Свиток фараона - Филипп Ванденберг

О возвращении в Египет в ближайшее время они не могли и думать. Как барон себе это представлял? Но фон Ностиц не признавал никаких отговорок. Он твердо решил найти гробницу Имхотепа, а для этого нужна была помощь этих троих египтян. По одному только взгляду барона было видно, что нерешительность гостей, получивших столь перспективное предложение, злила его. Это проявлялось и в манере держать большим и указательным пальцами гаванскую сигару, слегка покручивая ее. С момента прихода гостей это была уже третья или четвертая.

— Проблема Али ибн аль-Хусейна в ближайшем будущем решится сама собой, — многозначительно произнес барон, однако не стал вдаваться в подробности. — А что касается вас, для меня не будет ничего проще сделать для каждого паспорт, какой вы только пожелаете.

Этот странный человек не привык торговаться, навязывать кому-либо что-то или просить. Барон говорил, что даже кайзера, если бы таковой был, можно было бы купить, — вопрос заключался только в цене. И чем дольше троица слушала этого маленького, невзрачного мужчину, тем отчетливее каждый из них осознавал, что барон всерьез настроен добиться цели.

Такие люди, как фон Ностиц или ему подобные, наделенные волею судеб всеми мыслимыми земными благами, часто находят радость от одной мысли, что могут быть несчастными. И они готовы ставить себе все новые и новые, казалось бы, недостижимые цели. Вероятно, личное счастье уже совсем не беспокоило барона. Он от жизни получил его достаточно, и такой вид счастья был для него просто неинтересен. Но навязчивая мысль о том, что, достигнув подобной цели, можно заполучить кусочек бессмертия, заставляла его глаза блестеть.

Отказываться от предложения этого человека было бы не только безрассудно, но и опасно. Он походил на ребенка, который ведет себя хорошо, пока ему все нравится, но, как только что-то происходит вопреки его желанию, он тут же начинает буйствовать. От этого неприметного человека можно было ожидать вспышек гнева, которых стоило бояться.

Не дожидаясь ответа, словно они уже давно обо всем договорились, Ностиц поднялся, нажал на кнопку электрического звонка и приветливым тоном сообщил:

— В гостинице «Кемпински», в нескольких шагах отсюда, я забронировал для вас номер. Калафке проводит вас.

Появился Калафке и проводил Омара, Нагиба и Халиму в холл, а потом на улицу, где их уже ждал лимузин.

Глава 10

Из Долины царей в Саккару

Аллах ведает всё сокровенное в небесах и на земле, ничто от Него не скрыто. Поистине, Аллах Всевышний знает сокровенное в груди: намерения, склонности и чувства. Аллах сделал одно поколение наследниками другого. Те, кто не уверовал в Аллаха, понесут грех за свое неверие, которое только увеличивает ненависть и гнев Аллаха на неверных и увеличивает для них только убыток.

Коран, 35 сура, 39–40 аяты

Из всех странных личностей, которые жили в Долине царей к западу от Луксора, Говард Картер был, разумеется, самой незаурядной. Ему едва исполнилось сорок семь лет, а у него уже был вид согбенного, горестного и замкнутого старика. Он редко появлялся в Луксоре, чаще всего по средам, когда забирал почту. Его можно было увидеть и на рынке, где археолог покупал и засовывал в мешок лепешки, овощи и немного зерна для своего попугая.

На голове у него всегда была широкополая шляпа для защиты от солнца. Грязный костюм, который Говард носил даже в самую сильную жару, повидал уже многое на своем веку. Картер также брал с собой прогулочную трость, без которой никогда не выходил из дома.

Таким образом, в Говарде Картере непременно можно было узнать англичанина, но это не увеличивало ни число его друзей, ни врагов. Он жил в Долине царей, словно сфинкс в Гизе, и его внезапное отсутствие одним воскресным утром привело местных жителей в замешательство. За Картером замечали равнодушие ко многим вещам, что было свойственно всем англичанам, но в отношении распорядка дня по нему можно было сверять часы. Ровно в семь часов утра, тщательно сверив время на своих карманных часах из чистого никеля, Картер вышел из низкого кирпичного дома у дороги, который он делил вместе с попугаем и ослом (это давало повод для многочисленных анекдотов), и отправился в Долину царей. Вечером в семь часов (зимой — в пять часов) он возвращался. Все так же точно, как и утром.

