Самолет без нее - Мишель Бюсси

Вторым чудом, возможно, еще более поразительным, стало то, что Эмили, несмотря на вновь открывшиеся возможности сладкой жизни, почему-то не превратилась в избалованную капризную пустышку — этакую Нелли Ольсон, высокомерно презирающую простоту жизни Ингаллсов.[10] Эмили осталась такой же, какой была всегда — милой и приветливой. Она по-прежнему любила скромную гостиную с обшарпанной мебелью в домике на улице Пошоль, любила свой тесный квартал, любила серого цвета море и твердую прибрежную гальку, по которой с удовольствием разгуливала босиком.

Эмили росла. Девочка с голубыми глазами Витралей и изысканными вкусами Карвилей. Добротой Витралей и… деньгами Карвилей.

Вот и попробуйте разобраться что к чему.

* * *

Марк оторвал взгляд от тетради. В глазах у него стояли слезы.

Поезд стремительно мчался через пруды коммуны Поз. По Сене ползли против течения баржи, груженные песком. Марк помнил тот день так живо, словно он был вчера. Флейту. Диван. Пианино. Он помнил, как потом Эмили сидела за инструментом и играла Шопена, Берлиоза, Дебюсси. Марк плохо разбирался в музыке, но игра Эмили никогда не оставляла его равнодушным. Он и сейчас, как наяву, видел Эмили за пианино: прямая спина, волосы завязаны в хвост, руки летают по клавиатуре… Теперь пианино онемело. Покрылось пылью. Так и стоит у них в гостиной в Дьеппе. Наряды Лили он тоже помнил. Разве он мог их забыть? Платья, юбки… С каждым годом все более красивые. Она носила их ради него. Только ради него.

Так чему же он мог завидовать?

Никто из них так ничего и не понял. Ни Гран-Дюк, ни Николь, ни другие взрослые. А меньше всех — Матильда де Карвиль.

Поезд остановился в Валь-де-Рей. Вокзал располагался прямо посреди полей, до которых вновь построенный город так и не добрался. Марк заколебался. До Руана оставалось еще минут пятнадцать. Он достал мобильник. Пожалуй, успеет сделать еще несколько звонков в больницы. Для очистки совести. Он набрал три номера. Безрезультатно. «Пациентка по имени Эмили Витраль к нам не поступала». «Ну что ж, так тому и быть». Марк не слишком верил в свою затею. И ему не терпелось дочитать записки Гран-Дюка.

Встретиться на страницах тетради с собственной юностью.

Как будто читаешь собственный дневник, написанный кем-то другим.

40

2 октября 1998 г., 16.48.

Николь Витраль медленно шла по направлению к рынку, расположенному в самом конце рыбацкого порта. Остановилась возле одного из прилавков.

— Жильбер! Что у тебя сегодня? Из не слишком дорогого?

Торговец не замешкался с ответом:

— Морской язык. Прямо с лодки. Ночной улов. Тебе один?

— Два!

Жильбер выпучил глаза, став похожим на собственный товар.

— Два? У тебя что, сегодня гости? Эмили? Или Марк? Или любовника завела?

Вот паршивец!

— Дурень ты! — ответила Николь. — Марк приезжает.

— Ну, тогда выберу тебе самого лучшего. Как он там?

Николь рассеянно обронила пару банальностей. Расплатилась с торговцем.

— Спасибо, Жильбер. На неделе загляну к тебе, принесу листовки. Насчет порта. Про что, рассказывать не буду. Сам все прочтешь.

Жильбер вздохнул.

— Опять они со своими глупостями. Не тем они в мэрии занимаются, не тем! Лучше бы о нас позаботились! Говорю тебе, мы, торговцы, раньше рыбаков ноги протянем…

Николь ушла, не дослушав, что он там несет. Жильбер Летондер держал в Дьеппе самую лучшую рыбную лавку, что не мешало ему оставаться полным кретином, поддерживавшим Торгово-промышленную палату Дьеппа и союз судовладельцев. Кретином, голосовавшим за правых. Николь отдавала себе отчет в том, что немного упрощает ситуацию, но ничего не могла с собой поделать. Она всегда смотрела на Дьепп именно под таким углом зрения. Как на город, разделенный на два противоборствующих лагеря. И, хотя сама она всю жизнь торговала с грузовика на пляже, никогда не причисляла себя к коммерсантам.

«Предательница!

Дважды предательница. Потому что ест рыбу, которую покупает во вражеском лагере».

Николь продолжала идти к побережью. Погода стояла хорошая — дождя не было и ветер задувал ровный, без порывов. На площадке перед пляжем кипела работа: рабочие устанавливали десятки одинаковых белых палаток, над которыми развевались разноцветные государственные флаги. Раз в два года в Дьеппе проводился десятидневный международный фестиваль воздушных змеев.

