Лис и империя - Гарри Тертлдав

— Я сам не думал, — признался Джерин, — и был бы очень рад, если бы этого не произошло, уж поверь.

Элабонский тракт заметно расширился, вдалеке завиднелись вражеские войска.

— Но империя здесь, и нам придется иметь с ней дело.

— Клянусь богами, мы все же заставили их себя уважать, — сказал Вэн. — Эти зазнайки уже не мчатся к нам, как в прошлый раз. Тогда им казалось, что они смогут сломить нас и обратить в бегство, но мы этих вонючих сукиных сынов проучили.

— Да, — кивнул Джерин, не слишком довольный переменой в тактике неприятеля.

Ему бы хотелось, чтобы враги оставались невосприимчивыми к урокам. В этом случае с ними легче было бы иметь дело. Он покосился на чужеземца.

— Вы только послушайте, как наш храбрец отзывается об империи Элабон! Можно подумать, что он родился в северных землях и провел всю жизнь среди людей, привыкших ее поносить и мешать с грязью.

— Иди к черту, — ответил Вэн с достоинством. — Это война, и я на твоей стороне, поэтому все имперские для меня, разумеется, куча ублюдков. Если бы я воевал на их стороне, каждый северянин был бы для меня мерзким бунтовщиком. Вот. Разве это не разумно?

— Даже более чем разумно, — ответил Джерин.

Он наблюдал, как всадники Райвина, рассыпавшись влево и вправо, берут фланги неприятельской армии в клещи. Имперские не стали высылать колесницы, чтобы их сдержать. Этот урок они тоже усвоили. А вот чего они не усвоили, с возрастающей радостью отметил про себя Лис, так это того, что без заслонов оба крыла их непременно будут смяты.

Дагреф понял это одновременно с ним.

— Что это они, по-вашему, делают? — требовательно спросил он, словно школьный учитель, поглядывающий на нерадивых учеников.

— Они собираются проиграть эту битву, — сказал Вэн. — Пускай. Если кто-то думает, что меня это огорчает, то он полный болван.

Вэн принялся развивать свою мысль (Джерин знал, что это может длиться и длиться), но потом, удивленно хрюкнув, умолк.

Приблизившись к флангам имперской армии на расстояние полета стрелы, лошади вдруг стали падать.

— Это магия, отец? — спросил Дагреф.

— Не думаю, — ответил Лис. — Если хотите знать мое мнение, то я полагаю, что имперские с обеих сторон своих позиций разложили проволочные ежи. Ежи срабатывают против упряжек, так почему бы им не сработать и против лошадей-одиночек.

Некоторые конники Райвина прорвались сквозь преграду и принялись осыпать людей Элабонской империи стрелами. Но часть всадников не решилась двигаться дальше, а тем, кто все же решился, пришлось основательно замедлить ход. В результате предполагаемая разрушительная атака превратилась в серию жалящих мелких наскоков.

Увидев это, имперские воины разразились радостными криками. В их рядах заревели трубы. Теперь и они покатили вперед, ибо, стоя на месте, невозможно сдержать натиск мчащихся неприятельских колесниц.

Солдаты обеих армий кричали. Люди Джерина и Араджиса — нестройно, разрозненно, имперские — в свирепом единстве, так эффективно себя оказавшем еще в первом сражении. Полетели стрелы. Как всегда, первые выстрелы результата не возымели. Но расстояние между армиями быстро сокращалось. То там, то здесь люди начали вскрикивать, заржали лошади, из перевернутых колесниц на землю посыпались воины.

— Куда мне править, отец? — спросил Дагреф, когда Джерин, натянув тетиву, стал озираться в поисках первой мишени. — Король Араджис, кажется, не слишком-то следит за организацией боя, не так ли?

Сказанное сопровождалось неприкрыто презрительным фырканьем. Не успел Джерин ответить, как Вэн рассмеялся и сказал:

— То, что ты сын своего отца, испортило тебя, парень. Араджис предоставил нам достойное поле брани и хороший шанс на победу, если мы будем отчаянно драться. Я видел множество военачальников, которые умудрились дожить до старости и растолстеть, хотя гораздо меньше пеклись о своих людях.

Дагреф вновь фыркнул. У него были слишком высокие мерки, и он был слишком юн, чтобы понимать, с какими трудностями сталкивается большинство смертных, пытаясь сопоставить логику своих выкладок с реальным ходом вещей. Он подчеркнуто твердо сказал:

— Ты мне не ответил, отец.

— Правь туда, где увидишь доспехи получше или богато убранных лошадей, — сказал Лис. — Люди высокого ранга любят покрасоваться.

— Хо! — воскликнул Вэн.

Его бронзовые доспехи и шлем с пышным гребнем были, без сомнения, самыми выделяющимися на поле.

— Ты меня слышал.

Боевое облачение Джерина не было позолочено или даже отполировано. Кожу, покрытую бронзовыми чешуйками и местами истершуюся, пятнали заплаты. Но все это тем не менее обладало изрядной прочностью, а лошади, которыми правил Дагреф, низкорослые и грубошерстные, казалось, не ведали, что такое усталость. Их прародительницей была кобылка с долин Шанды, которую Вэн купил более двадцати лет назад по пути в Элабон, куда он направлялся вместе с Лисом и Элис. Кобылка уступала потомкам в размерах и стати, но лошади крепче нее Джерин еще не встречал.

Дагреф, послушный отцовской воле, указал на одного имперского малого: его доспехи, отливавшие позолотой, дополняла малиновая накидка, развевавшаяся у него за спиной. Джерин пустил стрелу. Офицер элабонской армии вскинул обе руки в воздух и вывалился из колесницы навзничь.

— Отличный выстрел! — вскричал Вэн.

Сам он не пользовался луком в бою, но на похвалы отменным стрелкам никогда не скупился.

Дагреф между тем направил лошадей к другому имперскому воину в щегольском облачении. Джерин выстрелил, но промахнулся. Каким бы хорошим стрелком он ни считался, как ни велик был его опыт стрельбы с вихляющейся колесницы, промахиваться все же ему доводилось чаще, чем попадать. Разочарованный, но не утративший боевого задора, он потянулся через плечо за очередной стрелой.

Хлоп! Вражеская стрела поразила левую лошадь в упряжке — прямо над левой передней ногой. Кобыла упала, словно подкошенная: видимо, стрела пронзила ей сердце. Ее падение помешало бегу соседки. Колесница накренилась, протряслась пару безумных мгновений на одном колесе и перевернулась, вывалив наземь весь свой экипаж.

Оказавшись в воздухе. Джерин услышал собственный крик. Ему и раньше приходилось вываливаться из колесниц. Он попытался свернуться в клубок, чтобы смягчить приземление, но все равно принявший его рыхлый грунт вдруг обрел твердость гранита. Шлем слетел с головы и откатился куда-то, правую сторону туловища, ударившуюся о почву, пронзила резкая боль. Но когда он с трудом попытался встать на ноги, ему это удалось. Значит, кости не сломаны. Это было уже кое-что… вернее, будет, если он проживет достаточно долго, чтобы оценить степень своей удачливости в бою.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});