А днем он самоотверженно работал по двенадцать часов на самой жаре, в пыли и грязи, стремясь к заветной цели — найти усыпальницу фараона, которую еще не посетили расхитители гробниц.

В первую субботу ноября Картер вернулся намного позже обычного. Четко соблюдая распорядок дня, он привязал осла, вошел в дом, снял ботинки и начал беседовать с попугаем:

— Виноват, сегодня я задержался.

— Good boy[13], — заскрежетал попугай, продемонстрировав тем самым чуть ли не половину всего словарного запаса. Кроме «good boy» он еще мог произносить «take it easy»[14], но только утром, так что на эту фразу в тот вечер не приходилось рассчитывать.

— Сколько мы уже копаемся на этой помойке? Ты не знаешь этого. Целых пять лет!

— Good boy, good boy! — повторил попугай.

— Пять лет! И ничего не нашел… Люди, наверное, уже считают нас сумасшедшими, но… — голос Картера стал громче, — но я никогда не переставал верить, и это упрямство, очевидно, вознаграждено. Я все-таки нашел. Дженни, я сделал открытие!

Заваривая чай, Картер продолжал говорить о работе:

— Ты даже не спрашиваешь, что я нашел? Тебе ведь интересно, правда?

— Good boy, good boy!

Картер подошел к клетке с изогнутыми прутьями и стал говорить, сопровождая свои слова выразительными жестами:

— Шестнадцать ступеней, потом литая стена, посередине печать. Ты знаешь, что это означает? А это означает, что три тысячи лет за эту стену не ступала нога человека. Это значит, что я, Говард Картер из Суоффэма, что в Норфолке, стану первым, кто обнаружит нетронутую гробницу. Усыпальницу, которая не была разворована расхитителями гробниц. Ты слышишь, Дженни?

В том, что Картер разговаривал со своим попугаем, не было ничего удивительного. Он очень любил птицу и позволял ей свободно летать по дому. Доверчивость, с которой Дженни встречала незнакомцев, сделала птицу знаменитой.

В этот вечер Картер был вне себя от радости, он уже и сам не верил, что его старания увенчаются успехом. Соотношение цены находок и затрат на поиски в Долине царей было не в пользу Картера. А гробницы, которые он до сих пор находил? Они все оказались пусты, да и отделка их была низкого качества. Этого было слишком мало, чтобы заработать признание, хоть немного признания.

Говард Картер еще дома, в Норфолке, считался бедным, как церковная мышь. Он был нищим, он был никем — совсем не то состояние, к которому хочется стремиться. Но археолог никогда не страдал от этого и не считал каким-то недостатком. По крайней мере, до того дня прошлой осенью, когда у него с лордом Карнарвоном произошел серьезный разговор.

Поводом стал небольшой роман Картера с Эвелин — дочерью его светлости. Эвелин впервые сопровождала отца, который, увлекшись раскопками, дважды в год приезжал в Луксор, чтобы проверить состояние дел.

Девушке как раз исполнилось двадцать. Она была маленького роста и необычайно красива. Картер, словно ученик средней школы, страстно влюбился в ее живые черные глаза, забыв о том, что девушка годилась ему в дочери. Впрочем, Картер никогда бы не решился даже подойти к ней, если бы Эвелин не проявляла своих чувств, нежно касаясь его, и не стала потом писать археологу удивительно пылкие письма, которые могут сочинять только влюбленные девочки.

Конечно, для его светлости эти платонические отношения так и остались бы незамеченными, если бы Эвелин неожиданно не заинтересовалась египетской историей и раскопками в Долине царей, забросив журналы о моде и общественные обязанности, которые, казалось, до этого момента были смыслом ее жизни.

Союз между Картером и Карнарвоном и без того был колоссом на глиняных ногах. Картер презирал Карнарвона из-за денег, а тот, в свою очередь, пренебрегал археологом из-за бедности, о чем неоднократно говорил ему в лицо. Даже во время вышеупомянутого разговора о «мимолетных девичьих увлечениях», как выразился лорд Карнарвон, и о слишком большой разнице в возрасте, что Картер вынужден был признать, в целом речь шла о деньгах или, лучше сказать, об имуществе. Этой темы никак нельзя было избежать в солидном английском обществе.

Картеру не стоило питать напрасных надежд, ему это следовало знать. И археолог, как последний олух, извинился, будто совершил самую непростительную глупость в мире, и написал Эвелин прощальное письмо. Она должна была оценить ситуацию реально и признать, что они больше не могут видеться. Спустя день лорд вместе со своей дочерью уехал.