Призраки оставляют следы - Вячеслав Павлович Белоусов

из кабинета, зональный кричал ему уже в спину:

– Про нас-то, грешных, не забудь там!

II

В приёмной передали короткую записку: «Д. П. Ковшову! Вас приглашают в областной комитет партии. Зайдите к Вольдушеву Л. А.» И подпись. Задумавшись, брёл Данила по коридору. Нет, сегодня не попасть домой, и не паром тому виной, а другие проблемы окружили его крепкой стеной. Ни узнать ничего, ни посоветоваться ни с кем. Единственное – идти в кадры, к Течулиной, она сможет разрулить ситуацию. Но, круто развернувшись, он нос к носу столкнулся с Федониным. Старший следователь подобрался сзади незаметно, видно, собирался подшутить, но вместо этого крепко обнял:

– С приездом, боец! Я ведь завтра тебя ждал, думал, в выходные по городу погуляешь, воспользуешься, так сказать, случаем оценить гордость Петра.

– А вам известно, что он его терпеть не мог? – буркнул невпопад, да и против души Данила.

– Ты что это? Не выспался в поезде? – отступился Федонин. – Или встретил тут кого?

– Да уж… Яков Лазаревич успел…

– А ты его больше слушай. Ну-ка, пойдём ко мне…

Усаживая за стол, он налил кофе, сам с нетерпением начал листать акты экспертных заключений, выложенных Данилой высокой горкой.

– Солидно, брат. Солидно, – довольно причитал он, вчитываясь в каждый акт. – Вот это инстанция! У них, брат, возможности!.. Когда до нас докатится?..

– Вы на баллистическую обратите внимание.

– Значит, всё-таки пуля! – сверкнул глазами Федонин. – Прав был твой дружок патологоанатом. Вот юнец! Побольше бы таких! Твёрдо он держался на своём. Уважаю.

– Твёрдо, – без энтузиазма повторил за ним Данила. – А это правда, Павел Никифорович, что вас опять загрузили фундаментальным хищением.

– Так это же Пендюрёв! – не отвлекаясь, отмахнулся старший следователь. – Мне давно Колосухин это дело сватал, не терпелось ему из УВД его взять, замузюкали милиционеры, чуть в архив не сплавили. Добился он у Игорушкина, вот и получил я новое задание от Петровича.

– У нас же дело есть? Уголовное дело о гибели Топоркова…

– Э-э-э, боец. Ты, видать, расстроился?

– Не то чтобы, – Данила пожал плечами. – Но после того, что удалось сделать экспертам, наша задача усложняется! Встаёт вопрос об убийстве. Это же чистый висяк!

– Погоди, погоди…

– Вы ещё заключение по микрочастицам не читали, – горячился Данила, – а там чёрным по белому – на талисмане, сердечке том, микрочастицы пули.

– Вот так значит…

– Пуля принесла смерть Топоркову! Сделали они и сравнительный анализ, – не унимался Данила. – Пуля нагана образца 1895 года.

– А другой откуда быть?.. – тихо как-то, будто про себя, вымолвил Федонин грустновато. – Лукавить не стану. Я ведь, дорогой ты мой, надеялся, что ошибся твой дружок. Молод, то да сё… Поэтому не возражал ни Колосухину, ни Петровичу насчёт дела этого прощелыги Пендюрёва. Зачесались у меня руки, когда я на пробу несколько томов его дела полистал, почитал, поразмыслил. Лихо он задурил милицию. Подумал, надо его поставить на место, стервеца, чтоб не заводилось нелепостей, что жульё умнее нас, старых сыщиков.

– По делу Топоркова пахать да пахать, – кривился Данила. – А вам не до этого будет.

– Кто же думал…

– Откажитесь. Есть ещё время.

