сидел незнакомый ему военный в форме ГПУ. От неожиданности Жирухин отшатнулся, сделал шаг назад, но наткнулся на какого-то человека, шедшего по лестнице. Жирухин обернулся и узнал одного из ехавших вместе с ним. Неизвестный шутливо обнял его и иронически сказал:

– Ну, что ж вы, растерялись, что ли? Входите, входите, видите, вас ждут!

Жирухин все понял. Он бросил чемодан и ударил неизвестного в лицо. От неожиданности тот повалился назад и тяжело покатился по лестнице. Жирухин перескочил через него и побежал по улице. Сзади раздался выстрел, топот многих ног, потом крики: «Стой! Стой! Стрелять буду!..» Но это только подстегнуло Жирухина. Вжав голову в плечи и не оглядываясь, он бежал все быстрее и быстрее. Он хотел свернуть в маленький переулок, но что-то мелькнуло перед ним и бросилось под ноги. Он споткнулся и упал. В ту же минуту на него навалилось несколько человек. Кто-то схватил его за ногу, чья-то рука очутилась около лица Жирухина. Он укусил ее. Человек вскрикнул от боли и ударил его.

– Вставай, гадина! – услышал он голос Бедия, того самого Бедия, который всегда был с ним так почтителен и внимателен.

– Мерзавцы, взбунтовавшаяся сволочь, я покажу вам, – выкрикивал Жирухин. Ненависть к этим людям, столько лет скрываемая, ярость от сознания своего бессилия, мысль, что это конец его стремлениям и мечтам, душили его.

– Это ваш чемодан? – спросил Пурцеладзе, после того как Жирухину развязали руки и обыскали его.

– Дайте мне стакан воды, – вместо ответа вызывающе попросил Жирухин.

– Керосина ему надо дать, а не воды! – посоветовал Сихарулидзе, стоявший у дверей с группой рабочих.

Жирухин посмотрел на него злым взглядом и, обращаясь к Пурцеладзе, сказал:

– Если вы не уберете из комнаты всех этих людей, я не скажу ни слова.

– Попробуем выполнить вашу просьбу, – улыбнулся Пурцеладзе. – Спасибо, товарищи, за помощь, можете идти.

– Так это ваш чемодан? – переспросил Пурцеладзе, когда в комнате остались только он, Жирухин и его злополучный попутчик, сбитый им с ног.

– Этот человек такой, как вы? – кивнув на него, спросил Жирухин.

Пурцеладзе засмеялся.

– Наконец-то догадались! Ну, теперь ответьте на мой вопрос.

– Вы о чемодане? Да, мой. Я предполагаю, вы знаете, что в нем находится? – с издевкой спросил Жирухин.

– Конечно, знаю. Об остальном мы поговорим в Сухуме!

За окном послышались частые сигналы автомашины.

– Ну, поехали! Только не вздумайте еще раз драться и бежать, предупредил Пурцеладзе. Он хлопнул по плечу Хангулова, одетого по-крестьянски, и засмеялся.

– Смотри, как бы тебе еще не попало!

39

Дежурный по оперпункту станции Самтреди, проверив у Дробышева документы, рассказал довольно подробно о чрезвычайном происшествии прошлой ночи. По его словам, Самушия был пьян и, выйдя из станционного буфета после гудка отправления, побежал к своему составу, стоявшему на третьем пути, но встречный поезд «Тифлис-Батум» сбил его, втянул под колеса и «раздавил, как бог черепаху», – почему-то весело закончил он. На вопрос, где тело, дежурный ответил, что по распоряжению Дорожного отдела труп на мотодрезине отправлен в Тифлис.

– Есть ли свидетели происшествия? – спросил Дробышев.

Дежурный пожал плечами и посоветовал поговорить с его сменщиком, который все знает.

– Но он утром ушел домой, – добавил он.

Узнав адрес, Дробышев пошел на квартиру. Молодая миловидная грузинка отворила дверь и, не зная русского языка, долго не могла понять, что ему нужно, наконец, услышав повторенную несколько раз фамилию мужа, закивала головой и скрылась в глубине комнаты. Прошло однако, не меньше четверти часа, прежде чем на пороге появился высокий молодой парень с заспанным лицом, в туфлях на босу ногу. На ломанном русском языке он не особенно любезно спросил Дробышева, что ему нужно. Узнав, что тот из Сухума, от Чиверадзе, он резко изменил тон и пригласил в комнату. Сидя за столом, часто зевая и потягиваясь, он рассказал то немногое, что знал о гибели Самушия.

– Были ли свидетли? – повторил свой вопрос Дробышев.

Немного подумав, сменщик ответил, что один из носильщиков видел, как Самушия бежал из буфета через пути к вагону.

– Вы его допрашивали? – перебил Федор. Тот удивленно поднял брови.

– А зачем? Понимаешь, кацо, несчастный случай. Сам виноват. Мы сообщили в отделение, они в Тифлис. Начальник пришел, по телефону говорил, приказал мертвого отправить в Доротдел. Мы нашли моториста, уложили тело в ящик, погрузили на дрезину.

Решив, что больше ничего не узнает, Дробышев поблагодарил и пошел в станционный буфет.

Сидя за одним из столиков полупустого зала и слушая, как за открытыми окнами перекликаются разноголосые гудки маневровых паровозов, Федор (в который раз) пожалел, что не владеет грузинским языком. Разглядывая зал, он заметил, что привлек внимание буфетчика. Толстый, с красным, лоснящимся, апоплексическим лицом, поминутно вытирая не особенно чистым полотенцем струящийся пот, он время от времени бросал на Федора внимательные, оценивающие взгляды. Поездов не было, местные завсегдатаи работали и могли прийти сюда только в вечерние часы, а этот неизвестный русский сидел за столиком, ничего не заказывал и только лениво посматривал по сторонам. Интриговало и то, что при нем не было никаких вещей, – значит, не пассажир. Любопытный, как все духанщики, буфетчик с удовольствием расспросил бы незнакомца, но не кого было оставить буфет, да и положение хозяина зала обязывало ожидать, когда посетитель обратится сам.

Видя, что никто не подходит, Федор постучал по пепельнице и посмотрел на буфетчика. Тот пожал плечами и в свою очередь поманил его пальцем. Как Дробешев и предполагал, пришлось пить самому и угощать своего собеседника.