Афган, снова Афган… - Александр Андогский

Прошло еще полчаса.

Из посольства выскочил Бахтурин и позвал Долматова. Минут через десять Долматов вышел вместе… с тремя людьми, одетыми в нашу спецназовскую форму.

— Они пока поживут у нас на вилле, — сказал Долматов, — головой за них отвечаем!

Эти трое были министрами правительства Тараки, которым Амин уже негласно подписал смертный приговор. Здоровенный, знакомый мне по Пагману министр безопасности Асадулла Сарва-ри, маленький и щуплый министр внутренних дел Гулябзой и среднего роста, худощавый министр погранохраны (забыл его имя). Все они были явно испуганы, подавленно молчали, настороженно озираясь по сторонам.

Вилла располагалась совсем недалеко от посольства, и добрались мы туда без особых приключений.

Нашу троицу разместили на первом этаже в небольшой комнате без окон. Три раскладушки, три тумбочки, стол, три стула — вся обстановка. Выходить из комнаты всем троим было строжайшим образом запрещено: только в темноте, под усиленной охраной им можно было по одному прогуляться во дворе. Еду носили им в комнату.

Теперь все наше время было посвящено усиленной охране нашей виллы. А охранять было от кого: местная контрразведка усиленно разыскивала внезапно пропавших кандидатов на тот свет. Весьма резонно полагая, что без «руки Москвы» дело не обошлось, афганская наружка постоянно крутилась около наших объектов, в том числе и около виллы, где жили мы. Под видом праздно шатающихся граждан (каких вообще-то в Кабуле большинство) и торговцев с тележек сотрудники местного наружного наблюдения буквально облепили ранее пустынные улицы вокруг нашей виллы. Наиболее ретивые подходили вплотную и пытались заглядывать во двор через щели ворот и калитки. Для подстраховки мы растянули вдоль каменного забора виллы замкнутый контур сигнального устройства, а на кустах навесили дополнительную сигнализацию натяжного действия из гранатных запалов с проводом, привязанным к чеке.

Через пару дней наши затворники начали томиться, тосковать и капризничать. Они потребовали радиоприемник, чтобы знать, что творится в стране и мире, а также новое белье (трусы, майки), бритвенные принадлежности, зубные щетки, пасту, одеколон и прочее. Резидентура выделила деньги, и мы закупили все необходимое на Грязном рынке. Только преемник покупать не стали: начальство заявило, что слушать последние новости — только расстраивать наших затворников. Обойдутся.

А события продолжали развиваться, наша жизнь здесь становилась все интереснее и насыщеннее. К моему великому удовольствию, проводимые мною контрразведывательные изыскания с нашими подопечными в Пагмане в нашей резидентуре не забыли.

На второй день после прибытия гостей меня в сопровождении Бояринова и Долматова вызвали в посольство, в резидентуру, и, припомнив, что я неплохо рисую, а также относительно недавно закончил ВКШ и, следовательно, еще помню различные школьно-научные премудрости, предложили составить словесный портрет наших министров. Чтоб было все как положено, по науке: разрез глаз, овал лица, уши, козелок, противокозелок, особенности телосложения, манеры поведения, и прочее. Я предложил их сфотографировать, но мне дали понять, что этого почему-то делать нельзя. Ну, нельзя так нельзя.

— Но мне нужно с ними пообщаться поближе, — сказал я.

— Нет вопросов. Общайтесь.

Я был доволен, что про меня помнят, меня знают, рассчитывают на мои знания и умения. Чем черт не шутит, может быть (когда эта заваруха кончится и если останусь жив), мне удастся вырваться из моего скучного и тихого города в Москву, в Первый главк, в разведку. Туда, где действительно интересно работать, где можно на пользу дела использовать весь имеющийся заряд энергии. Получу в Москве квартиру, буду ездить по загранкомандировкам… Ведь мне надеяться не на кого — только на самого себя!

Через пару дней полный словесный портрет и прочие описания (вплоть до мелких шрамов на лицах и характерных особенностей походки) были готовы. Вечером я переписал все начисто, добавил к справке карандашные наброски лиц министров и контуров фигур.

У меня сложились неплохие взаимоотношения с Асадуллой Сарвари. Несколько раз ночью я выводил его на прогулку по дворику виллы. Он хорошо говорил по-русски и искренне радовался случаю поговорить со свежим человеком: судя по всему, друг другу они уже порядком поднадоели и в последнее время разговор у них в комнате шел только на повышенных тонах.