В небе уже реяли причудливые ромбы, круги и треугольники. Выше других поднялись китайский дракон, традиционная маска инков, гигантский синий кот и колесо, внутри которого вращался флюгер. Фантастические созвездия сказочной страны…

Николь Витраль смотрела по сторонам, не в силах бороться с нахлынувшей печалью. Она невольно вспоминала празднества прошлых лет. В конце семидесятых Дьепп стал первым из курортных городов, организовавших у себя фестиваль воздушных змеев. Потом его инициативу подхватили другие прибрежные города Северной Европы.

Особенно прочно врезались в память Николь два первых фестиваля. В 1980-м и в 1982-м. Два раза по десять дней. Тогда был жив Пьер. Праздничная атмосфера. И возможность заработать. В то время их передвижная закусочная уже пользовалась популярностью. В 1980-м Стефани, невестка, была беременна, практически на сносях, но все равно в выходные пришла помогать. Пьер и Паскаль — муж и отец мужа — еле уговорили ее сесть и спокойно посидеть. Не хватало еще родить посреди всей этой суматохи. В итоге малышка Эмили появилась на свет несколько дней спустя, 30 сентября, как будто все поняла и решила не торопиться…

А потом было крушение самолета. Суд. В 1982 году фестиваль собрался во второй раз, и Пьер успел на нем поработать. Чтобы через пару месяцев, 7 ноября, заснуть вечным сном в Летрепоре. Так вышло, что этот фестиваль стал для Николь какой-то зловещей вехой, отметившей самые трагические события ее жизни. Как будто доказывал: жизнь, подобно воздушному змею, висит на тонкой ниточке, и смерть может оборвать ее в любую секунду. Несмотря ни на что, она продолжала пригонять свой фургон на набережную и все десять дней, что длился праздник, работала. Уже без Пьера. А что ей было делать? Раз в два года ей выпадала возможность прилично заработать, и она не могла ее упускать.

Марк и Эмили ничего этого не помнили, они были слишком малы. Для них фестиваль был в первую очередь веселым карнавалом, наступления которого ждут с нетерпением. Марк, стараясь произвести на младшую сестру впечатление, научился неплохо управляться с воздушным змеем. Этого змея, похожего на огромное золотисто-красное насекомое с длинным пышным хвостом и крыльями из прозрачной бумаги, ему подарил сосед. Разумеется, Марк назвал своего змея «Стрекозой» — потому что именно так иногда называли Эмили обитатели Дьеппа. Всякие обормоты вроде торговца рыбой.

Эмили не пропускала ни одной палатки. Обегала все страны мира. Перу. Китай. Эфиопия. Монголия. Эквадор. Йемен. Квебек. Для нее воздушный змей олицетворял нить, связавшую воедино всех детей планеты. Немного ветра, и вот оно, счастье.

Счастье управлять небом. Просто так, развлечения ради.

Чтобы твой змей взлетал все выше и выше. Без экипажа и пассажиров.

И никогда не мог бы разбиться.

После 1980 года Николь уже не могла смотреть на небо как прежде. А малышка Эмили неустанно «путешествовала» по миру. Япония. Мали. Колумбия. К бабушкиному фургону она возвращалась с горящими от восторга глазами. На лужайке возле пляжа собрались все племена и народы.

— Бабуля, ты видела? Ты видела?

Николь, едва не плача, пошла прочь от пляжа. В этом году Эмили впервые в жизни пропустит фестиваль воздушных змеев в Дьеппе.

Николь вошла в булочную, не без оснований опасаясь, что и здесь ее ждет повторение дурацкой сцены, разыгравшейся в рыбной лавке.

— А, Николь! Тебе багет?

— Да, багет. И одно пирожное. Саламбо.

— Да что ты? Саламбо? Значит, Марк приезжает?

Саламбо. Любимое пирожное Марка. Во всяком случае, когда ему было десять лет, он их обожал. Николь понимала, что поступает нелепо, продолжая потчевать взрослого парня детскими лакомствами. Но ей это доставляло удовольствие. А Марк всегда был воспитанным мальчиком.

Николь посмотрела на часы. Внук будет здесь часа через два. Она медленно шла мимо порта, направляясь к подъемному мосту через канал, отделявший квартал Полле от остальной части Дьеппа. Островок посреди города.

Мыслями она неотступно возвращалась к телефонному разговору с Марком. Он говорил про голубой конверт, который ему дала Матильда де Карвиль. С результатами теста ДНК. Она запретила ему самостоятельно вскрывать конверт. Это подарок для бабушки.