– Нет. Поздно, – покачал головой Федонин, пригорюнившись. – Если я и заикнусь, Петрович слов моих назад не примет. Да и я…

– Повиснет дело…

– А ты? Ты-то чего раскис! Это Яшка так тебя раздраконил, что ты хвост поджал? Небось упрекал делами милицейской подследственности?.. Лебедями да газеткой?..

– На память номер подарил.

– А ты возьми. Не отказывайся.

– Взял уже…

– Вот и правильно, боец. С задачей справился. И заслужил. Пусть смеётся тот, кто не понимает. Ты губы стисни, – Федонин даже хлопнул его по плечу, подбадривая. – А дело Топоркова мы тоже на тормозах не спустим. Не лыком шиты, а, боец?

Федонин ещё что-то говорил, успокаивая его, но у Данилы и самого уже отлегло, он полез в портфель, достал отдельное письмо руководителя научно-исследовательской лаборатории специально для Федонина, пачку фотографий к заключениям – весь багаж выложил на стол, а напоследок протянул старшему следователю маленький свёрток.

– Это что же, добавка от питерцев? – улыбнулся тот. – Мне и этого читать не перечитать. Нонке спать не дам.

– Сувенир, – буркнул Данила. – От меня. Я в Питере впервые… благодаря вам… вот, на память.

– Так-так, – хмыкнул Федонин и развернул свёрток.

В свёртке оказалась картонная коробочка. Долго мучился, ноги оббил Данила, шляясь по книжным развалам Ленинграда в последний день. Искал редкую книгу, такой фолиант, чтобы ошеломить великого библиомана. А штучка эта подвернулась на глаза случайно, величиной едва умещаясь на ладони. Бронзовая статуэтка основателя города великого Петра. Данила знал, Федонина, старого лиса, так просто ничем не удивить, не поразить, но то, что стояло теперь на столе перед старшим следователем, явно покушалось на это.

Как догадался, как додумался скульптор увидеть великого императора таким? Нет! Это не красавец – диктатор, повелитель Европы, одним ударом кулака сбросивший с родной земли невежество и убогость, армадой кораблей завоёвывавший моря. Непропорционально сложенный верзила с совершенно лысой маленькой головой – без парика, согбенный в три погибели, отдыхал на боевом барабане, полный неведомых дум. Поникнув к земле, раздавленный непосильным невидимым обычному глазу грузом, он вытянул, беспомощно откинул болезную ногу, не в силах ею владеть, непослушной тонкой рукой пытался опереться на единственную опору – жидкую трость.

Фигурка царя, когда Данила увидел её впервые, потрясла. Он сразу решил – берет её. Лучшего не найти. Продавщица, скучая, сообщила, – экземпляр, будет дорого стоить. Данила наскрёб всё, что у него было. «А больше ничем не интересуетесь?» – равнодушно предложила продавщица, заворачивая покупку, и повела рукой. Рядом громоздились оловянные монументы вождей всех мастей, начиная от Ильича.

Федонин оценил презент. Долго вертел, разглядывал фигурку, приближал к глазам, отводил в сторону. Нашёл ей место на книжной полке, стоял и любовался.

– Ты знаешь… – задумчиво сказал, наконец, он. – Вот ведь как в жизни… Мы его и Медным всадником видали, и у Гё он Алёшку пытал-допрашивал, а как стрельцам головы рубил!.. А вот в этой статуэтке его истинная сущность, человеческая. Растерялся он, нет сил, нет воли, а мысль горькая закружила: зачем ты на земле, человек?.. Смотрю я на него, и кажется, нет у него ответа. Ищет он его и найдёт ли? Вот так и мы, тщеславны, гордецы, все за славой гоняемся, а беззащитны и ничтожны перед вечностью.

Он помолчал, кофе выпили по второй чашке.

– А ты как понял, что угодишь мне? – спросил вдруг Федонин.

Данила не ответил, вместо этого протянул ему записку Колосухина:

– Как вы думаете, Павел Никифорович, что бы это могло значить?

Тот перечитал