Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

— Да. Самым новым и самым молоденьким королем Европы стал шестнадцатилетний Габсбург.

— И сие обстоятельство говорит о том, что вы в сравнении с обоими мальцами — хитрый старый лис, — улыбнулся Уолси. — Славно, что мы избавились от Фердинанда. Он был бесполезен для нас и, более того, для всех. Ну а Карл юн, неопытен… Какие возможности открываются перед нами!

— Для маневров?

— Мы хорошо понимаем друг друга.

— Именно поэтому вам пожалованы столь важные должности.

Пришлось напомнить Уолси, что именно я возвысил его, а не сам он достиг почетного положения. Без меня он прозябал бы в ничтожестве.

— Не всеми юношами можно манипулировать, — продолжил я. — Возраст не является обязательным мерилом наивности.

— Насколько я понимаю, этот Габсбург не от мира сего, странный чудак.

— Правда в том, что для нас он темная лошадка. Таков и я был поначалу, когда только что взошел на трон.

— Мы позаботимся о том, чтобы выяснить, какова его натура, соберем информацию. У меня есть связи при бургундском дворе, глаза и уши, которые заслуживают доверия… если им достаточно заплатить.

Я невольно усмехаюсь, оглядываясь назад и припоминая примитивные шпионские методы Уолси; с тех пор они стали гораздо более изощренными. Но тогда гений Кромвеля еще не озадачился развитием этого искусства.

— Кроме того, королева может связаться с племянником, — продолжил кардинал, — и по его ответу мы поймем…

— Нет! — вскричал я. — Ни в коем случае Екатерине нельзя сообщать о смерти ее отца!

— Но это же факт, завтра он будет известен всем и каждому.

Завтра я запру ее в родильных покоях, лишу общества придворных, как и предписывает обычай. Роды вот-вот должны начаться. Я не желаю, не позволю расстраивать ее в такое время! Я не намерен терять этого ребенка из-за Фердинанда — и без того уже по его вине мной были утрачены преданность и привязанность жены. Позволим ему тихо гнить в земле и сохраним наследника.

Уолси поднялся со стула в своей переливчатой струящейся мантии. Алый атлас выглядел на редкость великолепно.

— Ваше величество, сколько раз уже королева… — Он смущенно умолк, не решаясь задать деликатный вопрос.

— Да, да, это ее шестая беременность, — повысив голос, заявил я. — Но она близится к концу и на сей раз проходит хорошо и спокойно. Не задавайте мне хитроумных политических вопросов, а молитесь за меня, Уолси, ведь вы кардинал!

Я не удивился бы, если бы он забыл, как нужно молиться. Да и обращался ли Уолси к небу хоть раз в жизни? Или он не имел призвания к духовному служению и просто потакал своим амбициям, не гнушаясь никакими средствами? Я смахнул деловые документы с гладкой столешницы, инкрустированной мозаикой.

— Помолитесь за меня, за моего будущего ребенка! Это ваша единственная миссия на данный момент.

* * *

Екатерину перевели в родильные покои 18 февраля 1516 года, и после непродолжительных схваток она родила здоровую дочь. Переполняемый счастьем, я обнял обеих и сказал:

— Мы назовем ее Марией.

И мысленно добавил: «В честь моей сестры. Пусть она будет так же привлекательна и любима, как моя сестра Мария Тюдор-Брэндон».

— Как Богоматерь, — прошептала Екатерина.

Весь двор ждал этой новости в приемной. Я распахнул створки больших дверей и встал на пороге, широко расставив ноги.

— У нас появилась прекрасная принцесса! — объявил я. — И поскольку на сей раз родилась здоровая девочка… то, пожалуй, по Божьей милости, за ней последуют такие же мальчики!

Эхо восторженных криков отразилось от позолоченного потолка.

Венецианский посол Юстиниан приблизился ко мне шаркающей походкой, всем своим видом изображая печаль.

— Мне крайне жаль, ваша милость, что после ваших предыдущих потерь на свет появилась девочка, — и он, потупив взор, прошелестел у меня над ухом: — Возможно, Господу неугодно, чтобы у вас рождались наследники мужского пола.

Болван!

— Неужели я не такой, как другие мужчины? — воскликнул я.

Юстиниан, похоже, предпочел не услышать меня.

— Неужели я не такой, как другие?.. — громко повторил я, обращаясь уже ко всем придворным.

Мне не удалось совладать с собой.

