Зинин - Лев Гумилевский

Горнозаводское хозяйство не радовало глаз. Насколько процветали частные демидовские заводы, настолько плачевно было казенное горное дело. Только что выстроенный Камский чугунолитейный завод оказался затопленным весенним разливом, унесшим годовой запас дров.

— Но как же могли выбрать такое низкое место для постройки? — спрашивал герцог.

— Крестьяне предупреждали, — покорно объяснил управляющий заводом, — да им не поверили…

— Почему?

— Думали, что обманывают, чтобы не лишиться своих покосов.

С тяжелой душою и нелегким сердцем вернулся Зинин в Петербург.

В Петербурге сиял август, тихий, спокойный, сосредоточенный. Извозчик, ловко сгоняя вожжою мух со спины лошади, сообщал приезжему:

— А у нас опять холера! Второй месяц люди мрут, говорят, что из Германии теперь пришла. А лекарства не помогают.

На 8-й линии Васильевского острова стоял совсем готовый корпус новой химической лаборатории Академии наук. Два верхних этажа отводились под квартиры академиков-химиков. Фрицше уже занял второй этаж. Третий ожидал въезда Николая Николаевича.

В новой квартире было много комнат, больших, просторных и светлых. Они все были размерены, обсуждены без отца, и Святослав, старший мальчик, предъявил начерченный на почтовом листке план, кому какая комната, где кабинет, столовая и гостиная.

— Теперь нам всем будет хорошо, — сказала Елизавета Александровна. — Посмотри, как мы рассудили!

Николай Николаевич посмотрел, улыбнулся девочкам, потом мальчикам, боязливо ждавшим решения, взглянул на жену и, кладя на ее красивую, полную руку свою, холодную, сухую и нервную, сказал:

— Рассудили хорошо. Давайте переезжать.

Нижний этаж здания, предназначенный для лаборатории, состоял из трех комнат, выходивших окнами на улицу, и большой комнаты с окнами во двор. Рядом с прихожею была еще небольшая комната и ряд подсобных помещений.

Комнаты на улицу взял Фрицше. Среднюю комнату он превратил в музей. Под стеклянным колпаком помещались два куска олова. Фрицше привез их из Сибири, где они подвергались действию сильных сибирских морозов. Под влиянием низкой температуры они стали осыпаться. Фрицше изучал на них это характерное явление, получившее название «болезни олова».

Николай Николаевич получил, наконец, достойное его занятий помещение. Известная всем его «домашняя лаборатория» расположилась в большой комнате, однако по-прежнему до столов, на которых стояла посуда самого Зинина, рекомендовалось не дотрагиваться, чтобы случайно не сдвинуть с места, не встряхнуть стаканы и колбы, где приготовлял Николай Николаевич «новые тела», как по старинке называл он химические соединения.

Одним из таких тел, полученных здесь в ту же зиму, был лепиден. Николай Николаевич получил его действием соляной кислоты на бензоин. Действуя на лепиден азотной кислотою, он получил игольчатый оксилепиден. Нагревая затем желтые иглы до высокой температуры, Зинин получил смесь таблицеобразного и октаэдричного оксилепиденов. Целый ряд других производных лепидена был описан Зининым в представлении Парижской академии.

В 1867 году в Париже происходила Всемирная промышленная выставка, и Николай Николаевич был командирован во Францию членом жюри вместе с Фрицше, Якоби и Кокшаровым.

Не часто встречаются в истории науки первооткрыватели, которым суждено было дожить до полного торжества своих открытий, до широчайшего их практического использования во всех странах мира.

На Парижской выставке выросшая на основе знаменитой «реакции Зинина» красильная промышленность занимала первое место. Сотни анилиновых красок самых разнообразных цветов и оттенков были представлены заводами европейских стран. Это был самый привлекательный и самый посещаемый отдел выставки. Демонстрировались краски, демонстрировались ткани, обои, окрашенное стекло — все это обработанное анилиновыми красителями.

«Кто бы подумал, не будучи предупрежден, — писал Бутлеров, посетивший выставку, — что все эти богатые колера, в различных оттенках красного, фиолетового, синего, зеленого, желтого и других цветов, получаются из черно-бурого вонючего каменноугольного дегтя — той жидкости, густыми остатками которой смазываются наши деревянные мостовые и которая происходит из каменного угля, когда приготовляется из него обыкновенный светильный газ? Открытие анилиновых красок — одна из многочисленных и блестящих заслуг химии на поприще промышленности!»

Появление Зинина на выставке было триумфом русской химической школы, возглавляемой создателем «реакции», носившей его имя. Николай Николаевич был совершенно ошеломлен неожиданным вниманием, приветствиями, окружавшими его. Не было ученого-химика, химика-практика из посетителей выставки, кто не разыскал бы Зинина, не подошел бы к нему, чтобы пожать руку, сказать несколько слов о необычайном успехе сделанного им четверть века назад открытия.

Возвратившись в Петербург, Николай Николаевич составил обзор Парижской всемирной выставки по разделу анилиновых красок. Он был издан отдельной брошюрой «Об анилиновых красках» в 1868 году.

Так вот в этой брошюре, рассказывающей всю историю анилиновых красителей и технологию их производства, Николай Николаевич ни единым словом не обмолвился о том, кому эта огромная отрасль промышленности была обязана своим появлением.

Гению свойственно быть скромным.

В то лето вокруг Петербурга горели леса. Дым стлался по городу с утра до ночи. С середины Литейного моста, направляясь в академию, Николай Николаевич уже не видел другой стороны.

Пока на конференции Медико-хирургической академии деятельно и неизменно присутствовал Зинин, никто, в сущности, не замечал, какое огромное влияние оказывал ученый секретарь на ход дел в академии. Но как только Николай Николаевич покинул свой кабинет, все почувствовали крутой поворот в академической жизни.

Возвратившегося из Парижа Зинина профессора ловили на ходу, чтобы сообщить о происходящих событиях:

— Военный министр делает из академии школу. Растить кадры военных врачей, а не заниматься теоретическими исследованиями, вот что с нас требуют теперь, — жаловался Николай Мартынович Якубович, явно не одобряя политики Д. А. Милютина, сменившего И. О. Сухозанета на посту военного министра. — И Дубовицкий теперь с ним заодно, — добавил он.

С уходом Сухозанета, приятеля Дубовицкого, Петру Александровичу ничего не оставалось, как следовать взглядам военного министра: влиять на такого деятеля, как Милютин, он и не покушался.

Якубович не один выражал сожаление о новейших требованиях министерства да заодно и об уходе Зинина с должности ученого секретаря. Все видели, что Медико-хирургическая академия за последние десять лет начала сильно возвышаться и процветать. Но большая часть профессуры, состоявшая из средних ученых, скучавших на теоретических докладах, поддерживала новую политику. В ожесточенных спорах о том, должна ли быть Медико-хирургическая академия школой или подлинной академией врачебной науки, как довод то с той, то с другой стороны фигурировали «Рефлексы головного мозга».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});