Сарвари, оказывается, помнил меня по зачету с рукопашным боем в Пагмане и, видимо, решил, что уж я-то в случае чего наверняка смогу его квалифицированно защитить. Поэтому он обратился к нашему руководству с просьбой, чтобы на прогулки ходить со мной. Возражений не было.

В основном наши беседы по инициативе Сарвари сводились к обсуждению ситуации в Афганистане, к тому, что Амин — предатель революции, что народ его не потерпит и, как только узнает чуть-чуть поближе, моментально свергнет. То, что любая революция подразумевает собой большую кровь, Сарвари считал само собой разумеющимся. Да и я так считал.

— Кругом враги революции! — возбужденно раздувая ноздри, говорил он приглушенным голосом (я постоянно просил его не орать громко).

Иногда он заводился по поводу того, что в настоящее время главная наша задача — отомстить за коварно убитого президента Тараки, что «революция в опасности» и что ему лично надо срочно «идти в народ», которому задурил голову Амин, и «поднимать массы на борьбу». Сарвари был глубоко убежден, что Амин — американский агент, что он работает на ЦРУ. Нам, кстати, говорили то же самое. Был ли он завербован американцами на самом деле? По-моему, это никому не известно. Вернее, это, конечно, известно американцам, но они вряд ли нам скажут…

В общем, все разговоры у нас сводились к одному и тому же — политике, и постепенно он начал утомлять меня своими политинформациями.

«Черт побери, — думал я, — ты ведь больше года был у власти! Что же ты раньше помалкивал, почему не убрал Амина и прочих, если считаешь, что они враги революции? И потом, если ты хочешь действительно идти в народ — иди! Кто тебя особо удерживает? Если все вы такие самостоятельные и умные, то наши начальники тебе не указ. Плюнул на все, хлопнул дверью — и ушел «поднимать массы». Так нет же… Значит, что-то здесь не так. И народу-то твоему, видимо, наплевать, кто у власти — лишь бы в стране было тихо и спокойно».

Подспудно такие мысли часто посещали меня, однако в целом мне было просто интересно: ведь я принимал участие в исторических событиях. О таком моим ровесникам можно было только мечтать! Про все эти дела в те времена даже в книгах прочитать было невозможно. Такими сюжетами простой советский человек избалован не был: не печатали тогда книг-бестселлеров про дворцовые перевороты, не показывали фильмов на эту тему…

Но вообще-то Сарвари мне нравился, и поэтому я его не расстраивал провокационными вопросами (и так мужику туго), а только поддакивал. Иногда мы с ним переходили на английский язык. У него был хороший словарный запас, а произношение — никакое. Индийский упрощенный вариант английского.

Заветная мечта Сарвари была похудеть. Он мне рассказал, что добился в этом деле некоторых успехов, потребляя какие-то французские таблетки, от которых полностью пропадает аппетит. Но сейчас этих таблеток у него нет, однако процесс похудания продолжается.

Я ухмыльнулся про себя, подумав, что на нашем пайке ему никакие таблетки не нужны — живо скинет все лишнее. На наших живущих впроголодь бойцах остались только кожа, кости и мышцы (как в свое время обещал еще в Балашихе Долматов). Вообще такая диета — вещь полезная… Вот только жрать все время хочется!

— Ребята, помогите нам сейчас! — убедительным голосом вещал Сарвари. — Мы расправимся с Амином и другими врагами революции, вы все будете у нас советниками! Тебе лично я обещаю райскую жизнь! Я тебе дам хорошую виллу, машину, обеспечу всем необходимым! Будешь жить здесь с семьей, у тебя будет все! И всех других ребят обеспечу!

— Ну конечно, товарищ Асадулла, какие проблемы! Мы вас в обиду не дадим. Все будет хорошо! — отвечал я, хотя дальнейшую судьбу Сарвари и его спутников представлял себе слабо: планами относительно наших затворников начальство со мной не делилось. Вообще-то у нас был приказ охранять и оборонять их до последнего человека и ни в коем случае живыми не отдавать врагу. Видимо, мужики много знали…Елки-палки! Тут до меня, как до верблюда, дошло! Вот зачем надо было составлять словесные портреты: чтобы потом при случае их можно было опознать… если они будут ликвидированы. Нами или боевиками Амина.

Да… Политика — это тебе не шуточки! Здесь все средства приемлемы.

Случались у меня беседы и с Гулябзоем. Он показывал мне подарок нашего министра внутренних дел Щелокова — только появившийся в серийном производстве новый советский малокалиберный пистолет системы ПСМ, исполненный в подарочном варианте: с вензелями, резьбой и прочими штучками. Говорил выверенные официальные фразы о «великом северном соседе — СССР», который «не оставит в беде дружественный афганский народ».