Уилл:

Да, этот вопрос не давал Генриху покоя: «Неужели я не такой, как другие мужчины…» Через много лет Джордж Болейн обрек себя на смерть, огласив на суде заявление о том, что они с сестрой Анной смеялись над недостатком мужской силы Генриха.

«В нем нет ни крепости, ни живости» — такими, по-моему, были его слова.

Конечно, суд происходил спустя два десятка лет после яростной вспышки Генриха в ответ на слова Юстиниана, но, полагаю, в этом отношении королю вечно не хватало уверенности в себе.

И что ж тут удивительного? Первая жена в конечном счете предпочла молитвы и исповедника. Вторая высмеивала его мужественность и изменяла ему с придворными. Третья утешила его, но быстро умерла. Четвертая оказалась на редкость безобразной… но тем не менее ему пришлось пойти на унижение, чтобы добиться аннулирования брака, не завершенного консумацией. Пятая предавалась пороку с размахом, выставив короля на публичное осмеяние. Ко времени шестого брака болезни изрядно подточили его тело, и ему уже требовалась не жена, а сиделка. Поговаривали, что последняя невеста Гарри ответила на его предложение следующими словами: «Сир, лучше бы мне стать вашей любовницей, чем супругой!»

Представьте же себе нашего монаршего многоженца: он встает ранним утром, исполняет королевские обязанности, но кем он становится к позднему вечеру? Неужели ему отказано в обычных мужских качествах? Отчего же он «не такой, как другие мужчины»?

Безусловно, в юности Генрих обладал крепким здоровьем. Бесси Блаунт и Мария Болейн (прошу прощения, дорогая Кэтрин) подтвердили бы это. Но, увы, мы не можем спросить этих милых дам… Нет ныне ни одного живого свидетеля, который указал бы на наличие мужской силы Гарри… или ее недостаток.

Несомненно, однако, что данный вопрос вызывал большое смятение. Любопытный факт: Генрих имел больше жен, чем любовниц.

Я упоминаю об этом только потому, что короля постоянно подозревали в распутстве. Мысль о шести женах возбуждает воображение посредственного обывателя. Он видит в браке лишь любовные игры, а не неизбежно тягостные последствия: скуку, ссоры, разочарование, правовые осложнения. Именно поэтому большинство монархов предпочитают обходиться любовницами, ведь расставание с ними безусловно легче и гораздо менее обременительно. Но совесть не позволяла Гарри часто заводить подобные связи и использовать droit de seigneur[43], за исключением крайних случаев.

XXVI

Генрих VIII:

Мы с Екатериной вместе радовались нашему ребенку. Теперь нас снова объединяли общие интересы — любовь к музыке, к наукам. Мы вернулись к спокойным дружеским отношениям. Маленькая принцесса Мария росла необычайно быстро и с младенчества воспринимала окружающий мир с восторгом. Меня и Екатерину увлекали обычные родительские заботы: поиск хорошей наставницы, выбор подходящих музыкальных инструментов; мы восхищались первыми успехами дочери, ее счастливый смех вызывал у нас улыбки. Она была способной и милой девочкой и никогда не плакала. Наши дни текли мирно и размеренно.

В следующем году королева вновь забеременела, но дело кончилось ранним выкидышем, хотя в то лето из осторожности мы не отправились в путешествие по Англии.

У нас с Уолси накопилось более чем достаточно политических сложностей из-за наступательных маневров заносчивого и задиристого Франциска на европейской сцене и тихого перехода власти к юному Карлу, который пока оставался темной лошадкой. Новоиспеченного правителя тщательно оберегал и обучал его дед Максимилиан. На другом берегу Средиземноморья с размахом заявил о себе надменный Сулейман, новый султан Турции, начавший свое правление с того, что с ужасающей легкостью завоевал все близлежащие территории. В папских владениях, оказавшихся в центре честолюбивых замыслов Франциска и Сулеймана, с нарастающей нервозностью и страхом распоряжался Лев X.

Именно Уолси (отдаю должное его умению управлять государством, ибо именно на этом поприще обнаружилось его величие) предложил, чтобы Англия поддержала договор о всеобщем мире, дабы объединившиеся против неверных братья-христиане защитили Европу от захватнических действий турков.

Это соглашение, разумеется, следовало подписать в Лондоне под моим покровительством и под присмотром Уолси, исполняющего роль папского легата.

Папа Лев с горячим интересом воспринял наше предложение, а французов я залучил к себе, использовав в качестве приманки Турне. Мы могли не только заключить европейский мирный договор, но и затеять мощный Крестовый поход против османов.